Гость из будущего. Том 2 (СИ) - Порошин Влад - Страница 3

— Заходи-заходи, как и обещал, двухместный номер со всеми удобствами, — сказал охранник, а Федя, скорчив недовольное лицо, стал возмущаться:

— Чё сюда что ли? В клетку? Ну, вы даёте. Да я только неделю назад как из санатория выписался!

На этих словах вплотную к решётке подошёл дядя Лёша Смирнов и так мощно отыграл лицом, изобразив на нём крайнюю степень возмущения и одновременно детское любопытство, что зрители, не выдержав, дружно захохотали. Кстати, и второй взрыв гогота не заставил себя долго ждать.

— Иду значит, смотрю, а навстречу идёт… — произнёс Федя Косой, сидя уже на нарах напротив своего сокамерника.

— Участковый? — спросил дядя Лёша Смирнов, чем снова привёл в восторг собравшуюся публику, которая почти весь дальнейший диалог двух нарушителей закона встретила на ура.

А техники, которые также как и я, смотрели фильм, стоя в проходе, ржали, вообще не переставая, после каждого слова главных героев: «Иностранка? Ха-ха-ха. Инвалидка что ли? Ха-ха-ха. Сам ты — инвалид. Это памятник без рук, а она с руками! Ха-ха-ха». А мой армейский дружок, Генка Петров, согнувшись пополам, выдавливал из себя короткие звуки похожие на всхлипы: «хе, хе, хе, хе».

— Красивая девчонка, — шепнул кто-то из техников, когда на экране появилась актриса Нонна Новосядлова, с которой Савелий Крамаров встретился около комиссионного магазина.

— А браслетик со змейкой и одним изумрудным глазком, тоже у вас? — спросила девушка, удивлённо похлопав огромными ресницами.

— И браслет тоже у меня. Хи-хи-хи! — хохотнул Косой.

— Ты что на овощной базе работаешь? — в следующем кадре спросил Федю Косого дядя Лёша Смирнов, когда действие резко перенеслось в тюремную камеру.

— Сам ты — овощебаза, — ответил Савелий Крамаров, чем вновь довёл всех зрителей до истерического гогота.

— Хи, хи, хи, не могу, — трясся рядом со мной Генка Петров.

Даже, державшийся до поры до времени, директор киностудии Илья Николаевич, поддавшись общему настроению, громко загоготал. Лично я, на всё экранное действие взирал, лишь немного улыбаясь, так как каждую фразу знал наизусть. И чувствовал я себя в эти мгновенья поваром, который больше не может смотреть на еду. Наконец герои моей короткометражки оказались в ресторане «Нева», куда Федю Косого пригласила сотрудница милиции Зина, в исполнении актрисы Нонны Новосядловой.

— Маэстро, я неделю назад из командировки приехал в отпуск, сыграй нашу, пионерлагерную. Ха-ха! — издал короткий смешок Федя Косой, сунул десять рублей в раструб саксофона и начался дикий танец.

С этим эпизодом на монтаже я промучился больше всего, потому что делал очень короткие монтажные склейки. Вот в кадре появилось на крупном плане комичное лицо Крамарова, затем замелькали ноги киноактёра, выделывающие что-то среднее между твистом и рок-н-ролом. Потом на четыре секунды я показал музыкантов и Эдуарда Хиля, певшего: «вода-вода, кругом вода». Следом пошёл танцпол ресторана общим планом. И в этот момент, за отжигающим в танце Федей Косым, совершенно случайно попали в кадр посторонние посетители, которые были немного навеселе и тоже решили поразвлечься. А чего стесняться? Подумаешь, снимается какое-то кино. Я их специально не вырезал, с выпивохами эпизод получился гораздо смешнее.

Следующим кадром я пристыковал крупное лицо красавицы Нонны, которая, сидя за столом, смотрела на всё это танцевальное безобразие и загадочно улыбалась. А дальше, отыграв один куплет и припев, барабанщик на ударных выдал барабанную сбивку: «Ту-ту-ту, бац!». И довольный собой и немного уставший, Федя Косой плюхнулся за столик, где его уже поджидал официант, в исполнении Леонида Быкова.

— 144 рубля? — удивлённо вскрикнул Крамаров-Косой, увидев принесённый счёт. — Откуда взялись такие цены, дядя? Что это за цифры такие подозрительные?

— Довожу до вашего сведения, молодой человек, что 144 — это статья УК РСФСР, — усмехнулся Быков.

— Вы обвиняетесь в краже вещей гражданки Никаноровой, — Нонна показала Феде красные корочки, в которые Крамаров буквально упёрся взглядом.

