Барышня ищет разгадки (СИ) - Кальк Салма - Страница 76

Видимо, у меня на лице было написано всё это, и ещё немного, потому что Куницын вдруг стремительно поднялся, кивнул нам обоим и вышел куда-то из гостиной. А я взглянула на почти такого же растерянного Мишу, глупейше похлопала глазами и заревела, просто заревела.

Миша мгновенно оказался рядом и взял меня за руки.

— Лёля, я понял только то, что всё разрешилось, и разрешилось хорошо. И кем бы ты ни была, мне не нужен никто другой. Ты выйдешь за меня замуж?

Я не поняла, причём здесь замужество.

— Постой, но ты же говорил, что обещался кому-то?

— Да, некоей Ирине Ивановне Куницыной. Только никто не знал, что на самом деле она — Ольга Дмитриевна Филиппова, — улыбнулся он.

А до меня наконец-то дошло.

— Постой… ты должен был жениться на дочери этого… Ивана Алексеевича, а это я?

— Именно так. Правда, мы как раз успели обсудить это обещание, пока ты не появилась, и он меня от него освободил. А отец смотрел и посмеивался. Видимо потому, что уже знал. И молчал.

— Не был до конца уверен? — впрочем, я пока тоже до конца не уверена.

— Лёля, мне не важно, чья ты дочь. Потому что я люблю тебя. Ты можешь быть кем угодно, — он поцеловал одну мою ладонь, а потом другую. — И я хочу, чтобы ты стала моей женой.

— Если ничто этому более не препятствует — то я согласна, — выдыхаю и улыбаюсь. — Потому что я тоже люблю тебя, какое совпадение. Мне не нужен никто другой.

Больше можно не скрываться, да? А объявить о помолвке, и пожениться, как тут положено-то, сколько времени должно пройти? Никаких больших свадеб, частная церемония. И… жить с Мишей вот в этом славном доме, да? Просто жить, как люди? Детей родить? И будут они сероглазыми некромантами… Так можно было, да?

Мы ещё что-то говорили друг другу, мало вменяемое, но смысл был — что всё наконец-то хорошо. И целовались, да, совершенно позабыв о разных людях, которые сегодня обитали в этом доме.

Алексей глянул было, выдохнул, выскочил и постучался.

— Михал Севостьяныч, там Василь Васильич спрашивали — можно ли сейчас вас осмотреть.

— Полагаю, нужно, — произнёс непререкаемо старший Соколовский, тоже вошедший в комнату. — Его забрать?

— Василию Васильичу откроют портал, — быстро проговорил Алексей и испарился.

А Севостьян Михайлович уселся напротив нас. Мы переглянулись, я осталась в кресле, Миша поднялся.

— Мы с Ольгой Дмитриевной обвенчаемся, и как можно скорее. Я завтра же поговорю.

— Ты же, я слышал, не собираешься жениться на дочери Ивана, даже просил освободить тебя от обещания, — усмехался старший Соколовский.

— Не мог не попросить, ибо не знал. Мне нет дела, чья дочь Ольга, потому что есть дело только до неё самой. И я слышал, что некоторые известные московские фамилии весьма желали, чтобы она стала их частью. Но она здесь… и согласилась стать моей женой, — ответил ему сын.

Только что язык не показал, да.

— И что же, даже у отца барышни не спросишься? — Севостьян Михайлович продолжал усмехаться.

— Простите, — влезла я, — при всём возможном уважении к вам и вашему другу, я выросла, не зная его. И встретилась с ним совершенно случайно. Могла бы и вовсе не встретиться, как я понимаю. Поэтому… не ему решать, за кого мне выходить замуж.

— Как же, а наследство? Иван не из первых богачей, но у него кое-что есть.

— Я ничего не знаю о том наследстве, — покачала я головой. — Зато у меня есть мой стабильный доход, а работа для некроманта в этой губернии никогда не переведётся, так что — с голоду не пропадём.

— Узнаю Любу, — я и не заметила, как к нам вернулся Куницын. — Та говорила ровно так же. Милое дитя, вам не нужно беспокоиться. Вы безусловно унаследуете всё, что я имею, и приданое у вас будет завидное.

— А я, хоть и несомненно рад воссоединению семейства, желаю знать — можете ли вы, Ольга… — тут старший Соколовский запнулся, потому что, как я понимаю, не был уверен в отчестве, — доказать свои слова о вашем иномирном происхождении?

— Я держал в руках Лёлины документы, — сказал Миша. — И даже добывал их у скупщика краденого из Иннокентьевского.

— И ещё ботинки, — рассмеялась я, вспомнив. — Без тех ботинок я была, как без рук, а с ботинками — уже завидная невеста, вот. От документов куда как меньше пользы.

— И всё же, — не сдавался Мишин отец, — не могли бы вы нам их показать?

— Да пожалуйста, — я поднялась, оглядела всех. — Я к себе, ненадолго.

