Афганский рубеж (СИ) - Дорин Михаил - Страница 14

После предполётных указаний, комэска построил всех лётчиков и дал заключительные наставления.

— Итак, очередной лётный день. Взлетаем туда, садимся оттуда, — показал он направления взлёта и посадки.

Ефим Петрович задумался, почёсывая подбородок и глядя на вышедшее из-за облаков яркое среднеазиатское солнце. Март месяц, а на термометре днём уже доходит до плюс 25°.

— Батыров и Клюковкин ко мне, остальным разойтись, — дал команду Енотаев.

Мы с Димоном подошли к командиру. Он всё так же продолжал водить рукой по щетине.

— Ты готов? — спросил у меня командир.

— Так точно.

— Проверил у него подготовку? — повернулся Ефим Петрович к Батырову.

— Да. На удивление всё написано. Даже схемы полётных заданий нарисованы.

— Ладно. Дима на месте, а Клюковкин в вертолёт.

Только я отошёл, как за спиной послышался очень строгий голос Енотаева. Он старался говорить тише, но не сильно получалось.

— Дима, хреново кончится. Думай давай! — услышал я.

Интересно, это он обо мне так или про что-то другое.

Аэродром постепенно пробуждался. Рассвет уже озарил пустынную местность вокруг лётного поля. Вдали можно уже разглядеть очертания сопок закрывающих вид на железную дорогу в сторону Термеза.

Зашумели машины АПА, поднимая в воздух клубы выхлопных газов. Начали гудеть газотурбинные двигатели АИ-9, предназначенные для запуска основной силовой установки на вертолётах.

Воздух постепенно наполнялся запахом керосина и отработанных газов. Винты вертолётов поднимали вверх клубы пыли, дополняя звуковой ансамбль характерным свистом.

Я поздоровался с Каримом и начал осмотр вертолёта. Удивляет, насколько быстро сюда доставили вертолёты 171го полка, а техникам удалось их собрать.

— Вчера облетали. Аж урчит, как котёнок в полёте, — сказал Сабитович, когда я осматривал блистер Ми-8, аккуратно поглаживая его.

Не знаю, насколько трепетно самолётчики любят свои летающие машины, а я обожаю безмерно.

Пускай вертолёты не такие красивые, комфортные и быстрые. В грузовой кабине керосином пахнет, а после полётов копчик гудит и ходит из стороны в сторону.

Да что там говорить, вертолёт даже висение выполняет с правым креном, а втулка несущего винта завалена набок на несколько градусов. При каждом прикосновении к винтокрылой машине, ощущается дух войны.

Выполнив осмотр, я встал перед вертолётом, а затем сделал пару шагов назад. На Ми-8МТ не летал с момента окончания лётного училища.

И сейчас смотрю на остекление кабины. В ярком свете солнца кажется, что вертолёт улыбается.

— Закончил осмотр? — спросил Енотаев, подойдя ко мне.

— Так точно. Без замечаний.

— Тогда в кабину. Сагитыч, АПА подгоняй, — скомандовал комэска.

Поднялись на борт, и я сразу пошёл в кабину экипажа. Чуть было не сел в левое кресло по привычке. В своём полку иногда подлётывал на Ми-8, но то уже были «навороченные» машины. С навигацией, метеолокатором и многофункциональными дисплеями.

Здесь же всё «олдскульно». Как говорится, одни будильники. А самым современным средством навигации является измеритель скорости и угла сноса ДИСС.

Енотаев занял своё место слева. Я справа, а Карим «приземлился» на сидушку в проходе.

— Начать подготовку к запуску, — скомандовал Ефим Петрович.

Началась бурная работа. Если касаться документов, то данной процедуре отводится огромное число строчек и страниц. А по факту вся подготовка и запуск не занимают более 10 минут.

— Крона, доброе утро! 201й, запуск, — запросил Енотаев разрешение руководителя полётами на аэродроме.

В эфире уже настоящий восточный базар. Каждый из экипажей стремится выйти на связь. Что-то запросить или доложить.

— 201му, разрешил, — быстро ответил руководитель полётами.

Вспомогательная силовая установка загудела. Двигатели согласно всей процедуры, начали запускать после прогрева АИ-9. Лопасти винтов принялись раскручиваться.

Вертолёт начал постепенно приходить в себя после «спячки».

