Сын маминой подруги (СИ) - Волкова Дарья - Страница 11

В доме Захара не горел свет, только новогодняя гирлянда мерцала на окне. Захар помог Ульяне снять верхнюю одежду. Уля покосилась на мигающую гирлянду, и ее охватило ощущение какого-то настоящего новогоднего чуда. Как в детстве.

— Погоди, — прошептал Захар. Его шепот в пустом доме почему-то очень соответствовал этой удивительной атмосфере новогоднего чуда. Захар выпустил ее руку, прошел к холодильнику, достал оттуда еще одну бутылку шампанского, а потом снова взял Ульяну за руку и повел к добротной деревянной лестнице.

Мансарда оказалась небольшой, и почти все ее пространство занимала большая кровать. На окне так же мерцала гирлянда, а на прикроватной тумбочке стояла пара высоких тонких бокалов и блюдо с фруктами. Захар поставил бутылку на тумбочку, а потом взял что-то с кровати и протянул Ульяне.

— С Новым годом.

Это были носки, толстые длинные мягкие носки с оленями, снежинками и елками, все в красно-бело-зеленых тонах. И немного коричневого.

— А я.. — Уля растерянно смотрела на носки. — А я не приготовила тебе новогодний подарок.

— Как это не приготовила? — Захар наклонился и коснулся ее щеки коротким поцелуем. — Еще как приготовила. Ты — прекрасный подарок на Новый год, мне другого не надо, — и, пока Ульяна млела от поцелуя, а потом пыталась осмыслить его слова, отстранился и сказал: — На самом деле, случайно так вышло. Я себе заказывал, а они там перепутали размер. У тебя какой размер? Тридцать… какой?

— Тридцать сороковой, — прокашлялась Уля. Ну да, она не фея.

Она девочка с Севера.

— О, отлично! Эти как раз на тридцать девять-сорок. На мой сорок пятый никак не налезут, а тебе должны быть как раз. Давай примерим?

Захар определенно обладает каким-то гипнотическим влиянием на нее! Иначе как объяснить то, что Ульяна оказалась сидящей на кровати, а Захар опустился на одно колено перед ней — ну прямо принц перед Золушкой! — и стянул с ее ног ее обыкновенные бежевые носки. Улина ступня сорокового размера почему-то в руках Захара казалась совсем небольшой. А когда он погладил ей свод стопы большим пальцем, Уля непроизвольно ойкнула.

— Боишься щекотки? — его палец замер.

— Немного, — едва смогла выдохнуть Уля. Она чувствовала, как у нее сбилось дыхание.

А потом Захара натянул ей на ноги новые носки. Они пришлись впору.

— Ну вот. Теперь можно пить шампанское, — как ни в чем не бывало встал Захар и принялся сдирать фольгу с бутылки.

Нет, это, в самом деле, самый чудной Новый год в ее жизни!

Уля с удовольствием пошевелила пальцами в мягких теплых носках.

Захар протянул ей бокал. Сел рядом, очень близко, легко стукнул своим бокалом о ее.

— С Новым годом, Уля.

Она даже вздрогнула. Почему-то. Захар до этого всегда называл ее полным именем — Ульяна. И вот это короткое и интимное Уля… От него кружилась голова. Или это от второй бутылки шампанского.

Или от его поцелуя. Очень удобно целоваться на кровати.

Потому что если у тебя совсем сильно закружится от поцелуев голова — можно на кровать упасть.

Закинуть за голову руки и просто позволять, позволять себя целовать, хмелея — от шампанского, мерцания гирлянд на окне, смелых мужских губ и быстрого настойчивого языка.

И от шепота Захара на ухо:

— Знаешь, по-моему, все, кроме носков, на тебе лишнее.

Ничего, никаких угрызений совести не проснулось. Ни единого комплекса или сомнения. Уля позволяла Захару себя раздевать, послушно прогибаясь в спине и поднимая бедра. В голове остаточно мелькнула мысль о том, что, если бы Уля заранее знала, что так все случится — она бы взяла с собой что-нибудь еще из одежды, кроме удобного трикотажного костюма и пижамы. Что, вечернее платье? Эта мысль показалась ей смешной, но быстро исчезла. Так же, как и мысль о том, что какое-нибудь красивое кружевное белье было бы все же кстати — вместо удобного бесшовного. Но Захар и удобное бесшовное очень быстро смел с ее тела.

