Черный дембель. Часть 4 (СИ) - Федин Андрей - Страница 36

Уличную обувь я не снял. Шагнул вперёд, толкнул рукой дверь и заглянул в спальню. Свет из прихожей осветил стоящий на тонких деревянных ножках платяной шкаф и письменный стол. Я отметил, что их отделял от металлической кровати узкий (ведущий к зашторенному окну) застеленный пёстрой ковровой дорожкой проход. Я скользнул по кровати взглядом. Рауде я на ней не увидел. Хотя в прошлой жизни девчонки мне рассказывали, что Ларису перенесли именно сюда (перед тем, как прочие комсомолки ушли из квартиры Сельчика). Я заметил: покрывало и подушка на кровати смяты, будто на них кто-то всё же недавно лежал. Увидел аккуратно развешенную на деревянной спинке стула вязанную бежевую женскую кофту — точно такую же я видел сегодня в институте на Инге.

— Чёрный… — прошептал Кирилл.

Он решительно вскинул руку… но не договорил. Потому что в уборной зашумел сливной бачок унитаза. Мы с Киром одновременно повернули лица в направлении двери уборной (за которой шумно лилась вода) — дверь подалась нам навстречу, резко распахнулась. Свет из уборной проник в прихожую, стёр тени у моих ног. Навстречу мне и Кириллу решительно шагнул темноволосый, кареглазый парень — невысокий, но широкоплечий, наряженный в длинный (чуть ниже колен) тёмно-синий халат, украшенный золотистыми узорами. Я заметил, что не завязанный узкий пояс безвольно висел по бокам его халата. Свисал не только пояс. Мы с Кириллом опустили взгляды — невольно убедились, что трусы Веня Сельчик под халат сегодня не поддел (или же он снял их перед нашим приходом).

— Чёрный? — удивлённо произнёс Венчик.

Он остановился. Затаил дыхание. И даже пугливо отшатнулся при виде нас.

«Вот они минусы популярности: узнают даже голые мужики», — промелькнула у меня в голове мысль. Я с Венчиком тоже не поздоровался — я молча шагнул ему навстречу и вполсилы пробил «двоечку» (в лоб, в челюсть). Тут же подхватил обмякшее тело хозяина квартиры, помог ему осесть на землю; сберёг затылок главного комсомольца МехМашИна от встречи с порогом уборной. Неспешно убедился, что Веня не проглотил язык. Прислонил секретаря комсомольской организации спиной к стене (его подбородок уткнулся в воротник халата). Услышал, как у меня за спиной выругался мой младший брат (отметил, что такие яркие фразы Кирилл раньше при мне не произносил). Обернулся и заверил братишку, что «всё в порядке». Выпрямился, стёр о халат со своей ладони Венину слюну.

— Чёрный, ты с ума сошёл? — снова поинтересовался Кир. — Что ты творишь⁈

Он нервно закусил губу, сжал кулаки. Смотрел на меня исподлобья. Будто готовился к схватке.

— Сейчас и ты, малой, с ума сойдешь, — пообещал я.

Убедился: Венчик пока не очнулся. Оставил бесчувственного хозяина квартиры в шаге от двери в уборную, прошёл мимо застывшего посреди прихожей младшего брата. В уличной обуви я протопал по ковровой дорожке в освещённую всеми пятью лампами люстры гостиную. Окинул комнату взглядом.

Подумал: «Как интересно».

— Иди сюда, малой, — позвал я. — Только не разувайся.

В гостиной квартиры Сельчика помимо остаточного запаха женских духов чувствовался и винный душок. Шёл он не только от пустых бутылок, притаившихся под прикрытым тюлевой шторой окном. Но и со стороны стоявшего рядом с входом в комнату разложенного стола-книжки: на его белой скатерти я ещё из прихожей заметил не только грязную посуду и приборы, но и два пятна от пролитого на скатерть красного вина. Стол у входа в гостиную смотрелся неуместно (будто его сюда отодвинули, чтобы «не мешал»). Но он намекал, что недавно в этой комнате проходила вечеринка, в которой участвовали не меньше пяти человек (это я прикинул по числу стоявших на столешнице стеклянных бокалов на высоких ножках с отблеском золота на ободке).

