Шипы похоти (ЛП) - Уиннерс Ева - Страница 4

Теперь пришло время после тебя.

Я никогда не рассчитывал на тебя. Я никогда не буду готов пережить время после тебя.

«За тобой не должно было быть никаких преследований», — прошептала я, глядя на свое отражение в зеркале. Две недели без него показались вечностью. Мои пальцы дрожали, когда я потянулась за телефоном, лежащим на маленькой тумбочке.

Мне так и не удалось попрощаться. Мне так и не удалось попрощаться. Мне так и не удалось попрощаться.

Слова воспроизводятся на повторе. Моё сердце колотилось в груди в болезненном ударе. Я посмотрел на свой телефон, время смотрело на меня. Раньше время было так важно. Теперь это ничего не значило. Этого было слишком много.

Я положила телефон на стол, но глаза не отрывала от него. Я хотел попрощаться. Мне нужно было услышать его голос. Еще один раз. Я снова взял трубку и набрал его номер. Мои пальцы медленно скользили по клавиатуре телефона, нажимая цифры, обозначающие номер моего мужа.

Его имя появилось на экране вместе с фотографией нашего первого совместного мероприятия в Логове Греха. Должно быть, я сошла с ума, потому что совершенно забыла, что могла бы просто найти имя Адриана, чтобы позвонить ему.

Звонок прошел, и при первом же звонке я задержала дыхание. Затем второй. На третьем он взял трубку.

«Это Адриан. Меня нет рядом. Оставьте сообщение, и я вам перезвоню».

Тот же голос. Такие же легкие нотки и в его речи. «Его голосовая почта не знает, что он мертв» , — подумала я со сдавленным рыданием. Если бы я сейчас начал плакать, я бы сломался. Мне пришлось держать это вместе.

Не время плакать , девиз моих братьев.

Голосовое сообщение закончилось. И, как жадный до наказания, я снова набрал его номер. Я прослушивал голосовое сообщение снова и снова. Каждый раз, когда звонил телефон, я задерживала дыхание, ожидая, что Адриан поднимет трубку. Несмотря ни на что, я надеялся, что он возьмет трубку.

Я не знала, сколько раз прослушивала его голосовую почту, прежде чем наконец положила трубку.

Психолог в больнице рассказал мне, что существует пять стадий горя. Я все еще отрицал это. Мой мозг не смог осознать смерть моего мужа. Онемение и боль — это все, что я чувствовал. Но даже не физическая боль по сравнению с той болью, которую я чувствовал глубоко в груди. Боль, из-за которой было больно дышать.

Я уставился на свое отражение. Мое тело, казалось, было в лучшей форме, чем сердце.

На моем предплечье был порез. Мое плечо медленно, но верно заживало. На моей щеке была рана. Мой левый глаз был синяком фиолетового цвета. Моя одежда скрывала синяки и порезы по всему телу.

Две недели. Автокатастрофа. Жизнь навсегда изменилась.

Мои братья искали информацию, чтобы выяснить, что именно произошло в тот день. Они взломали городскую систему наблюдения, но ничего не нашли. Они допросили персонал больницы, чтобы выяснить, кто меня привез. Кто меня спас? Тем не менее, они продолжали натыкаться на блокпосты.

Они ничему не научились. Только то, что Адриан погиб в результате взрыва.

От него ничего не осталось. Взрыв. Его тело сгорело дотла. Вместе со своей жизнью. Мои воспоминания. Как я выжил? Я вспомнил, как внедорожник врезался в заднюю часть машины Адриана. Я вспомнил, как наша машина летела по воздуху. Роллинг. Роллинг. Роллинг.

Крики и боль. Затем пусто. Ничего. Просто тьма.

За исключением кошмаров, которые приходили, когда я спал, что случалось не так уж и часто. Я ненавидел кошмары.

Я проглотил комок в горле. Сосредоточиться на хорошем. Так сказал терапевт. Сосредоточиться на хорошем. Я выжил. Может быть, просто может быть, я смогу получить то, о чем просил. Мой собственный ребенок.

Моя дрожащая рука зависла над плоским животом. Может быть, Бог дарует мне эту маленькую милость и не оставит меня в покое. У меня задержались месячные. Опоздание на целую неделю.

Я никогда не опаздывал. Должно быть, это так. Я была беременна; Я был в этом уверен.

