Столичный доктор. Том IV (СИ) - Линник Сергей - Страница 52

— Я пойду тогда, — проблеял завлаб, когда прозвучало последнее отеческое напутствие. — Работать и устранять недостатки.

— А банкет? — вдруг почти ласково спросил Склифосовский. — Работу вы проделали большую, жаль, не до конца. Но от участия в обеде это не освобождает.

На банкете Павел Александрович не задержался. Произнес первый тост, поздравил еще раз с великим для университета делом, и отбыл.

Власть сразу захватил Некрасов. Математик и философ — самое то для тоста продолжительностью минут на двадцать. Как фужер у него в руке выдержал — не знаю даже. Про роль математики, как главной царицы наук. К концу его спича я уже не знал куда себя деть. Люди собрались выпить и закусить, а не слушать всякую ахинею. Вот прямо злость взяла. Можно ведь по делу, а не растекаться мыслью как на лекциях.

Потом, правда, выступающие были покороче, дольше трех минут никто не славословил. Я понимаю тех, кто в подчинении у ректора — приходится прогибаться. Но я ведь не из таких. Да, альма-матер, дорожу и горжусь причастностью к такому учебному заведению. И звание экстраординарного профессора душу греет. Но вот подхалимаж — не мое.

Короче, я всё заводился. И спиртное, конечно, свое воздействие оказывало, хотя пил в меру и закусывал более чем достаточно. Возможно, плохие новости от Склифосовского тоже огоньку добавили. Короче, когда прозвучало «Слово предоставляется Евгению Александровичу Баталову», я был готов. Кстати, титул они намеренно пропустили? Должиков университет уведомлял, помню хорошо.

Я наполнил бокал, поднялся со своего места, и обвел взглядом собравшихся в зале. Кто-то на меня смотрел, другие тихо переговаривались между собой. Ждали повторения неоднократно перед этим сказанного. Много ли оригинальности в поздравительных речах?

— Уважаемые дамы и господа, меценаты и коллеги. Я стою перед вами с чувством глубокого уважения и благодарности за возможность выступить на этом торжественном мероприятии. Сегодня мы собрались, чтобы отпраздновать не только основание новых институтов, открытие клиник университета — это, безусловно, важно и необходимо. Но я чувствую, что не могу ограничиться только приветствиями и восхвалениями. Так как я медик, то поговорю о своей науке. Долг каждого врача — говорить правду, даже если она горька и неудобна.

Местами слушатели оживились. А как же, дело пахнет скандалом, это не на каждом банкете случается. Да еще и не банальный мордобой, а выдача правды-матки в чистом виде. У нас такое любят. Будет о чем потрепаться с коллегами, «а потом Баталов им выдал…».

— Мы стоим на краю пропасти, господа! — продолжил я. — В то время как мы здесь пируем, в глубинке нашей необъятной империи свирепствуют эпидемии. Холера, тиф, дифтерия — вот истинные правители деревень и уездных городов! А что мы делаем? Открываем новые факультеты в столицах, где и без того достаточно врачей, в то время как в провинции на десятки верст нет не то что лекаря, но даже и простого фельдшера! О каком прогрессе можно говорить? Я недавно из Тамбова, зашел там в аптеку и что же? Совершенно спокойно продается детская микстура от кашля, в состав которой входят кокаин с героином. Да-да, господа, мы травим наших детей наркотиками, и это считается нормальным!

Ну всё, теперь я захватил общее внимание, никто не звенел вилками и не рассказывал свежий анекдот соседу.

— А вот еще один образчик нашего «прогресса»! — я достал из кармана медный медальон на простой веревочке. — Это амулет, якобы заговоренный от всех болезней. Я купил его, вы не поверите — в университетской аптеке! В храме науки торгуют шарлатанскими побрякушками! И это в конце девятнадцатого века, когда весь цивилизованный мир движется вперед семимильными шагами!

Те, кто помоложе, смотрели на меня с явным одобрением. Кучка прихлебателей возле ректора покраснели, а сам Некрасов аж дернул и распустил галстук. Как же, кто-то посмел сказать не то. Меня уже было не остановить.

