Столичный доктор. Том IV (СИ) - Линник Сергей - Страница 31

— Но я не умею играть в теннис!

В своей «прошлой» жизни я был в основном по футболу. Мог изобразить в баскет. Но теннис?

— Так даже лучше. Его Императорское величество любит учить начинающих, — флигель-адъютант заложил в нос табак, чихнул, прикрывшись платком.

Наутро карета мчала меня по петербургскому тракту к парадным воротам Царскосельской резиденции. Уже знакомый адъютант сначала проводил меня в жилое крыло дворца переодеться, потом отвел к корту, расположенному среди высоких деревьев, что давали приятную тень. Царь уже был там, в белом теннисном костюме, с ракеткой в руке. Он выглядел расслабленным и дружелюбным.

— Добро пожаловать, рад видеть вас, — поприветствовал меня Николай II. — Надеюсь, вы готовы к игре?

— Честно говоря, Ваше Императорское величество, я никогда не играл в теннис, — признался я, чувствуя легкое смущение.

Царь улыбнулся, подкинул мячик, ударил по нему ракеткой: — Не волнуйтесь, я с удовольствием научу вас. Это замечательная игра, вы быстро освоитесь.

Собственно, так все и произошло. Первый урок начался с простых движений. Николай объяснил мне основные правила и показал, как держать ракетку. Он был терпеливым учителем, медленно демонстрировал всю технику, помогая освоиться с каждым ударом. Мы начали с простых подач и приемов. Мои первые попытки были неуклюжими, мяч часто улетал за пределы корта или попадал в сетку, но царь каждый раз подбадривал меня, и я постепенно начал чувствовать себя увереннее.

В какой-то момент, когда мы были возле сетки, у корта появился фотограф. Он поклонился нам, начал расставлять фотоаппарат на треноге. И тут-то я все понял. У меня будет снимок, как я играю с царем! Повешу его в приёмной клиники — и все, жизнь удалась. Рядом можно разместить фотографии с Великими князьями… Кто после такого посмеет тронуть или даже неправильно посмотреть в мою сторону? Нет таких в стране!

Щелкнула магниевая вспышка, потом еще одна. Фотограф делал снимки, как в процессе игры, так и парный, когда мы встали по обе стороны сетки.

В перерыве Николай похвалил меня за быстрый прогресс с учебой, спросил — нравится ли мне играть в теннис?

— Очень, ваше величество! — ничуть не кривя душой, ответил я. — Только способ подсчета очков странный.

Государь приветливо рассмеялся:

— О, это особая тонкость лаун-тенниса! Очки именуются по расположению минутной стрелки на циферблате — 15, 30 и так далее. Смотрите, первый розыгрыш — она показывает 15 минут или «четверть часа». Следующий выигрыш — 30 минут, или «половина часа». Затем «три четверти часа» и, наконец, полный час или «игра»! Своего рода условный циферблат!

— Ах вот оно что! — прояснилось у меня в голове. — Странноватая, но любопытная система!

— Да, согласен, — кивнул Николай. — Я и сам поначалу сильно удивлялся, когда учился теннису несколько лет назад в Англии. Но привык, и теперь она кажется мне весьма колоритной.

Я вроде слышал альтернативную историю происхождения системы подсчета очков, от какой-то средневековой французской игры, но начальство всегда знает более правильную версию.

Мы разговорились, и оказалось, что царь увлекся игрой еще в ранней юности, во время визитов в Британию. Там местные учителя и привили ему любовь к большому теннису — со всеми этими правилами подачи, с замысловатой системой геймов и сетов.

Партия тем временем возобновилась, и я уже не так путался при счете очков, геймов, даже самых сложных элементов, вроде подач. Хотя, разумеется, мой именитый оппонент заметно превосходил в мастерстве, регулярно обыгрывая. Чем явно был очень доволен.

После почти часа увлекательной борьбы на корте, небо в Северной Пальмире нахмурилось, из набежавших тучек начал моросить мелкий питерский дождик. Пришлось прерваться.

— Что же… Надеюсь, это не последний наш матч, — Николай демократично пожал мне руку. — Я распорядился выписать на вас постоянную литеру во дворец.

А вот это даже покруче совместной фотографии будет!

