Гость из будущего. Том 2 (СИ) - Порошин Влад - Страница 59

— Установите слежку за мужем директрисы, — ответил Петренко и, увидев, что в углу кабинета стоит гитара, взял её в руки. — У него, кстати, алиби нет. Это что за бандура в рабочем кабинете?

— Учимся играть в свободное от сыскных мероприятий время, — прокашлялся Андрей Ларин. — Говорят, что это развивает логическое мышление.

— Шерлок Холмс, между прочим, тоже играл. Хум-кхе, на скрипке, — поддакнул Казанова.

— А можно мне посмотреть этот инструмент? — улыбнулась «следачка» из прокуратуры Анастасия Абдулова и, приняв из рук товарища подполковника гитару, провела своими длинными музыкальными пальцами по струнам.

Затем девушка присела на край стола и красивым меццо-сопрано запела:

Снова от меня ветер злых перемен тебя уносит,

Не оставив мне даже тени взамен, и он не спросит.

Может быть, хочу улететь я с тобой,

Желтой осенней листвой, птицей за синей мечтой.

Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи.

Я отправлюсь за тобой, чтобы путь мне не пророчил.

Я приду туда, где ты нарисуешь в небе солнце,

Где разбитые мечты обретают снова силу высоты…

А после одного куплета и припева, который народ в зале прослушал в полной тишине, на экране зашумел Невский проспект.

— Надо было песню оставить целиком, — шепнула Нонна и ткнула меня локотком в бок.

— Помилуй, родная, это же детектив, а не мюзикл, — прошептал я в ответ, а сам подумал, что потом, при финальной озвучке картины, на ещё один куплет песни вполне можно намонтировать красивые планы Ленинграда.

Но пока зрители увидели лишь то, как следователь прокуратуры едет в троллейбусе по Невскому. И вдруг троллейбус притормозил напротив горбатого запорожца, рядом с которым продавали джинсы маде ин Одесса фарцовщик Косой и агент ГКБ под прикрытием по кличке Кот. Нонна-Анастасия улыбнулась, увидев актёра Льва Прыгунова, а тот, заметив девушку, незаметно помахал в ответ. Примерно так же как это исполнил герой Николая Рыбникова в финале кинофильма «Весна на Заречной улице», который сначала рукой пригладил за ухом волосы, а затем махнул одной ладонью.

«Вот в чём суровая правда, — подумал я, — жизнь проносится мимо, а фарцовщики стоят на обочине и торгуют ширпотребом».

На этом короткий лирический эпизод закончился, оставив зрителям пищу для сплетен и размышлений, у кого с кем на съёмках закрутился роман, и кто с кем затем по сюжету будет строить крепкую советскую ячейку общества. А в кадре вновь появился Русский музей, где сперва по картинной галерее прошли туристы в сопровождении экскурсовода, а потом в директорском кабинете на крупном плане появилась фотография директрисы, её мужа и девочки примерно семи лет.

— Я решительно не понимаю, что ещё вы хотите услышать от меня? — выпалила своим неповторимым пискляво-нервным голосом Людмила Гурченко, которая в детективе играла эту самую директрису Наталью Суркову. — Да, мы с мужем копим на автомобиль. Это нашими советскими законами не запрещено.

— А ваш муж часто бывает у вас на работе? — очень спокойно произнесла Нонна-Анастасия и взяла в руки семейную фотографию гражданки Сурковой.

— Не помню, может быть пару раз и бывал. Вы подозреваете моего мужа⁈ — тут же буквально взорвалась Гурченко-Суркова. — Вы там совсем с ума сошли? Он — серьезный человек! Он занимается научной работой!

— Ясно, — вновь очень спокойно сказала «следачка» Абдулова. — В таком случае, ваш муж вне подозрения. Вычёркиваем.

И Нонна-Анастасия поставила фотографию на место. После чего на экране появился злосчастный 14-ый зал музея, где Анна Сергеевна Казанцева, переодетая под иностранку, стоя практически неподвижно, рассматривала картину Карла Брюллова «Распятие». Мимо неё прошли две организованные группы туристов, затем несколько других посетителей музея. А старшая сестра Казановы, сделав пару шагов назад, вновь вернулась на прежнее место.