И впрямь, нужно было перевести дух. Шаг — и я у себя, слышу, как негромко переговариваются на кухне Лукерья и кто-то ещё. Иду туда — надо же, Варфоломей Аверьянович.

— Доброго вам дня, — кивнула, и хотела сбежать.

— И вам, Ольга Дмитриевна, — закивал Варфоломей.

Я не поняла, что стряслось, но Лукерья смотрела на него волком, а он выглядел растерянным.

— Всё ли хорошо? — спросила на всякий случай.

— Не уверен, но вдруг? — отозвался Варфоломей.

О да, вдруг?

Я кивнула обоим — разбирайтесь, мол, сами — и пошла к себе. Порылась в чемодане, нашла там среди вещей, которые почти не трогала, папку с документами — пластиковую, из дома. Просмотрела — ну да, всё на месте. Там же лежало то давнее Мишино письмо… достала его и убрала, нечего. Остальное можно показать. И шагнула обратно.

— Вот, взгляните, — сунула папку старшему Соколовскому. — Я понимаю, что для вас, наверное, доказательством послужило бы моё свидетельство о рождении, где указано, когда и где я родилась, и что мать моя — Любовь Дмитриевна Филиппова. Но увы, для устройства на работу оно бесполезно, как и вообще во взрослой жизни, а в момент попадания сюда я именно что устраивалась на работу. Пыталась.

Правда, тот покачал головой.

— Если я всё верно понимаю, то не смогу прочесть там ни слова. Иван, взгляни.

Господин Куницын принял папку, осмотрел все четыре угла, заглянул внутрь. Первым ему попался мой диплом.

— Диплом университета, и между прочим, с отличием, — сказал он даже с некоторой гордостью. — Учитель начальных классов. Значит, можно заниматься начальным магическим образованием в здешних суровых краях, нечего покойничков расспрашивать.

— А кто ж будет расспрашивать-то? Очередь желающих не стоит, — пожала я плечами.

— Да найдётся кто-нибудь, — отмахнулся он и сунул папку мне в руки. — Севостьян, бросай уже думать всякое, у меня, понимаешь ли, дочь нашлась, я же думал, вовсе её никогда уже не увижу!

— А у дочери — жених, — кивнул тот с неизменной своей усмешкой.

— Какой жених? — не понял Куницын.

— Да вот этот, — показал он на сына. — Они тут сговорились совершенно без нашего участия. И он просил тебя разрешить его от обета именно для того, чтобы тут же предложить руку госпоже Филипповой.

Лицо Ивана Алексеевича сделалось таким, что мы трое оставшихся рассмеялись разом и не сговариваясь. И не смогли объяснить появившемуся Зимину — что случилось и отчего нам так весело.

Но ведь всё хорошо, да? Значит, можно и посмеяться, вреда не будет.

18. Совсем другая дочь

Миша двинулся в спальню — потому что Василий Васильевич отказался от чая с пирогами и настоял на немедленном осмотре. За ними туда же двинулся Севостьян Михайлович. Я тоже было собралась, но споткнулась о взгляд Соколовского-старшего — и упала обратно в кресло. И перевела дух. Зимин специалист, от меня там толку нет. Вот поженимся — тогда да, буду сама всё контролировать.

И ведь я даже не спросила, что там случилось, в этом Александровском!

— Как случилось, что вы оказались здесь? — нужно же о чём-то говорить с этим непонятным Иваном Алексеевичем.

— Севостьян привёл, — улыбнулся тот.

Я осмелилась и взглянула на него. И поняла, что у него точно такие же глаза и брови, как у бабушки Рогнеды. Зацепилась за них.

— И вы знаете, как можно оказаться… дома?

— Понимаете, Ольга… никак не могу привыкнуть, что вы — Ольга. Вы и не Люба, хоть и очень похожи на неё, и не вымечтанная мною Ирочка. Вы совсем другая. И — разом с тем настоящая. В общем, вы ведь знаете об изнанке мира, доступной магам нашей силы, так? Она у нас общая. Через неё можно попасть почти куда угодно. Или в самом деле куда угодно. Мне было двадцать пять, и я даже согласился с матушкой, что Куницыны всегда служили отечеству, и следовательно — мне тоже следует, но — хотелось попробовать ещё один разочек, самый распоследний. Вот тогда меня и занесло туда… где я повстречал Любу. Мы… увлеклись с первой встречи, с первого взгляда. Я не был готов сразу же сказать ей, кто я таков и откуда, но полагал, что вернусь и уговорю её последовать за мной. Я мог предложить ей намного лучшую жизнь, нежели была у неё там, в вашем с ней доме. С ходу и без объяснений она не согласилась — сказала, у неё сестра, родители, служба. Говорила, что я должен остаться с ней, жениться по её обычаю — без церковного благословения, пойти куда-то служить… наверное, так и нужно было сделать, тогда бы я был с вами обеими. Но я хотел, как лучше, я хотел забрать её сюда, к себе, поселить в своём доме, холить и лелеять, и заботиться. И смотреть, как растёт наш ребёнок, и учить его всему, что положено уметь магу.