Гамачеки уехали на третий день после помолвки. Грегор притих. Никаких заходов в стиле: «Я сказал, значит, так и будет» не слышал ни разу. Мы с Агнесс прогулялись по городу, совсем без эксцессов. Императрицы под ноги не бросались, товарищи министра за рукав не хватали. Нас даже попытались обсчитать в пафосной кофейне на Невском. Но девушку что-то тревожило. Я начал допытываться — никакого ответа. Показалось тебе, дорогой. С одной стороны — не хочет говорить, и не надо. Возможно, мое участие не предусмотрено. У дам такое бывает. С другой, жить вдвоём — значит вместе решать проблемы, которых не возникло бы, если бы вы не начали жить вместе. Не я сказал, но слова хорошие. Их я невесте и повторил.

— Понимаешь, — решилась все-таки признаться мне Агнесс — Я к такой жизни не готовилась.

— Какой такой? — уточнил я

— Высшего общества. Все эти дворцы, балы…

— Ты знаешь, я тоже!

Пришлось ради успокоения везти невесту к себе домой, показывать «хоромы», где будет жить в будущем Агнесс. Пусть и небольшая, в пять комнат квартира, успокоила девушку. Она даже оценивающим взглядом пробежалась по шторам, обивке мебели. Еще больше ее «расслабила» клиника внизу дома — тут я устроил натуральную экскурсию. Представил девушку персоналу, Романовскому…

После этого мы пообедали вместе в соседнем ресторане и определились с датой свадьбы. Не могу сказать, что это оказалось простым делом. Слишком много переменных. Осенью есть большой промежуток между православными постами, но у Гамачека в это время какие-то крупные ярмарки, которые никак нельзя пропустить. За месяц до Рождества у католиков адвенты, у православных — соответствующий пост. По окончании которого до самых Святок никаких свадеб не играют. В итоге сошлись на тридцать первом января следующего, девяносто седьмого года. Осталось подождать жалких шесть месяцев, и всё закончится. Или начнется, с какой стороны посмотреть.

Естественно, на вокзал я Гамачеков провожал. Как без этого? У них впереди долгая дорога — Варшава, потом Берлин, и только оттуда домой, в Вюрцбург.

Кузьма тащил корзину всякой снеди долгосрочного хранения, чтобы невеста с тестюшкой будущим не почувствовали голода ни на секунду. У меня руки были свободными, потому как букет алых роз я вручил Агнесс. Да, я знаю, что невесте надо дарить белые, ибо непорочность и чистота. Но мне нравятся алые. Не цвета венозной крови или печенки на разрезе, а посветлее. И мне по барабану, что они там символизируют.

Агнесс выглядела бледной, как будто всю ночь не спала, о чем-то размышляла.

Герр Гамачек проявил деликатность, ушел в купе. Я посмотрел на часы — до отправления поезда времени еще было достаточно, отчего бы и не пообщаться. Похоже остались какие-то недоговоренности.

Агнесс в тревоге мяла платочек, потом не выдержала, тяжело вздохнула:

— У меня состоялся сложный разговор с отцом. Пожалуйста! Не перебивай.

Я повернулся к Кузьме, который стал в трех шагах, даже корзину на землю поставил, скомандовал:

— Что застрял⁈ Иди к вагону.

Мы остались вдвоем.

— Так вот. Отец мне повторил ровно то, что я тебе сказала вчера. Когда мы познакомились, ты был простым врачом из России с немного смешным именем. Да, чуть-чуть знаменитым, но я подумала — ничего, появятся новые открытия у других, и слава нам не будет мешать. Приехала, и оказалось, что тебя знают министры, а императрица разговаривает со мной ради того, чтобы ты вылечил ее подругу.

— Ты ошибаешься. Она просто проявила вежливость.

— Не перебивай, пожалуйста! И это торжество… Дворец, Великие князья, сестра герцога Гессенского ведет меня есть мороженое и берет адрес, чтобы вступить в переписку. Тебе дали орден! Прямо на помолвке! На следующий день ты играешь в теннис с императором! И я испугалась. Отец тоже. Мы же не князья и даже не дворянского рода.

Агнесс перевела дух, собираясь продолжить. Да уж, накипело у девчонки. А вот это обстоятельство с адресом для дружеской переписки для меня совсем новость. Ничего так ее взяли в оборот…