Барышня ищет работу (СИ) - Кальк Салма - Страница 27
- Предыдущая
- 27/86
- Следующая
— Торопись — не торопись, а годы-то идут, — пожала она плечами. — Раз родители сговорить не успели, кому-то другому придётся.
Домашним в ответ на расспросы я рассказала, что сирота. Немного побаивалась расспросов хозяйки, но она ни о чём таком не спрашивала, причём — никого. Ни Антипа Валерьяныча о жене и детях, ни Агафью о сыновьях. Ей хорошо служат, а что там у людей в голове и на сердце — ей, вроде как и дела нет. Но если к ней обращались с просьбой о помощи, она не отказывала. Я слышала раз, как пришёл Антип Валерьяныч — у него захворала невестка, и он просил её составить протекцию у Василия Васильевича Зимина, ведь все знают, что она с ним на короткой ноге, а в городской больнице им уже отказали, мол, ничего особенного. Софья Людвиговна внимательно выслушала и обещала связаться с Зиминым и поговорить. И поговорила — через пару часов вызвала Антипа и сказала — мол, договорилась на завтрашнее утро, пусть едут, Зимин будет ждать. И вроде бы, после того визита невестка пошла на поправку.
Так вот, любопытные наши Марфуша с Агафьей спали и видели, как бы пристроить меня замуж, да повыгоднее. Я сама никуда не торопилась, потому что — год туда, год сюда, какая уже разница? Нитку, сказавшую мне о букве «М», выбросила, и ещё подумала, что вот будет бал, там пусть и показывает себя с лучшей стороны.
Бал приближался. Мне привезли готовое платье, и под него сорочку, и нижнюю юбку, и корсет. Надели всё это на меня под бдительными взглядами Агафьи и Антонии, и даже Софья Людвиговна пришла посмотреть.
Тафта цвета слоновой кости струилась до пола, кружево оттеняло её, а букет тканевых цветов, приколотый на лиф слева, оживлял строгий силуэт. Я попробовала двигаться — вроде, получается. Села — о да, только на самый краешек стула, корсет не позволит опереться на спинку. Ничего, справлюсь.
— Антония, причешешь завтра Ольгу Дмитриевну? — спросила хозяйка.
— Конечно, — кивнула та.
На том и порешили. Я ещё раз глянула в зеркало, осталась довольна, и поблагодарила всех — Татьяну Ивановну за работу, а хозяйку за такое полезное знакомство и за содействие.
12. Собираемся на бал
12. Собираемся на бал
Наутро, в день бала, жизнь началась, как обычно — ранний подъём, завтрак, традиционные дела. Чтение газет, ответы на два письма, причём одно — не деловое, а от какой-то приятельницы Софьи Людвиговны из Москвы, которая сообщала новости ещё о некоторых общих знакомых, и интересовалась, как у неё дела. На это письмо отвечали сразу же и кратко — дела в порядке, в Сибирске зима, в Москву не собираюсь раньше будущего лета, а там будет видно. Интересно, если хозяйка поедет в Москву, меня она с собой возьмёт? Или уволит?
Собираться на бал стали после дневного хозяйского сна. Правда, я к тому моменту уже вымыла и высушила голову, и соображала, насколько плохо буду выглядеть без единого украшения — потому что у меня не было даже простенькой пары серёг. Ну что поделать, как есть. Заработаю — куплю.
Антония вошла без стука и поинтересовалась, готова ли я причёсываться. Я была готова, и пошла с ней в комнату, именуемую в доме «дамской» — там хранились всяческие наряды и украшения Софьи Людвиговны, и стоял туалетный столик с большим зеркалом. Вот перед тем зеркалом меня и усадили, и Антония принялась укладывать мои волосы. Вообще мне, конечно, грех жаловаться, волосы у меня не самые плохие, но уложить их не так-то просто, однако, для Антонии ничего сложного как будто не было. Она пользовалась каким-то средством, которое наносила по ходу расчёсывания, и волосы не топорщились и не торчали. И словно сами ложились по команде её ловких и умелых пальцев — волосок к волоску. Шпильки тоже вставлялись всё равно что сами, и несколько мелких цветов из той же ткани, что букет на платье, тоже вставились и держались, как надо. Я поблагодарила Антонию, та просто молча кивнула, ну да она вообще неразговорчива.
Дальше пошли одевать меня в платье.
Корсет шнуровала тоже Антония, у неё это выходило быстро и ловко.
— А на шею что наденете? — спросила она.
