Гость из будущего. Том 2 (СИ) - Порошин Влад - Страница 1

«Пить надо меньше, меньше надо пить, будешь трезвым и красивым, будут женщины любить», — бубнил я про себя, лёжа на диванчике в кабинете нашей киногруппы, который находился на четвёртом этаже главного корпуса «Ленфильма». Рядом хлопотала заботливая ассистентка режиссёра Любочка, прикладывая к моему лбу мокрое и холодное полотенце. Чуть поодаль решали, что делать с моим нетрезвым телом, главный режиссёр кинокомедии «Зайчик» Леонид Фёдорович Быков и директор той же кинокартины дядя Йося Шурухт. Причём оба почти беспрерывно курили. Кстати, эта пагубная привычка 60-х годов испортит многим представителям советского кино голос, легкие и подсократит творческую жизнь.

А вообще в этот 1964 год я из будущего «зашёл в гости» совершенно случайно. Как сейчас помню, сидел в кинотеатре и готовился созерцать «Аватар: Путь воды», и пока на экране мелькала реклама мне, старому и больному пенсионеру, стало плохо. Потом началась какая-то чепуха с перемещением во времени и пространстве, и вдруг я уже не пенсионер, а сильный и молодой человек. И сижу не в современном кинотеатре, а в стареньком ленинградском общежитие киностудии «Ленфильм». И теперь моё имя — Ян Игоревич Нахамчук, к которому прицепилось громкое киношное прозвище — Феллини. А ещё у меня алкогольная непереносимость, скорее всего, приобретённая после антинаучного переноса во времени и пространстве. Кстати, сигаретный дым я тоже не очень хорошо перевариваю.

— Откройте окно, дышать нечем, — простонал я.

— Лежи, лежи, — шикнула на меня Любочка, — не шевелись.

— А давай сдадим его в психушку? — предложил дядя Йося, не обращая внимания на мою вполне законную просьбу. — У меня есть знакомый врач, так он нашему «гению кино» за 25 рублей легко выпишет справку о частичной шизофрении головного мозга.

— Хорошая идея, — закивал головой Леонид Быков. — У нас ведь сегодня четверг 18 июня? Значит завтра уже зарплата, то есть деньги на подкуп эскулапа найдутся.

— Ну, конечно, все кругом нормальные, только я — дурак? — проворчал я. — 25 рублей за справку, обалдели что ли? Этот ваш психиатр случайно сам не сошёл с ума? Насколько я помню, у нас в стране медицинское обслуживание осуществляется бесплатно.

— Да, 25 рублей — это многовато, — поддержала меня ассистентка Любочка.

— Ты мне лучше скажи, придурок, зачем ты бросил коробку с киноплёнкой в голову директора киностудии⁈ — накинулся на меня Иосиф Шурухт, почувствовав, что я уже немного пришёл в себя. — Что тебе Илья Николаевич плохого сделал?

— Воды, — простонал я и закрыл глаза, чтобы не отвечать на неудобный вопрос.

Во-первых, металлическую коробку с кинокартиной в голову товарища Киселёва я не бросал, это наглая клевета. Я метился в настольную лампу, которая почти не пострадала. Ну, может быть, чуть-чуть поцарапалась при падении на пол. Во-вторых, я и сам теперь не понимал, как такое могло произойти? Возможно, на мою нервную систему повлияла бессонная ночь, во время которой я монтировал дебютный короткометражный фильм. А в-третьих, Илья Николаевич, надо сказать прямо, сам повёл себя не совсем красиво. Сначала дал мне добро на самостоятельную работу, а затем «включил дурака», дескать я не это имел ввиду. Как будто мне 24 года, как будто я — простой зелёный пацан. А ведь я уже прожил жизнь, и отлично знаю, как грамотно запудриваются мозги.

На этих невесёлых мыслях Любочка поднесла к моим губам стакан воды, и я приоткрыл один глаз, чтобы живительная влага не расплескалась мимо рта. Однако дядя Йося, заметив этот жест, вдруг побагровел, замахал руками, как курица-наседка и «закудахтал»:

— Ты на него, Лёня, только глянь, он над нами ещё и издевается! Вставай, обалдуй! Пойдём к директору прощенье выпрашивать. Если потребуется, встанешь на колени. А ещё лучше, как только войдём в кабинет, так сразу падай на ковёр и кайся. Илья Николаевич — человек отходчивый, может быть простит.