Оклеенные полосатыми обоями стены, белый потолок, зелёная ковровая дорожка на полу (чуть смятая около стола). Невысокий сервант (с выставленным напоказ фарфоровым сервизом на шесть персон). Два книжных шкафа (с прогнувшимися под тяжестью книг полками). Тумбочка с причудливым телевизором «Ветер» (раньше я такие телевизоры видел только на картинках в интернете). Торшер с некогда белым (но теперь пожелтевшим) абажуром. Тумба, где словно на постаменте возвышался катушечный магнитофон «Маяк-001-стерео». Аквариум литров на пятьдесят с давно нечищеными стёклами (внутри которого суетились стайки гуппи, меченосцев и полосатых барбусов). Два кресла. Всё это я лишь мимолётно задел взглядом.

Чуть дольше я смотрел на установленный посреди комнаты алюминиевый треножник. Он удерживал на себе новенький на вид фотоаппарат «Зенит-ЕТ» с установленной на нём массивной фотовспышкой (от этой фотовспышки к розетке на стене тянулся тонкий местами закрученный шнур). Неподалёку от треноги я приметил журнальный столик с хрустальной пепельницей (в ней вместо окурков лежали две стандартные кассеты для фотоплёнки). Рядом с пепельницей громоздилась кучка одежды — женской. Поверх этой небрежно сложенной стопки, будто вишенка на торте, лежал бюстгальтер бежевого цвета (явно советского производства). При виде него в моей голове промелькнула мысль: «Какая гадость… эта ваша заливная рыба».

А вот при виде сидевшей на диване Инги Рауде я чувства брезгливости не испытал. Напротив, невольно залюбовался девицей. Как истинный ценитель женской красоты. Разглядывал свою подругу и замерший рядом со мной Кирилл. Он будто увидел Ингу впервые. Хотя… я скосил взгляд на брата (тот стоял с приоткрытым ртом и с широко распахнутыми глазами, едва дышал). Предположил: мой младший братишка действительно увидел Рауде в таком виде в первый раз (поэтому Кирилл и оцепенел от вдруг переполнивших его эмоций). Инга разместилась на диване в положении Фаулера (полусидя-полулёжа) с двумя большими подушками под спиной. Чуть свесила на бок голову. Из одежды я на ней увидел лишь очки с тёмными стёклами.

— Инга⁈ — выдохнул мой младший брат. — Что происходит⁈

Рауде ему не ответила. И даже не пошевелилась.

— А ты не видишь? — спросил я.

Шагнул к девице и снял с неё последний элемент одежды: очки.

— Спит твоя Инга, — сообщил я. — Не ори. Разбудишь соседей.

Кирилл шагнул к дивану, чуть склонился вперёд — он всмотрелся в лицо Рауде, будто заподозрил, что та лишь изображала спящую.

— Спит?

— Конечно, спит, — сказал я. — Разве не понятно? Широва тебя не обманула. Инга действительно уснула. Или ты подумал, что она тут для «Плейбоя» позировала?

— Но…

Кирилл посмотрел на меня.

— … Почему она…

Лицо моего младшего брата исказилось гримасой. Будто от боли. Я подумал, что вот так же и я выглядел тогда, одиннадцатого октября тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года — в прошлой жизни. Когда услышал рассказ Лары Шировой.

Кирилл рыкнул, взмахнул руками и рванул к выходу из комнаты. Врезался бедром в край стола. С приглушённым тканью звоном упали на столешницу хрустальные бокалы, пролили на белую скатерть собравшиеся на их дне капли красной жидкости.

Один из бокалов свалился на пол, ковровая дорожка смягчила его падение. Бокал откатился к дивану — я перешагнул через него, когда дёрнулся вдогонку брату. Заметил, как Кир схватил со стола нож — кухонный, с длинным клинком из нержавеющей стали.

Я догнал младшего брата лишь потому, что предвидел его реакцию. Схватил Кирилла за правое плечо и дёрнул назад — Кир развернулся, ударился плечом о дверь. На секунду мы замерли у порога комнаты; острие ножа смотрело на мой живот.

Я схватил брата за запястье и приказал:

— Брось нож!

— Я убью его!

Кирилл дёрнулся, но не высвободил из моего захвата руку.

— Брось, я сказал!

— Убью! — прорычал мне в лицо Кирилл, забрызгал мои глаза слюной.

Я вывернул брату руку — пару секунд тот не чувствовал боли. Но потом он снова зарычал (я услышал в его голосе нотки гнева, разочарования и обиды). Кир разжал пальцы — нож с глухим стуком приземлился на пол рядом с порогом.

Я всем своим весом навалился на брата и прошипел: