Гость из будущего. Том 2 (СИ) - Порошин Влад - Страница 13

— Товарищи мои дорогие, — начал я заседание, — есть у меня такое неосязаемое предчувствие, что мы с вами снимем настоящую бомбу.

— Это за три-то месяца? — с сомнением хмыкнул Шурухт. — Снять бы просто добротное кино.

— Да уж, сроки какие-то нереальные, — поддакнула Лидия Сергеевна.

— Ну и чё? — возразил Генка. — Вон, короткометражку сделали вообще за день, а её уже взяли на конкурс.

— На какой конкурс? — спросили мы почти хором.

— Объявление у входе читать надо, — заворчал мой бравый ассистент. — С 1-го по 7-е августа в Выборге пройдёт Первый всесоюзный фестиваль советского кино. Мы участвуем в разделе короткометражных фильмов.

— Правильно, Геночка, надо говорить: «у входа», — поправила моего армейского дружка Нонна. — У меня вопрос, — девушка подняла руку как в школе. — Почему у моей героини имя Анастасия Романовна Абдулова, а не Зина, как в короткометражке? Мы ведь как бы снимаем продолжение.

— Потому, что ты Феде Косому представилась чужим именем, — буркнул я и добавил про себя: «И потому что „Знатоков“ я снимать не намерен, пусть этим занимаются супруги Лавровы, когда придёт их время».

— У меня тоже вопрос, — поднял руку дядя Йося, который вёл себя как-то уж слишком вежливо, следовательно, ему опять что-то требовалось. — Почему Марианна Вертинская у нас в сценарии сначала была сотрудником милиции, где она заведовала картотекой, а теперь стала преподавательницей иностранных языков из Университета?

— Вопрос хороший и по существу, — улыбнулся я. — По сценарию наша Марианна должна несколько раз изображать иностранку, демонстрируя прекрасные знания немецкого и английского языков. Для заведующей картотекой — это перебор. Более того в новом варианте сценария у Марианны появляется и младший брат: старший лейтенант Володя Казанцев или «Казанова», которого играет Олег Видов. Он же её и уговаривает помочь в расследовании. Вот так будет логичней. И вообще сценарий не догма, что-то не понравится — перепишем. Ещё вопросы?

— Кто преступник? — спросили вразнобой все участники нашей молодой киногруппы.

— У тебя, Феллини, 25-ый эпизод почему-то не прописан? — возмутился Генка Петров.

— Эта информация пока закрыта, — упрямо произнёс я. — Теперь по существу. К субботе к 4-у июля нужно обзвонить и собрать всех актёров первого и второго плана на студию. Проведём читку, пару небольших репетиций и устроим культурное товарищеское застолье.

— Это правильно! — хлопнул в ладоши дядя Йося. — Бюджет позволяет. Где заказывать столики?

— Гулять будем в Неве, — сказал я, как отрезал.

И вдруг дверь чуть не отлетела в сторону. На пороге стоял оператор Дмитрий Месхиев. Лицо Дмитрия Давыдовича выражала крайнюю степень озабоченности.

— Я догадался! — выпалил он. — Преступник — это сотрудник музея, которого играет Алексей Кожевников. Он конечно высокий, но если немного согнуться, то он сразу будет низкий. Он, просто подлец! Он тайно украл картину, а потом специально спихнул вину на своих товарищей: Леонова и Штиля!

— Скорее всего, он, — неопределённо пробурчал я. — Дмитрий Давыдович, ты работать с нами будешь или как? К середине августа съёмки закончим — это я гарантирую. Твой Калининград не пострадает.

— Если Калининград не пострадает, то поработаем, — кивнул Месхиев. — Я человек слова. Я там уже пообещал.

— Вот и замечательно, — теперь я хлопнул в ладоши, ведь мне такой физически крепкий оператор, который легко мог отработать смену с ручной кинокамерой был просто необходим как воздух.

— Что замечательно? — спросил Леонид Быков, который незаметно показался в проёме приоткрытой двери, в руках у актёра-режиссёра была шестиструнная гитара. — Извиняюсь, что опоздал. Я тут как бы в первом павильоне тоже кое-что снимаю. Ха-ха. Феллини, я полистал сценарий и не понял…

— Картину со святым Лукой украл Кожевников, — захохотал Дмитрий Месхиев, — заходи, дорогой, гостем будешь. Правда, на столе пока пусто. Но можем и организовать.

Оператор, который всего лишь секунду назад стал членом нашей съёмочной группы, моментально почувствовал себя хозяином моего кабинета. «Ладно, потом с глазу на глаз проведу отдельную беседу», — подумал я, пропуская к столу Леонида Фёдоровича.

