Афганский рубеж (СИ) - Дорин Михаил - Страница 39

— Много потеряли людей? — спросил я у Сопина.

— Троих. А вторая группа двоих. Зато… этого духа и ранило, и контузило, но живой остался, — сплюнул Сопин.

К вертолёту подъехал ГАЗ-66 и разведчики начали грузиться в него.

— А кого привезли, товарищ капитан? — поинтересовался Димон у Игоря Геннадьевича.

— Не могу сказать, но птица важная. Это один из лидеров оппозиции. Ещё раз, спасибо, мужики!

Разведчики уехали, а за нами приехал Енотаев. Он был ещё мокрый и взъерошенный. Будто только что из вертолёта.

Долго мы утопали в его объятиях. Я уж думал, что он нас будет сейчас «брежневскими» методами ещё поздравлять, но настроение было не самое хорошее.

— Главное, что живые. Вертолёт починим. И мой, и ваш…

— Людей не вернуть, командир, — перебил его Батыров.

— Знаю… — тихо произнёс комэска. — А ещё, ночка у нас с вами будет длинная. На КДП целый совет собрался по наши души.

Ещё бы Берёзкин не развёл бы бурную деятельность! Комэска сказал нам садиться в машину, но я не мог не поблагодарить главное действующее лицо всей сегодняшней операции.

— Сегодня нас буквально спас Ми-8. Вынес на своих винтах, — сказал Сабитович, осматривая разбитое остекление.

— Да. Тебе тоже спасибо. Вместе ведь работаем, — пожал я руку Кариму.

— Но идея твоя была. Так бы остались там…

— Ладно! Не будем мериться у кого… заслуга больше, — улыбнулся я, пожал руку Сабитовичу и пошёл в машину.

Совещание оказывается, переместилось в штаб 109й дивизии. Пришлось нам грязными и уставшими ехать именно туда. Что от нас хочет услышать командования, мне было непонятно.

Как только приехали в штаб, Енотаев первым направился в кабинет. Нам же указал ждать в коридоре.

Батыров не выдержал и сел прямо на пол. Эмоционально выгорел сегодня Димон. В знак солидарности, я присел с ним рядом.

— Чего сел? Так можно и самое ценное отморозить, — улыбнулся я, вспоминая нашу первую с ним встречу в Соколовке.

— У меня уже дети есть, а вот тебе ещё это предстоит, — посмеялся Батыров.

— Надо сначала определиться с кем.

— У тебя что, кандидатур мало? Я могу тебе перечислить.

— Не надо. Из вон Тося перечислила. Вся Соколовка знает, — отмахнулся я.

— Она и так знала. Из-за этого и Хорьков на тебя был зол. Не хотел, чтоб его дочь с таким осеменителем как ты жила.

— Димон, ты говоришь обидно. За осеменителя можно и по лбу, — подмигнул я.

В коридоре послышались медленные шаги. К нам из темноты приближалась младший сержант Елена.

— Товарищи лётчики, вы ко мне в кабинет идите. Не сидите на полу, — шёпотом сказала она.

Я начал вставать, но Батыров стал меня останавливать.

— Саня, нас ждут, — возмутился он.

— Не-а. Это мы ждём. Я лучше пойду чаю попью.

— Нам никто чай не предлагал…

— А хотите⁈ Я сейчас. У меня даже «Со слоном» есть. Сейчас поставлю, — радостно сказала Лена и убежала в свой кабинет.

Я смотрел вслед девушке и не мог не нарадоваться. Грациозно бежит и так аккуратно виляет ягодицами…

— Саня, ты куда смотришь?

Эх, всё настроение портит!

— Ты, конечно, извини, но вид округлой девичьей попы лучше, чем твоё обиженное на весь мир выражение лица (или закрытая дверь кабинета комдива). Я пойду чай пить.

— Уговорил, — протянул мне руку Димон, чтобы я помог ему встать на ноги.

Мы вошли в кабинет строевого отдела. Вода уже закипела, и Лена нам горячего чая. Вот только Батыров до него не дотерпел. Он сел в кресло и моментально уснул.

Меня же угостили югославским печеньем, которое продавалось в Военторге.

— Вы такие измазанные. У вас есть где помыться? — спросил Лена, отпивая из своей кружки.

— Есть. Аэродром с бани начинается. Мы её построили.