— Ничего, — пожала я плечами. — Просто останется цепочка от крестика.
— Мне кажется, она грубовата для этого платья. Можете вы снять ваш крестик на вечер?
— Нет, — тут же ответила я. — Может быть, спрячем? Ну там, булавками приколем к платью изнутри?
— Покажите, — она хмуро взглянула на меня. — Я посмотрю и подберу булавки.
Я вытащила из-под сорочки и корсета крест бабушки Рогнеды, он и вправду и сам по себе был достаточно велик, больше обычного нательного крестика, и цепочка у него толстая и сложного плетения. А Антония как увидела его, так и впилась взглядом.
— Откуда у вас такая вещь и зачем она вам?
— Что значит — зачем? — не поняла я. — Зачем люди крестики носят? Вот и я так же. А откуда — от бабушки. Я ещё маленькая была, когда она надела и не велела снимать.
— И… где ваша бабушка?
— Умерла, уже давно.
— И вы всё равно не снимаете эту вещицу никогда? — усмехнулась Антония.
— Нет, — сказала я как могла весомо. — И не собираюсь. Это память. Или… даже больше, чем память.
Это напоминание о моей старой жизни. О том, что она у меня вообще была. О том, что жила-была девочка Оля Филиппова, училась, работала, о чём-то мечтала, что-то делала для мечты. А теперь у этой девочки какая-то странная попаданческая жизнь.
— Хорошо, попробуем спрятать, — не стала спорить Антония.
Она принесла мелких двойных булавок, и приколола цепь в нескольких местах к подкладке лифа.
— Хоть ленточку привяжите, что ли. С голой шеей неприлично.
Ленточки в тон платья и отделки и ещё кусочки кружева мне были выданы вместе с ним. Вот, бордовая, можно будет красиво её завязать, а можно добавить кружева, будет чокер… В общем, я попросила ниток и иголку, и принялась ваять чокер. Свернула розочку из бордовой атласной ленты, сделала вокруг неё розетку из кружева… годится.
Антония осмотрела и одобрила.
— Да, подходит. У вас очень хорошо получилось, Ольга Дмитриевна, — кивнула она без улыбки.
Дальше я пошла в гостиную ожидать, а Антония отправилась одевать Софью Людвиговну. Я не рискнула садиться в кресло, чтобы не помять платье, просто взяла книгу и встала с ней под зажжённой Антонией магической люстрой. Книга была об истории здешней России — потому что нужно же знать, что тут и как. Я как раз осознала, что здесь были свои великие Пётр и Екатерина, когда появилась Софья Людвиговна. В чёрном шёлковом платье и с умопомрачительными украшениями — как всегда, величественна. Опиралась она на уже знакомую мне трость с серебряным наконечником.
— Вы хорошо выглядите, Ольга Дмитриевна, — сообщила она мне. — Пойдёмте же, пора ехать.
Я подхватила мешочек, в котором были мои бальные туфли, и ещё сумочка из ткани от платья — с перчатками, платочком, маленьким зеркальцем и веером, два последних предмета купили у китайцев на ярмарке в прошлое воскресенье. Хозяйка сказала, что в бальной зале затруднительно выжить без веера, ибо очень душно, я поверила. У неё самой был великолепный веер из чёрных страусовых перьев на планках из панциря черепахи, Антония везла его в специальной шкатулке.
О да, Антония отправлялась сопровождать нас. Ни в театр, ни в гости она с нами не ездила, а тут поехала. Села в экипаже напротив нас и велела Афанасию трогать.
Мы приехали в ту часть города, где я в этой реальности ещё не бывала. Но узнала дом с якорем на крыше — потому что у нас тоже есть такой. Не просто дом, а целая усадьба — с несколькими домами, разбросанными по парку, и если у меня дома главный дом не сохранился, то здесь — стоит, целёхонек. Видимо, здешний Владимир Платонович, как и наш, домашний, тоже любит живопись, собирает картины и построил целый отдельный дом под картинную галерею.
Впрочем, прибыли мы не в галерею, а как раз в главный, не сохранившийся в моей реальности дом. Нас встретили, приветствовали, пригласили в комнату, где можно было переодеться. Оставить платки и шубы, снять сапоги, причесаться, надеть бальные перчатки. Тут я поняла, для чего нужна Антония — она помогла Софье Людвиговне, а потом и мне сменить уличную обувь на бальную. Я толком не могла согнуться в корсете, а хозяйка вообще уже почти не сгибалась, Антония помогала ей всегда.
- Предыдущая
- 27/86
- Следующая