А тем временем самый красивый в СССР следователь прокуратуры заглянул в реставрационную мастерскую. К своему удивлению Нонна-Анастасия застала реставратора Дьячкова, которого играл Георгий Штиль, около мольберта. Перед съёмками на холсте наш декоратор стремительно набросал с десяток ярких цветовых пятен, и лишь потом кисточку в руки взял актёр Штиль.

— Любопытное полотно, — пролепетала «следачка» Абдулова.

— Замечательная работа, — задумчиво с видом большого знатока живописи поддакнул реставратор Дьячков. — Правда, не все понимают и принимают такой вид живописи. Но я вас уверяю, за импрессионизмом будущее.

— Вы полагаете? — немного опешила девушка из «органов».

— Уверен, — утвердительно кивнул Штиль-Дьячков и пару раз мазнул кистью наугад. — Такое искусство развивает в зрителе воображение, импрессионизм заставляет ум человека работать. Вот что вы сейчас видите на холсте?

— Ээээ, кошка играет с котёнком, — так же наугад произнесла Нонна-Анастасия.

— Кхе, это натюрморт, — неожиданно обиделся реставратор.

— Очень может быть. В музее поговаривают, что у вас есть денежные долги, — «следачка» перевела взгляд с картины на гражданина Дьячкова, который пока по делу проходил свидетелем.

— Сто рублей — разве это деньги? Мелочи жизни, ха-ха! — весело хохотнул Штиль-Дьячков. — Легко пришли, легко ушли.

— Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, так? — поддела его «следачка», впервые согнав улыбку с лица неунывающего реставратора.

И вновь на экране появилась Марианна Вертинская, которая всё в том же 14-ом зале медленно прохаживалась около картины Карла Брюллова. И одна из смотрительниц музея стала на неё очень подозрительно посматривать. Камера крупным планом выхватила лицо Анны Сергеевны, и та еле заметно одними уголками губ улыбнулась.

Курилку Русского музея, мы без долгих дополнительных разговоров решили снимать в самой настоящей реальной курилке этого заведения. Сначала в кадре мелькнула открытая форточка, затем сигаретный дымок, и лишь потом, стоя около подоконника, появились Анастасия Абдулова и научный сотрудник музея Маргарита Фомичёва, которую играла Анастасия Вертинская. Обе барышни держали в своих красивых пальцах сигареты «Столичные», правда произведённые на Ленинградской табачной фабрике, и безбожно дымили.

— Всё никак не соберусь бросить, — пожаловалась Вертинская-Фомичёва. — Режиссёр меня постоянно за это дело ругает, а я его кормлю «завтраками», хы-хы.

— Какой ещё режиссёр? Здесь в музее? — удивилась Нонна-Анастасия.

— Нет, конечно, хы-хы, — хохотнула младшая из сестёр Вертинская. — Я играю в любительском театре. Мы сейчас ставим шикарную пьесу румынского писателя Михаила Себастьяна «Безымянная звезда». У меня там роль Моны, светской львицы из Бухареста, которая случайно застряла в маленьком провинциальном городке, хы-хы. А музейная работа — это, наверное, не моё.

— Понимаю, родители настояли? — спросила «следачка», выпустив дым изо рта.

— Почему-то некоторым папам и мамам кажется, что они лучше нас знают, как нам правильно строить свою жизнь, — эту часть диалога сняли, взяв лицо Анастасии Вертинской крупным планом. — А что касается картины, то мы все здесь уже подозреваем друг друга. Ведь без сообщника среди сотрудников музея её украсть было бы просто невозможно.

Затем место для местных музейных курильщиков вновь показали общим планом, чтобы в кадре появился археолог Павел Гурьев, в исполнении актёра Алексея Кожевникова. Гурьев с улыбкой на губах буквально вбежал в курилку и встал как вкопанный.

— Здрасте, — пролепетал он, покосившись на следователя прокуратуры.

— Здравствуй, Паша, — поздоровалась с коллегой Маргарита Фомичёва, — ты что-то хотел спросить?

— Вспомнил, потом спрошу, — буркнул археолог и, пулей вылетев из кадра что-то по дороге уронил, чем вызвал улыбки на лицах девушек и тихий короткий смешок.

— А вас тут все бояться, — заметила Вертинская-Фомичёва.

— Я бы предпочла, чтоб меня уважали, — проворчала Нонна-Анастасия. — Кстати, где у вас можно пообедать?