И Уля осталась и в самом деле только в толстых веселых носках с оленями и снежинками. Абсолютно голой и подрагивающей от предвкушения.

Рука Захара легла на ее колено, скользнула вверх по бедру.

— Какая же ты красивая… — произнес он хрипло.

Сейчас Уля ему верила. Мужчина с таким взглядом не может врать.

Голые девчонки в одних только носочках обычно попадаются почему-то в американской порнушке. Только там носочки бывают обычно белые, а сами девчонки — тощие и с неестественными грудями.

А сейчас перед Захаром лежала абсолютно обнаженная роскошная девушка в одних только пестрых носках, цвет которых повторял блики от гирлянды на ее теле — зеленый красный, темно-оранжевый.

Главное, не гнать лошадей, как вчера. Сегодня у них вся ночь впереди. Захар протянул руку, взял с тумбочки бокал и залпом его выпил. А потом резко через голову стянул лонгслив. И наклонился к Уле.

Они снова долго и со вкусом целовались. Потом он так же долго и со вкусом целовал ее роскошную пышную грудь, пока его не отвлекла уже почти нестерпимая болезненность от того, как давит замок на джинсах. Сел. Выдохнул. Посмотрел на Ульяну, румяную, растрепанную, на ее торчащие соски — и поплыл окончательно. Ненадолго отвлекся, чтобы отхлебнуть шампанского прямо из горлышка, и в этот момент внезапно утратил инициативу.

И оказался на спине.

Ну, невозможно отказать девушке, на которой из одежды только носки с оленями.

Правда, замок пришлось расстегивать в четыре руки, и все равно прищемили — хорошо, что ему палец. А потом… О, потом случилось самое вкусное.

Уля об него терлась. Про это, наверное, говорят — как мартовская кошка. Захар про кошек не знал. А Уля целовала его, терлась грудью о грудь, бедрам о его бедра, вздрагивала от того, когда его пальцы задевали ее чувствительные места — соски, между ног. Стонала и прикусывала ему то шею, то плечо. А потом и вовсе оседлала его бедра и принялась безобразничать уже всерьез. Обхватила ладонь его член и начла тереться совсем откровенно.

Захара уносило. Он шалел, глядя на ее обнаженное тело, на идеальные упругие груди со светло-розовым точащими сосками, на изгиб талии и крутые бедра, на ее ладонь, которой она прижимала его к себе — и все это в мягких переливах новогодних огней. Захар чувствовал в себе всю усиливающуюся пульсацию, которая уже никак не совпадала с ритмом мигания гирлянды. Хотелось быстрее, яростнее. Хотелось внутрь. А я тут тебе снаружи рукой помогу, хорошая моя.

— Давай-ка, поездим верхом, — прохрипел Захар. У длинных рук есть преимущество — ими можно, не вставая, дотянуться до тумбочки и достать презерватив, Уля у него средство контрацепции перехватила. Хорошая девочка. Инициативная.

И презерватив раскатала ловко, и потом одним стремительным движением вышибла из Захара весь воздух, опустившись. И тут же сжала его внутренними мышцами, жарко и ритмично, жалобно всхлипнула — и рухнула на него, мелко вздрагивая.

— Эй… — Захар погладил изгиб женской спины чуть подрагивающей ладонью, а потом с наслаждением облапил круглую ягодицу. — Эй… Ты чего? — Уля еще раз вздрогнула, и Захар, не веря себе, шепнул: — Ты чего, уже…все?

Она замотала головой, отрицая, потом заелозила лицом по его плечу, соглашаясь, а потом жарко выдохнула ему в шею:

— А я не знаю… Но мне уже хорошо…

Ему хотелось двух вещей одновременно — рассмеяться и начать двигать бедрами — быстро и резко.

— Эх, кто же так верхом ездит… — Захар легонько шлепнул ее по попе. — Сразу же сошла с дистанции. Давай тогда вниз, что ли…

— Нет, — Уля поднялась. Уперлась ему двумя ладонями в грудь.

Тряхнула головой, рассыпая по плечам золото волос, и из-под этой золотой завесы взглянула на него. Уля смотрела на него абсолютно шальным взглядом, который еще туманился от пережитого наслаждения. И правда ведь уже успела… Какая же горячая девочка… — Такого жеребца я так скоро не отпущу.

Еще и смелая.

Это было какое-то сумасшествие. Уля никогда не считала, что поза сверху для нее. Она слишком крупная. Она слишком тяжелая.