— Мы говорим об открытии новых институтов, но кого мы будем там учить? Тех, кто верит в силу заговоров? Или тех, кто будет прописывать младенцам кокаин? Нет, господа, нам нужно не новые здания строить, а менять саму систему медицинского образования и здравоохранения в стране!

Посмотрите правде в глаза — наши больницы переполнены, врачей не хватает, а те, что есть, зачастую не имеют должной квалификации. Мы теряем тысячи жизней ежегодно из-за банального невежества и отсутствия элементарной гигиены!

В банкетном зале повисла полная, оглушающая тишина.

Я добавил огонька, призвал бороться с шарлатанами и пересмотреть систему здравоохранения в целом. К счастью, на баррикады не звал. Ума хватило. А ругать университетское начальство у нас не возбраняется. Но Павлу Алексеевичу это сильно не понравилось. Стоило мне произнести здравицу за новую медицину, поддержанную далеко не всеми, как ректор поспешил ко мне. Даже не дождался, когда можно будет претензии в более узком круге предъявить.

— Что вы себе позволяете, господин Баталов? — пока Некрасов до меня добрался, уже успел слегка взопреть и в капельках пота у него на лбу красиво преломлялся свет от ламп. — Думаете, вы настолько непогрешимы, что можете своей выходкой омрачить всем праздник? Это вместо благодарности за то, что университет для вас сделал⁈

— А что он для меня сделал⁈ — я тоже перешел на повышенный тон — Дайте, припомню вашу помощь. Когда я лежал, прикованный к постели и не было денег даже на оплату жилья, вашими стараниями меня выперли с работы. Студенты и преподаватели сдавали кто сколько сможет, чтобы я мог купить себе еды. Вашей фамилии в том списке жертвователей не припомню. Как и фамилий кого-либо из администрации университета. Так что не стоит рассказывать о том, чего не было!

— Да как вы смеете⁈

— Ваше сиятельство, — тихо и спокойно добавил я.

— Что⁈

— При обращении ко мне надо добавлять «ваше сиятельство». Уведомление об обретении мной титула князя было отправлено в университет в надлежащем порядке. Или вам наплевать на волю Его Императорского величества?

Смешно потрясая бородой, Некрасов попятился прочь.

По дороге домой Славка воспел мне «осанну». Непосредственно в карете. Правил в этот раз сам Жиган, ожидавший окончания банкета, так что лишних ушей не было — Антонов не стеснялся прославлять меня в полный голос. Даже прохожие оборачивались. Особенно на перекрестках.

Сил все это комментировать уже не было, я первым выскочил наружу, стоило нам въехать во двор клиники.

— Слава, все завтра! Сегодня меня хватит только на то, чтобы принять ванну и лечь спать.

— Евгений Александрович, вы просто пророчествовали и жгли глаголом. В газетах! Я уверен, что все будет в утренних газетах.

А я вот в этом не был уверен. Просто потому, что в стране никто не отменял цензуру. А я замахнулся, хоть и на небольшой, но столп. Качнул, понимаешь, посконные медицинские скрепы…

В сон я провалился, будто в черный омут. И тут же вынырнул обратно. Разбудил меня жуткий крик, который очень быстро перешел в стоны. Накинув халат, я выскочил в коридор. В его конце, в северном крыле я увидел человека в брюках, сорочке, который почему-то полз вдоль стенки. Причем делал это весьма странно — на боку, какими-то дергаными движениями. Горела всего одна керосиновая лампа, едва разгоняя тьму. Я подбежал к нему, попутно поскользнувшись в какой-то луже и с трудом удержав равновесие.

— Что случилось?

Из соседней комнаты, выглянула одетая в белую ночнушку Авдотья. И тут же завизжала — мужчина на полу повернул голову, и мы увидели, что это Винокуров, который зажимает руками живот. След, который за ним тянулся, оказался кровью. И что еще бросилось в глаза — бледное лицо, скорчившееся в судороге.

— Александр Николаевич⁉ — я упал на колени перед Винокуровым, силой раскрыл руки. Три ножевых. Одним ударом вскрыли живот — вон видны кишки, которые зажимал доктор — и еще две раны в груди. Из них хлещет кровь.