Вернуть Боярство 14 (СИ) - Мамаев Максим - Страница 33

Не знаю, как так вышло, но враги, вместо того, что бы организованно отступить или перегруппироваться, собрав силы воедино и выступив единым фронтом, накатывал на нас волнами. Причем отдельными отрядами — нежить, демоны и люди почти не смешивались воедино. Это удивляло, но весьма меня радовало — действуй они совместно и прикрывай слабости друг друга, пришлось бы туго.

Я убил уже четырех противников седьмого ранга и почти два десятка шестого. Пятого и ниже даже не считал — слишком много. А ещё я не раз прибегал к площадной магии, выжигая врагов сотнями, неоднократно вступал, экономя силы, в ближнюю схватку с целыми толпами врагов на тех участках, где оборона начинала давать трещину, командовал войсками, следил за обстановкой в целом и занимался ещё кучей всего, выполняя роль то командира, то простого бойца. И первое было куда сложнее второго — слишком разношерстными были отряды под моей рукой. Офицеры и подразделения не знали друг друга, не имели опыта совместных боев, не проходили боевого слаживания, могли сильно различаться по силе и возможностям (и об этих различиях я, впервые ведущий их в бой, узнавал только здесь и сейчас, на практике), иногда даже мешая друг другу, частенько не выполняя приказы или выполняя их лишь частично, так как их командиры имели свое, расходящееся с моим мнение о том, как и что им делать… Правда, последнее я решил достаточно быстро — в краткий перерыв между волнами врагов я ухватил за шею упрямого барана, отказавшегося отвести гвардейцев своего Рода на перегруппировку и оставшегося на месте, бравируя своей «доблестью» и «храбростью»… В результате чего почти половина из пятисот гвардейцев и шести десятков чародеев разных рангов оказалась перемолота следующей атакой — на них вышло четверо опытных некромантов в ранге Старших Магистров, возглавляющих полуторатысячный отряд нежити, тоже, замечу, не слабой. Против троих Магистров с нашей стороны. Младших Магистров…

Их спасло лишь моё личное вмешательство. Я и семеро Старших Магистров, с которыми мы собирались ударить совсем в другом месте, вынуждены были потратить время и силы на помощь попавшим в переплет союзникам. Отчего погибло немало бойцов и магов на другом участке сражения. Воинов, честно следовавших приказам и выполнявших свой долг, которых мы могли спасти, не будь вынуждены отвлечься…

— Каждого тупорылого м**ак, что рискнет нарушить или проигнорировать мой приказ, я покараю лично! — проорал я тогда. — По законам военного времени, без суда и следствия, сразу на месте!

Хрипящий и дергающийся в моей руке пожилой уже чародей, единственный уцелевший Младший Магистр и заодно Глава неудачливого Рода, тщетно пытался разжать стальные тиски моих пальцев. В глазах застыл ужас, истощенная аура трепетала, как листья на ветру, губы бессильно пытались вымолвить хоть слово — чародей прекрасно видел моё бешенство, ощущал на себе всю ярость, что заставляла бушевать и выплескиваться в окружающий мир мою ауру… Пытался, но я не собирался ничего слушать, ибо уже принял решение. Он был не единственным, кто нарушил мой приказ, но именно ему не повезло стать козлом отпущения и показательным примером для остальных. Хотя, объективности ради, стоило отметить — именно его проступок привел к наибольшим напрасным потерям.

Я постарался, с помощью магии, сделать так, что бы меня видели и слышали все на несколько десятков километров вокруг. Гвардейцы, мои и чужие, артиллеристы, операторы големов, экипажи кораблей нашей эскадры — в эти недолгие минуты отдыха и спокойствия между отражением одной атаки и началом следующей, все они сосредоточенно глядели в небеса и внимали. Все, кроме, пожалуй, лекарей — у этих мужчин и женщин, выбравших нелегкую стезю армейских целителей, в такие минуты спокойствия работы становилось даже больше, чем во время боя. Ибо именно в эти моменты к ним доставляли всех тех, кого просто не могли в горячке боя…

Пожилой Младший Магистр, чьего имени я так и не удосужился узнать, вспыхнул в моей руке, подобно пропитанному специальной алхимической смесью факелу. Жуткие вопли сгорающего заживо чародея были слышны даже сквозь грохот и рев сражения, бушующего на остальных участках фронта. Чародей пятого ранга — существо довольно живучее, и даже в магическом пламени он не умер мгновенно. Ведь я не использовал полноценные атакующие чары хотя бы его ранга, а именно что сжигал провинившегося. Организм, душа и сам магический дар проштрафившегося аристократа отчаянно боролись за жизнь, отказываясь умирать — но силы были слишком неравны.