В этот момент в кинозале народ как-то резко перестал улыбаться. Но когда Федя Косой, кинувшись наутёк, выбежал из кадра, а затем через секунду его кто-то силой вернул в согнутом виде обратно, зрители вновь громко захохотали. Ведь лицо Савелия Викторовича мало того что было удивлённым и смешным, в его глазах застыл страх, обида и внезапная растерянность.

— Спокойно, гражданин Косой, здесь кругом наши люди, — произнёс Леонид Быков и кивнул музыкантам головой.

— Гениальный актёр, — кто-то громко пробурчал в зале.

А Эдуард Хиль и его музыкальная группа на сцене запели: «Наша служба и опасна и трудна и на первый взгляд как будто не видна». И хоть музыкальный фрагмент продлился всего один куплет, я отметил про себя, что внимание зрителей вновь пошло на спад. Зато когда на экране появились, сидящие в тюрьме актёры Смирнов и Крамаров, народ вновь захихикал.

— Враньё. Так не бывает, — протянул дядя Лёша Смирнов.

— Какое враньё? Век воли не видать! — возразил Крамаров под оглушительный хохот собравшихся на просмотр моих коллег.

«Всё! Кина не будет. Электричество кончилось», — буркнул я про себя, когда появился финальный титр: «Конец». В зале включили свет. Директор киностудии «Ленфильм», товарищ Киселёв, с вопросительным видом обвёл задние ряды, как бы спрашивая: «ну, как вам эта ерунда, сделанная на коленке за один день?». И тут кто-то с самой галёрки гаркнул:

— Включай по второму разу! Что-то как-то пока не понятно!

— Правильно! — поддержали этого товарища техники, которые рядом со мной ржали весь фильм, и часть слов главных героев элементарно не слышали.

— Слушай, Феллини, это что-то с чем-то, — зашептал, пожимая мне руку, мой армейский дружок Генка. — Признаюсь честно, не ожидал.

— Да, Геннадий, кино — это тебе не мелочь по карманам тырить, — хохотнул я и вышел из просмотрового кинозала в коридор, потому что мне всё стало окончательно ясно: «если простые техники мою работу оценили по высшему разряду, значит, короткометражка без сомнений пойдёт в широкие народные массы».

Вдруг следом из дверей кинозала показался директор «Ленфильма» Илья Николаевич Киселёв. Невысокий, полненький, кучерявый 50-летний мужчина, который пять лет отсидел в «Каргопольлаге», глянул на меня как на «неведому зверушку». «Понимаю, я бы тоже сильно удивился, если бы молодой парень без профильного образования за один день снял такую вещицу», — подумалось мне.

— Что же мне с тобой делать, Феллини? — пролепетал он, почесав свой мощный затылок.

— Если можно — выпишите премию, если нет, то дайте «засраку», то есть заслуженного работника культуры, — коротко и внятно ответил я.

— Нет такого звания, как твой «засрака», — проворчал Илья Николаевич. — В субботу вместе поедем в Москву, покажем твою фильму и будем думать дальше, как нам жить?

— Кому покажем?

— Дуньке Распердяевой! Идиот! — психанул директор. — Все фильмы снятые в СССР сдаются в Госкино. Оформим твою «Такнебывайку» как сюжет из киножурнала «Фитиль». Если картину примут для кинопроката, то будет тебе и премия, и гонорары актёрам. Гоп со смыком — это буду я… тьфу, привязалась гадость, — отмахнулся от меня Илья Николаевич и пошёл на второй этаж в свой собственный кабинет, а в просмотровом кинотеатре, где кино запустили по второму разу, вновь раздался весёлый и дружный гогот.

Гулянка по поводу моей дебютной короткометражной ленты на четвёртом этаже главного корпуса «Ленфильма» шла уже второй час. В кабинете съёмочной группы кинокомедии «Зайчик» было душно, тесно, накурено, а алкоголь в виде дешёвого вина и портвейна разливался по кружкам с необычайной щедростью, часто переливаясь за ободок. В углу трещал проигрыватель с маленькой пластинкой фирмы «Мелодия», которую дядя Йося Шурухт привёз из Москвы.

«Выпросил, стоя на коленях», — несколько раз похвастался он, показывая обложку, где был коллективный снимок актёров «Зайчика», ибо песни на виниловых дорожках были именно из этой ещё не снятой картины. На одной её стороне заливался Эдуард Хиль, исполняя «Королеву красоты». Далее шла замечательная и красивая песня «Любовь настала» в исполнении Хиля и Нонны Новосядловой. А на обороте красавица Нонна пела уже сольно легкую и беззаботную вещь «День на двоих», и завершала крохотный музыкальный марафон «Любовь настала» в одном инструментальном исполнении.