— Не надо ничего организовывать, у меня вопрос другого плана, — смущённо сказал Быков. — В сценарии написано, что мой персонаж — это подполковник Юрий Александрович Петренко, бывший фронтовик и бывший спортсмен автогонщик, который выступал за общество «Динамо».

— Можно переписать и на футболиста, правого полусреднего, — улыбнулся я. — Не принципиально.

— Нет-нет, я автомобили люблю, — замах руками Леонид Фёдорович. — В 21-ом эпизоде мой персонаж во время посиделок с коллегами у костра поёт какую-то песню автогонщиков. А в сценарии нет ни слов, ни аккордов.

Быков протянул мне гитару и все собравшиеся в кабинете киношники разом уставились на меня, как будто я пророк, который сейчас родит некую непреложную истину.

— Песня остаётся с человеком, песня — верный друг твой навсегда, — пробухтел я себе под нос и взял гитару. — Да, по сценарию подполковник Петренко поёт. Однако эта песня не так проста для исполнения. Это вам не «ромашки спрятались, поникли лютики». Эта вещь жёсткая и динамичная, чтобы музыку можно было ещё подложить и под драку сыщиков с бандитами. Кстати, гитару в 21-ом эпизоде можем легко заменить на радиоприёмник или магнитофон.

— Пой, давай, — недовольно буркнул Леонид Фёдорович.

Честно говоря, я просто сломал голову, когда думал какой музыкой украсить детектив. Взять бы Виктора Цоя, но его время ещё не пришло. Да и на худсовете меня просто расплющат за «Группу крови на рукаве». И буквально два дня назад я вспомнил детский фильм «Большое космическое путешествие», которое в детстве засмотрел до дыр. «Ну что ж, врежем рок в этой дыре», — подумал я и на двух басовых струнах заиграл песню Алексея Рыбникова из 70-х годов:

Наши лица ветром

Скорость обжигает,

Мчится нам навстречу

Трека полотно.

Тот, кто не рискует,

Тот не побеждает,

В жизни ли, на гонках —

Это все равно!

Скорости не сбрасывай на виражах.

Па-па-па па-бу-па!

Только так научишься побеждать.

Побеждать.

— Ну, что звёзды кино в шоке? — усмехнулся я, когда после одного припева и куплета увидел широко открытые и выпученные глаза абсолютно всех свои коллег.

— Ох, ёёё, — почесал затылок Леонид Быков. — Слушай, Феллини, а давай я эти слова просто спою, на унца-унца, как блатную песню. Хорошо получится. Как наша пионерлагерная. Ха-ха! Давай слова.

Я протянул Леониду Фёдоровичу свою записную книжку, куда записывал умные мысли и удачные фразы для диалогов, и отдал гитару. И товарищ Быков за пять минут забойную песню из будущего превратил в «изгиб гитары жёлтой, ты обнимешь нежно», которую тут же с удовольствием принялись подпевать и остальные члены съёмочной группы. «Ничего, для боевой сцены я запишу музыку в стиле рок, — подумал я. — Как здорово, что все мы здесь, сегодня собрались».

В замечательное субботнее утро 4-го июля 1964 года я, как и во все предыдущие дни, переступил порог киностудии «Ленфильм». И хоть на улице накрапывал вредный и тягомотный дождь, настроение было превосходным. Во-первых, сегодня мне предстояло увидеть весь актёрский ансамбль дебютного полнометражного фильма в сборе. Во-вторых, я наконец-то полностью закончил сценарий, переписав некоторые диалоги и последний 25-ый эпизод, который решил держать в секрете до последнего съёмочного дня. В-третьих, моя любимая актриса Нонна, которую я держал за руку, тоже выглядела счастливой. А для мужчины это немаловажно.

— Зайдём в кафе? — спросила она, когда я остановился напротив объявления о Первом всесоюзном фестивале кино.

Официально фестиваль считался ленинградским, однако в Ленинграде было запланировано всего-навсего открытие и закрытие этого съезда честных тружеников советского кино. Вся остальная рабочая программа, обсуждения и круглые столы, были перенесены в санаторий «Красный холм». Эта бывшая финская здравница «Канкала» располагалась под Выборгом на берегу живописного озера, что могло нанести непоправимый вред здоровью всех киношников. «Это же семь дней непрекращающейся и необузданной коллективной пьянки! Хорошо хоть медицинские работники под боком», — подумал я и пробурчал вслух: