Второй шанс (СИ) - "MaryJuta" - Страница 4

До конца своей жизни Старик помнил тот холодный пот, который пробил его, когда он читал этот классический донос. На него, посмеиваясь, смотрел парторг. Все знали, что в Медицинском институте очень строго следили за моральным и политическим обликом своих студентов. Если, к примеру, студент попадал в вытрезвитель, или в отделение милиции, совершив какое-то правонарушение, то когда в ректорат приходила из этих учреждений бумага на провинившихся, от Администрации института всегда следовал ответ, что такие студенты в Институте не числятся. Их просто напросто отчисляли задним числом так, что на момент совершения проступка, они уже не были студентами.

Да и сам Старик попался однажды на сущем пустяке. Он, задумавшись, подошел к перекрестку в центре города. Для того, чтобы перейти к остановке троллейбуса, по правилам, нужно было пересечь последовательно три стороны этого перекрестка. Но он решил пройти напрямую, там где переход был запрещен. Вот тут-то его и поймал постовой.

— Здравствуйте! Почему нарушаем? — спросил он строго студента.

— Так тут короче, — честно признался нарушитель.

— Что? Короче? Где работаете, учитесь? — спросил старший сержант, вытаскивая блокнот.

— В Медицинском институте, — вздохнув ответил Старик, уже предчувствуя приближение больших неприятностей, вытаскивая и передавая свой студенческий билет.

— Где, где? — с недоверием переспросил милиционер оглядывая нарушителя сверху вниз. Все знали, что медицинский институт считается элитным заведением не только в их городе. Он входил в пятерку лучших мединститутов всего СССР. И там учились дети весьма состоятельных родителей со всего Союза, а большинство студентов всегда были одеты в самые модные вещи. Большинство, но не он. На нем была затертая мастерка, в которой он и запечатлен на фотографии в билете, поношенные брюки с отвисшими коленками и дешевые разваливающиеся кроссовки.

— В медицинском институте, — повторил еще печальнее студент.

— Значит так, — произнес милиционер строго, протягивая руку и возвращая студенческий билет, — на первые раз я тебя прощу. Если я выпишу тебе штраф, тебя выгонят из института. Но фамилию запишу. Попадешься второй раз, тогда не жалуйся. И еще. Скажи своим родителям, чтобы они тебе нормальную одежду купили, что-ли. Иди, студент, — и он покачал головой, пожалев голодранца. Счастливый правонарушитель, поблагодарив стража порядка, быстро убежал.

На следующий день его вызвали в деканат. Там его встретил продекан факультета. Он строго посмотрел на Старика и сказал:

— Я ехал вчера на троллейбусе и видел тебя с милиционером. Даже знать не хочу, какого рода разговор между вами состоялся, но запомни, если из милиции придет бумага, будешь отчислен. Иди.

Целый месяц Старик пребывал в беспокойстве, но старший сержант сдержал свое слово: штраф не выписал, и его отчисление не состоялось. И на этот раз судьба ему улыбнулась.

— Испугался? — спросил парторг, когда Старик прочитал донос-характеристику. — А ведь ты не знаешь всей правды. У нас было закрытое заседание парткома по этому поводу. Решали, что с таким матерым антисоветчиком как ты, делать.

— И что решили? — с пересохшим ртом спросил Старик.

— Решили, что ты блаженный. Дурачок. Весь в науке, и сам не понимаешь, что несешь. Только это тебя и спасло.

— А зачем она на меня написала этот донос? — спросил пришедший в себя студент.

— Ты что, в самом деле не понимаешь? — удивился парторг. — А что ей оставалось делать?

— Ничего, просто не писать об этом!

— Ты что действительно дурачок или так умело прикидываешься? — рассердился парторг.

— Я честно не понимаю, — растерянно пробубнил Старик.

— Да я вижу, что не понимаешь, — вздохнул преподаватель. — Ты знаешь, что среди студентов, есть информаторы Комитета Государственной Безопасности? И кто они, никто в институте не знает.