— Хорошо, согласен на временную шизофрению, — закряхтел я и, очень медленно приподнявшись, зафиксировал своё тело в сидячем положении. — Предлагаю такой план будущей операции по реабилитации: как только войдём в кабинет Ильи Николаевича, я сразу прыгну на четыре конечности, завою, зарычу и брошусь кусать директора киностудии за ноги, за руки и вообще за всё то, до чего дотянутся мои зубы.

— Кретин, — обиделся дядя Йося Шурухт.

— Может быть и кретин, но не дурак и подхалим, — пробурчал я и схватился за голову, почувствовав как она кружится и куда-то всё время летит, а ещё нечто незримое громко заухало прямо в мозговых извилинах.

«Пить надо меньше, меньше надо пить, будешь трезвым и красивым, будут женщины любить», — снова запел я про себя, чтобы головные боли немного утихли.

— Бедный, — сказала Любочка и посмотрела на меня, словно сестра милосердия. — Давай я тебе сделаю кофе?

— Правильно, Люба, сделай ему кофеёк! — рявкнул дядя Йося. — Только добавь туда крысиного яда, чтобы наш дорогой Феллини долго не мучился и не расшатывал наши нервные клетки. Ты же, идиот, всех нас подставил!

Шурух махнул на меня рукой, отошёл к приоткрытому окну и закурил по ещё одной сигарете с молчаливым и задумчивым Леонидом Фёдоровичем Быковым. Дядя Йося — невысокий и немного склонный к полноте мужчина, своим длинным и горбатым носом чем-то смутно напоминал режиссёра Марка Захарова, киноактёра Зиновия Герда и нашего американского коллегу Стивена Спилберга. Правда, он не имел соответствующих творческих способностей, зато легко заводил полезные деловые связи. Именно с его подачи на следующей неделе фирма «Мелодия» должна была выбросить на прилавки магазинов миньон с песнями как бы моего сочинения. И продажи пластинок сулили неплохой заработок, что для меня голодранца было архи важно. А как я отблагодарил дядю Йосю? Заявился к директору киностудии и устроил скандал почти на ровном месте. Одним словом — идиот.

— Ладно, пошли каяться, — брякнул я и встал с дивана.

Однако пол перед моими хмельными глазами тут же зашатался как палуба корабля в непогоду, но уже через несколько секунд качка сменилась на вполне приемлемый штиль.

— Молодец, — обрадовался Шурухт и затушил недокуренную сигарету.

— Но, — я поднял указательный палец вверх, — руку целовать не буду и на колени тоже не встану. Скажу, что, находясь в состоянии аффекта, заметил в глянцевом отражении плафона лампы призрак проклятого капитализма. Поэтому тут же бросил в него единственную дорогую сердцу вещь, которая оказалась под рукой, то есть коробку с собственным кинофильмом.

На последних словах я громко шмыгнул носом и смахнул невидимую слезинку со скулы. И дядя Йося, догадавшись, что со мной нормальной каши не сваришь, произнёс:

— Ладно, как только зайдём в кабинет Ильи Николаевича, молчи, словно рыба на льду, говорить буду я. А ты будешь молчать, кивать и соглашаться.

— Отличная идея, — улыбнулся Леонид Быков и пожал руку моему очень дальнему родственнику.

— Что вы ещё придумали? — неожиданно спросил сам Илья Николаевич, который очень тихо открыл дверь кабинета и теперь, стоя на пороге, внимательно разглядывал всю нашу маленькую компанию заговорщиков.

— Призрак капитализма бродит по Европе, — пролепетал я и добавил про себя: «А вас, товарищ Киселёв, разве стучаться в детстве не учили?».

— Что? — скривил недовольное лицо Илья Николаевич, который держал в руках коробку с моей короткометражкой.

— Я говорю, что у нас плановая политинформация, — уже по привычке соврал я, — обсуждаем, чем ответить Голливуду на их провокационный фильм «В джазе только девушки». Товарищ Шурухт, например, предложил снять «В джазе только слесаря». Сюжет такой: бригада слесарей выезжает на природу и джазит, то есть играет джаз. И заодно, под песни и пляски, помогает органам госбезопасности обезвредить очень опасного шпиона, Остина Пауэрса. Ну, ведь бред же?

— Почему? — вдруг заинтересовался директор киностудии Киселёв.