— Здорово! Вообще, всегда нравилось смотреть, как происходят полёты на аэродроме. Это же, как балет…

Леночка с таким воодушевлением рассказывала о типовом лётном дне, что меня за душу взяло такое описание.

— Я иногда выхожу на улицу и смотрю, как вы пролетаете над нами или истребители. Завидую я вам. У вас такая работа! Замечательная, но очень опасная.

— Вы знаете, а мы все боимся летать. Так что не верьте тому, кто скажет летать просто. Это труд и тяжёлая работа, — ответил я.

— Александр… Саша, а вот вы женаты?

Опа! Сразу в лоб вопрос!

— Нет. И моё сердце свободно, Елена, — улыбнулся я.

Девушка застеснялась. А потом и вовсе вскочила на ноги. На пороге стоял сурового вида мужик в шевретовой куртке. Под ней была выгоревшая форма «песочка», а на голове кепка с красной звездой.

Сам он выглядел очень старым. Седые волосы выбивались из-под кепки, а на морщинистом лице была лёгкая небритость.

— Сиди, дочка. Где тут у вас совещание? — спросил он.

— Прямо по коридору. Кабинет командира дивизии, — ответила Лена.

— Ага. А ты сынок чего такой грязный? Помывки у вас тут нет?

Да что всех сегодня заинтересовала помывка! Не успели ещё! Таскают нас по совещаниям всяким.

— Есть. Только с вылета.

Мужик сощурился и вошёл в кабинет. Сначала я подумал, что можно не вставать. Непонятно, кто передо мной. Но вид, запыхавшийся в коридоре полковников меня, переубедил. Я поднялся и попробовал растолкать Димона.

— Пусть спит. Пошли со мной. Расскажешь как было.

— А разрешите узнать…

— Разрешаю. Генерал-лейтенант Целевой, заместитель командующего 40й армии. Вперёд, сынок!

Да что ж так много начальников! Даже чаю не дадут попить.

Генерал вышел из строевого отдела и направился в конец коридора. Один из полковников показал мне, чтобы я поторопился и не отставал от заместителя командующего.

В тишине, царившей в штабе, шаги Целевого были похожи на звук метронома. Дышал он ровно, но вид был задумчивый.

— И как там, в ущелье? — спросил у меня Целевой, не сбавляя шаг.

— В двух словах не расскажешь, товарищ генерал.

— Ничего. Я тебе сейчас дам выступить, — ответил Целевой.

Мы подошли к двери кабинета комдива, и генерал рывком открыл её. Тут же все присутствующие встали, а первым принялся представляться Берёзкин.

Делал он это громко, чётко и держа правильную осанку.

— В данный момент проводится разбирательство по факту выполнения срочного и незапланированного вылета группой вертолётов под командованием подполковника Енотаева, — продолжал член Военного совета объяснять, что именно происходит в кабинете командира дивизии Кувалдина.

Тот в свою очередь представился генералу и Целевой пожал ему руку. Всё это время Берёзкин горланил, как вождь на броневике.

— Подполковник Енотаев, сегодня, без предварительной разведки и подготовки… — не успокаивался замполит.

Комэска стоял рядом с большой картой и выглядел не менее уставшим, чем Батыров. Думаю, он бы не отказался сейчас тоже уснуть в кабинете у младшего сержанта Лены. Но ему приходится выслушивать, что он идёт по пути врагов народа.

А теперь ещё и перед заместителем командующего его выставят нарушителем всего и вся. Пока Берёзкин подходит в своей речи к кульминации и предъявлению обвинений.

— При этом, командир эскадрильи, осознавая все риски и подвергая опасности сохранность социалистической собственности и жизни людей…

Как интересно расставлены приоритеты у Павла Валерьевича! Сначала лошади, а потом люди. Прекрасно!

— Всё-всё, Павел Валерьевич. Понимаю, что вы теперь исполняете обязанности начальника политуправления 40й армии. Взялись вы за работу с чересчур большим энтузиазмом. Рано пока раздавать награды, — сказал генерал и сел на предложенное Кувалдиным место.

— Виноват! Награды, товарищ генерал-лейтенант? — уточнил Берёзкин, чьи глаза сейчас увеличились в разы.

— Конечно. Думаете, я не понял, что вы здесь нахваливаете мне командира эскадрильи, его лётчиков и техсостав. Они молодцы, но пока рано праздновать. Мы их обязательно отметим. Верно, комдив? — повернулся Целевой к Кувалдину, который сел за стол для совещаний по правую руку от генерала.