— Зачитывай карту, — дал мне команду Енотаев и протянул лист с процедурой контроля приборов.

Понимаю, что они ещё видят Клюковкина балбесом, который не может по памяти «зачитать молитву». Но больше так не будет.

— Топливные насосы включены, работают. Гидросистема проверена, работает «Основная»… — начал я зачитывать «карту» без листка.

Всё быстро, глаза внимательно смотрят за параметрами. Вертолёт всё это время колеблется из стороны в сторону. Ему, как и мне, не терпится вырулить и взлететь.

— Крона, 201й, прошу вырулить, — запросил командир.

Руководитель полётами дал разрешение. Енотаев передал мне управление, и я аккуратно взялся за ручку.

По ощущениям, вечность не испытывал этого чувства. Правая рука лежит на ноге, а левой медленно снимаю тормозную гашетку с защёлки.

Вертолёт трогается с места. Енотаев показывает рукой направление выруливания, а техник на стоянке провожает нас воинским приветствием.

Скорость на рулении минимальная. Слишком уж всё плотно на магистральной рулёжной дорожке. Отовсюду выруливают вертолёты, стремясь как можно быстрее оказаться на полосе.

Заняли исполнительный старт. Очередные контрольные доклады и выравниваю вертолёт, чтобы срез остекления был по горизонту.

— Крона, 201й, контрольное висение, взлёт.

— Разрешил.

Енотаев кивнул, давая мне разрешение оторвать вертолёт от бетонной поверхности. Плохо у меня получается сдерживать себя и не улыбаться.

Левой рукой берусь за рычаг шаг-газ, правой держу ручку управления, а ноги на педалях. Вертолёт всё так же вибрирует, приятно отдаваясь в душе.

От нетерпения подняться в воздух перехватило дыхание.

— Взлетаем, — спокойно проговорил я.

Медленно поднимаю рычаг шаг-газ. Ми-8 уже в так называемом взвешенном состоянии. Снимаю усилия с ручки управления, пару раз нажав на кнопку триммера. За спиной послышались характерные щелчки работы агрегатов системы управления.

Вертолёт ещё не стремится развернуться влево, но правая нога наготове.

Проспишь момент, и вертолёт начнёт вращаться. Вот будет стыдоба! Для меня во всяком случае. А вот репутация Клюковкина не пострадает. Страдать уже ниже некуда.

— Обороты 95, — подсказывает мне Енотаев.

Продолжаю подтягивать рычаг и соразмерно отклоняю педаль. Взгляд вперёд и вправо. Намечаю себе ориентир, чтобы потом относительно него висеть над полосой.

По-прежнему всё вибрирует, жужжит, трясётся. Но это так круто!

И вот он — момент, когда родной Ми-8 отрывается от бетонной поверхности. Пятой точкой чувствую, как поднимаюсь вверх и зависаю в нескольких метрах.

— Взлетел. Сам! — с удивлением заметил комэска по внутренней связи.

— Могу и развернуться, — сказал я.

В наушниках прозвучало что-то промежуточное между «не стоит» и «только не это». Однако я уже наметил ориентир для себя, чтобы точно выполнить разворот на месте. Это была осевая линия взлётно-посадочной полосы (ВПП).

Аккуратно отклоняю педаль, и вертолёт начинает разворачиваться. Перед глазами медленно начинают меняться очертания. Серый бетон взлётной полосы сменяется видом на пустынную местность с отдельными солончаками.

Нос вертолёта вращается, но высота остаётся неизменной. Разворачиваюсь практически на 360°. Справа уже подходит намеченный ориентир, и я начинаю заранее тормозить вращение.

— Контрольное висение норма, — доложил я, и Енотаев жестом показал разгоняться.

Наклоняю нос, вертолёт начинает поступательное движение вперёд. На указателе скорости стрелка медленно начинает отклоняться вправо. В моём блистере всё быстрее проносятся боковые огни и ограничительные призмы взлётной полосы.

Вертолёт проседает, стремясь ещё ниже клюнуть носом. Дрожит и никак не хочет разгоняться. Скорость 60 км/ч и пока не растёт.

— Выполняю набор до 100 метров, — проговариваю я по внутренней связи.

На мгновение тряска становится сильнее, и… барьер переходного режима преодолён. Разгоняемся дальше.