Время было неудачное. Но благословение будет приветствоваться. Что-то от Адриана, которое я буду хранить в своем сердце и со мной. Мне бы это понравилось достаточно для нас обоих. Наш ребенок ни в чем не нуждался. По мне прокатилась дрожь, и боль сдавила горло.

Я судорожно вздохнул, пытаясь держать себя в руках.

— Пожалуйста, — прошептала я в пустую комнату. К моему отражению. Всем, кто слушал. — Только не оставляй меня одного.

Мой голос дрогнул, пустой пентхаус пугал. Каждый малейший звук эхом проносился сквозь него. Когда Адриан был здесь, вокруг всегда был шум, даже когда его не было рядом. Его гаджеты и компьютеры пищат. Теперь это было ничего. Просто гробовая тишина, отражающая смерть в моей душе.

Я вытерла слезу со щеки. Если бы я начал плакать, мне было бы трудно остановиться. «Не время для слез» , — прошептал голос Василия, когда я была маленькой девочкой. Ты николаев.

Был ли я? Я взяла фамилию Адриана, так что, возможно, это уже не в счет.

Приближался конец года и обещал одиночество. Слезы. Тупая боль где-то глубоко внутри, куда я не осмеливался зайти. Комок в горле становился все больше и больше, пока дыхательные пути не закупорились. Задняя часть моих глаз горела. Мой нос покраснел. Боль нарастала в моих легких, пока не задохнулась.

Я чувствовал себя одиноким. Я был один.

Боль была свежа, но что-то глубоко внутри меня притупилось. Острая, колющая агония в моей груди стала постоянным спутником.

«Ребёнок облегчит это» , — в отчаянии подумала я. Конечно, если бы Бог существовал, он бы дал мне это.

Впервые я молился. Я закрыл глаза и помолился. Для ребенка. Для внутреннего покоя. Чтобы боль ушла. И все это время горячие слезы жгли мне глаза.

«Татьяна». Голос моего брата разнесся в воздухе, и мои глаза резко открылись, чтобы встретиться с его глазами в зеркале. Самые холодные глаза. Самые разбитые глаза. До не давнего времени.

Алексей.

Самый сломанный из нас. Хотя жена залечила ему раны. Он даже иногда улыбался. Если он мог исцелить, то и я смогу.

Верно? Тогда почему я чувствовал себя таким безнадежным?

"Вы готовы?"

Я поднял бровь, мои губы изогнулись в горькой улыбке. «Готова ли я похоронить несуществующее тело мужа?» Мои легкие были сдавлены. Мой голос звучал кисло. Я возмущался его счастьем. Меня возмущало счастье Василия. Я чертовски обижался на всех. «Конечно, я родился готовым к этому. Я ведь николаевец».

Я должен был знать, что в нашем мире всегда что-то идет не так. Всегда кто-то умирал. Отец умер. Жизнь Алексея превратилась в ад из-за моей матери. Месть была постоянной темой в этой жизни, независимо от того, была она мафией или нет. Кто-то добрался до Адриана. Это и стало причиной автомобильной погони. Так и должно быть.

Вопрос был в том, почему?

«Ты сейчас ненавидишь мир». Голос Алексея вытащил меня из тумана неизвестности.

— Я не… — Я оборвал себя. Не было смысла отрицать это. Я ненавидел мир. Меня бесило то, что я мало что мог вспомнить из той ночи, и у меня остался миллион вопросов. Меня бесило то, что последние слова Адриана, которые я помню, были сказаны в гневе.

Горький смех сорвался с моих губ, почти истерический. Мое будущее умерло той ночью.

Взгляд Алексея, бледно-голубой, как и мой, был тяжелым и темным, приковывая меня к месту, а сердце мое содрогнулось.

— Он оказался не так хорош для тебя, как мы надеялись, — сказал он холодным голосом, посылая в меня шоковую волну. "Уже нет."

Наши взгляды встретились. Мои брови нахмурились. Зачем ему это говорить?

Тени в его глазах танцевали и угрожали. Он выдержал мой взгляд, как будто ждал. Хотя чего ждал?

«Алексей, ты что-то знаешь». Это был не вопрос. Мой голос дрожал сильнее, чем мои руки. Кислород не смог проникнуть в мои легкие. Кровь начала жужжать в ушах. Эмоции кружились, как торнадо, угрожающие и темные. Одно неверное движение, и оно поглотит меня целиком. — Расскажи мне, — прохрипел я.