Тогда Старик ему не очень поверил, но через двадцать лет он встретил своего однокурсника, который поведал ему о том, что он уже на пенсии. Старик спросил его, как ему это удалось. С циничной усмешкой он ответил, что по выслуге лет.

— И где же это такая выслуга? — поинтересовался Старик.

— В Службе Информации и Безопасности, — гордо ответил тот. — Эта местная служба была приёмником Комитета Государственной Безопасности бывшего СССР.

— Ты врачом там работал?

— Каким врачом?! Кадровым сотрудником, — и показал ему пенсионное удостоверение полковника этой службы. Сопоставив сроки службы и выход на пенсию своего однокурсника, Старик понял, что тот уже с первого курса служил в конторе глубокого бурения, как называли КГБ тогда.

— Ты поставь себя на ее место, — продолжил парторг. — Встает студент и начинает говорить такие вещи. Что она сразу думает? А вдруг это провокация? А вдруг в группе сидит информатор конторы и смотрит, как она отреагирует. И если она промолчит и покроет эту антисоветчину, напишут уже донос на нее! Вот она и настрочила первой.

— Вы серьезно решили, что я дурачок? — недоверчиво спросил Старик.

— Нет, конечно. Это была официальная версия. Но все решили, что это ты один из сотрудников госбезопасности, или специально, по просьбе другого агента, устроил ей проверку.

— Но я не был ни информатором, ни провокатором, — заметил Старик.

— Вот и хорошо! То, что тогда считалось грехом, сейчас, во времена перестройки и гласности, считается борьбой с тоталитаризмом! — торжественно отрапортовал парторг. — Так что все хорошо!

Старик немало подивился такому заключению, потому что себя он никогда не относил к борцам с Советской властью, а к политике и политикам относился с омерзением.

И сейчас, лежа на больничной кровати в советской больнице, в теле подростка, он решил быть максимально осторожным. Тысяча девятьсот шестьдесят седьмой и тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год, это две большие разницы. Огромные. Времена были конечно не сталинские, но и не либеральные.

«Нужно составить план, что и как делать, — рассуждал он, заложив руки за голову: — В СССР нет частной собственности — все принадлежит государству. При Сталине были артели, но Хрущев все ликвидировал. Отмороженный на всю голову троцкист. Как же мне заработать много денег? Причем честным путем. Вообще, богатые легальные люди в СССР были? Кроме фарцовщиков, цеховиков и прочего криминала? Думаю, что были. Это, главным образом, люди творческих профессий: писатели, художники, артисты. Ну это мне не подходит. Художественных талантов у меня с роду не было. Мое призвание наука. Как мне заработать тут наукой? Нужно думать…»

На этой мысли он заснул.

Утром, к нему пришел лечащий врач и заполнил его историю болезни. Через час, палату посетила группа врачей, устроивших возле койки Старика врачебный консилиум. Они снова обследовали его, задавали разные вопросы, проверяли рефлексы, светили в глаза фонариком, водили перед его носом молоточком, рассматривали рентгеновский снимок его головы.

Единогласно было вынесено решение, что физически пациент здоров, но на лицо посттравматическая частичная амнезия. Никакого специального лечения для нее не требуется. Организм молодой, и если судьбе будет угодно, то память восстановится. А вот как и когда, на этот вопрос современная медицина пока не может дать ответ.

Было рекомендовано, учитывая имевшееся в анамнезе сотрясение мозга, подержать пациента неделю в больнице, назначить ему различные физиотерапевтические процедуры и витамины. После чего, ученое медицинское собрание покинуло палату.

— Смотри, как интересно, — ехидно сказал мужик с перевязанной головой. — Память ему отшибло, но генеральную политическую линию ведет правильную!

— Ты чего к нему пристал? — вмешался второй. — Просто он настоящий советский человек! Правильные мысли у него с молоком матери усвоены!

Смершевец ничего не говорил, а только пристально рассматривал Старика, пытаясь обнаружить в нем скрытые признаки тайного агента: британской, японской, немецкой или американской разведки. Израильской он не искал, так как ни по лицу, ни по фамилии на еврея тот был не похож. Ничего не обнаружив, он разочарованно вздохнул и отвернулся к стене.