Он кричал. Страшно, с надрывом, так, что от нас расходились едва заметные акустические волны — сошедшая с ума магия умирающего выплескивалась даже через его крик. От его крика стыла кровь в жилах, пробирая многих даже среди насмотревшихся за время войны на боль и смерть воинов. Смерть в бою обычно приходит быстро — боевая магия, клыки, когти и оружие тварей, если настигали своих жертв, пробив или обойдя защиту, чаще всего убивали наповал. А если и обходились раной, то пострадавший, если его не затопчут в свалке и не добьют, всегда мог использовать магию или алхимию, дабы облегчить мучения до прихода целителей…

Сейчас был не тот случай. Покорный моей воле огонь убивал свою жертву медленно и мучительно, так, что бы те, кому предназначалось это зрелище, вынесли правильный урок. Что бы могли отчетливо представить себя на месте казнимого и содрогнуться от страха…

Агония продлилась почти сорок секунд — а затем я и сам не выдержал происходящего и резко усилил пламя, мгновенно обратив чародея в разлетающийся на ночном ветру прах.

— Надеюсь, мне больше не придется сегодня прибегать к подобным мерам, — мрачно добавил я. — Но можете не сомневаться — если придется повторить, моя рука не дрогнет. Я готов.

За то, что я сделал, меня позже ждут последствия, причем серьезные. Вот так, без суда и следствия, показательно прикончить Главу пусть далеко не самого крупного, но дворянского Рода — это уже перебор. Да, формально я в своем праве — он проигнорировал указ командующего во время сражения, что привело жертвам среди бойцов и подвергло риску вообще всё наше задание. И будь он рядовым аристократом, да даже Старейшиной Рода — проблем бы не было. Но Главы и Наследники Родов — это всё же несколько иное, с ними так не поступать не принято. Да и необходимость смертного приговора оспорить можно при желании… Не говоря уж о том, что друзья и союзники убитого Главы теперь точно затаят на меня злобу, как и весь его Род в целом. Лично мне они проблем создать не способны, но вот мешать моим начинаниям в этой губернии, вставляя палки в колеса моим людям — вполне себе.

— Не слишком ли жестоко, господин? — осторожно, с боязливой уважительностью поинтересовалась одна из Старших Магистров, стоило мне вернуться на своё место в тылу. — Как бы боевой дух воинов после такого не упал…

— Я не могу, отдавая приказ, каждый раз переживать, выполнят ли его или нет, — спокойно, но жестко ответил я. — Одна ошибка, один очередной осел, решивший что он умнее всех и поступающий по своему — и все может рухнуть. И тогда вместо одной паршивой овцы погибнут тысячи честно выполнявших свой долг воинов. И времени на более гуманные методы внушения и восстановления дисциплины у нас нет. Пусть боятся меня, пусть ненавидят, пусть проклинают — плевать, лишь бы делали, что им говорят. Расслабились, смотрю, некоторые, за несколько месяцев спокойствия…

Не стоит своевольным аристократам обманываться на мой счет — несмотря на молодость, я действительно готов карать и жечь безо всякой пощады даже своих, взяв на себя неприглядную роль палача. С некоторой иронией я понял, почему мне достались именно дворяне с их гвардиями — генерал-аншеф в очередной раз проявил мудрость, отдав самых своевольных и гордых под начало того, кто способен заставить их повиноваться. Мерзко и неприятно вот так убивать своих — но лидер на то и лидер, что бы уметь принимать и претворять в жизнь непопулярные решения. Если надо будет, я хоть десяток, да хоть три десятка подобных идиотов сожгу, лишь бы добиться должной дисциплины и повиновения. Ибо на другой чаше весов — жизни сотен и тысяч тех, стоит со мной на этом поле боя и идет в бой под моим командованием. Не только лично моих гвардейцев, но и вообще всех тех, кто прорвался через эту треклятую циньскую стену и встал стеной, оплачивая своей кровью шанс на победу русского оружия.