Господин следователь. Книга 2 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 39

— И платили побольше, чем остальные постояльцы?

— Знамо дело, побольше, — усмехнулся Петров. — Не по полтинничку за день, а за пятерку. А если паспорт в полицию не носить — так и червонец, а то и четвертной не пожалеют.

— А Учетные журналы? — спросил я.

— А что журналы? — отмахнулся канцелярист. — Вписываешь какую-нибудь фамилию, указываешь — купец, вот и все, Законных постояльцев, вроде вас, когда вы у Настьки останавливались, обязательно нужно вписать, в полицию сопроводить, чтобы все чин—чином. А таких можно и попридержать, и заработать.

— Тогда не пойму, — хмыкнул Абрютин. — Если Борноволкова под чужой фамилией записали, зачем было страницу вырезать?

— Испугался я, — повинился Петров. — Вон, господин Чернавский, он же хитрый, он все прознает. Журнал гостиничный возьмет, начнет с нашей пропиской сверять, не сойдется, вот и готово дело.

— Но ведь учетные журналы городовые проверяют, сличают, — поднял брови Абрютин.

— Городовые знают, что Настасья — моя сестра, ее не трогают. Да и я всегда говорю — мол, сам у сестрицы все посмотрю. Можно бы вообще в журналы не вносить, но чревато. Заметит кто, донесут.

Судя по задумчивому взору исправника, городовой, должный проверять прописку в «Англетере», с должности не слетит (где другого взять?), но будет наказан. Как уж его «покритикует» Василий Яковлевич, не знаю, да и вмешиваться в полицейские дела не мое дело.

— Ладно, ближе к теме, — сказал я. — О приписках с пропиской мы тебя еще послушаем, ты про убийство статского советника рассказывай.

— Так что рассказывать-то? — пожал плечами канцелярист. — Меня же не было, когда Колька советника убивал, с его слов знаю.

— Рассказывай с его слов, — подбодрил я подозреваемого. — Почему Колька решил статского советника убить, где убивал? Куда вещи покойного дели — прибрали, продали.

— Про главное расскажи — куда акции спрятали? — вмешался Наволоцкий.

— Акции? — удивленно вскинулся Петров. — Я и слова-то такого не знаю.

— Не ври, — строго сказал я. — Человек ты грамотный, газеты читаешь, должен знать, что акция — ценная бумага, дающая владельцу право на долю в компании, участие в управлении, а также на долю в прибыли. Прибыль дивидендами называется.

— Мы в Череповце, а чтобы прибыль получать, в Петербург нужно ехать, — скривился канцелярист. — Но про акции, если они с советником и были, ничего не знаю, врать не буду. Это Настасью нужно спрашивать, она с купцами дела имеет.

— Видишь, все-то ты знаешь, а кобенишься, — усмехнулся я. — Давай с самого начала. Когда узнал, что Колька статского советника убил?

— Когда тот мне обручальное колечко принес, и перстень. На персте птица какая-то, и башня, да двести рублей дал. Сказал — моя доля.

— Долю он тебе за что дал? — спросил я.

— За то, что учетный журнал в полицию не носил, что городовой не проверял. С мной, пока я в канцелярии служу, Настьке и жить спокойнее, да и гостиницу содержать легче.

— Ясно, — хмыкнул я. — Теперь расскажи-ка нам, сколько народа всего твой родственник убил и ограбил? И чем убивал?

— Вот вам крест, ваше благородие, — снова закрестился Петров. — Знаю только, что убивал Колька кистенем, видел — круглый такой, на ремешке. Больше ни про кого не знаю, ведать не ведаю.

Коллежский асессор господин Абрютин вопросительно посмотрел на меня. Не иначе, у его высокоблагородия кулак уже не болит и он готов помогать следствию всей душой. Пока подожду просить помощь, хотя и полностью ее отвергать не стану.

— Илья Тихонович, родной ты мой, — проникновенно сказал я. — То, что твои родственники, постояльцев грабили и убивали не раз и не два, стопудово. Думаешь, я поверю, что тебе всего один раз долю приносили? Все равно ведь и обыски проведем, и допросы учиним. Лучше ты мне сразу правду скажи. И тебе легче, и я на тебя сердиться не стану. Авось, от Петропавловской крепости и отмажу.

Канцелярист Петров подумал, потом сказал:

— Кроме статского советника, троих убили. Статского в этом году, двоих — в том, одного — с пару лет назад.

— Четверо, значит… Не маловато будет?

— Почему маловато? — пожал плечами Петров. — С умом выбирать надо, кого грабить. Чтобы одинокий был, без слуг и без родственников, при деньгах, да согласился, чтобы Колька его до Никольского отвез, вроде как к другому извозчику. Много ли таких через наш город едет? Будь это Москва, Санкт-Петербург, можно бы и развернуться, а у нас малолюдье. Купцы да чиновники, кто на почтовых ездят, да на своих, они все законно делают, с опаской. И с ними люди всегда. Одного убить да ограбить — возможно, а двоих или троих — перебор. Одиночка, богатый, да чтобы скрывался — самое то. Надо только закапывать получше.

— А здесь что не срослось?

— Поторопился Колька, — с сожалением сказал канцелярист. — Обычно-то он в лес заезжал, яму копал поглубже, а тут Настюха расхворалась, решил, что надо бы быстрее вернуться, жене помочь. Обычно-то Колька помалкивает, у бабы на посылках, а тут, куда деваться, если супруга болеет? Говорит — все уже изладил, даже колечки с пальцев спилил, а тут шум какой-то. Не то тройка несется, не то еще что-то. Испугался, тело в кусты свалил, снегом сверху закидал. Решил — если сразу не отыщут, попозже приедет, закопает, как следует. Земля-то мерзлая, копать тяжело, но придется, Ездил, говорит, раза три, но тело не отыскал.

Вопросов к канцеляристу-оборотню у меня много. Но они терпят. Мне его не раз придется допрашивать. Сейчас нужно главную дичь брать, пока до них не дошли слухи о задержании родственнике. У нас это быстро делается.

— Василий Яковлевич, — повернулся я к исправнику. — Этого сукина сына в участок… Нет, сразу в тюрьму, в отдельную камеру. Думаю, прямо сейчас надо всех ваших подчиненных поднимать, хозяев и весь персонал гостиницы арестовывать, и в участок определять. И господин генерал с нами, компанию составит. Верно?

— Как же вы без меня? — ухмыльнулся бывший Путилин.

— Сукина сына в тюрьму, это верно, но это потом, — сказал Абрютин. — Я его пока в подвале запру, под управой. Чуланчик там у нас есть, а ключ у меня. Водички ему нальют, ведро стоит. Пусть посидит, никуда не денется. А мы, господа, давайте вначале перекусим. Я сейчас в кухмистерскую пошлю, принесут. Чувствую, долго нам с гостиницей придется валандаться. А на голодное брюхо такая работа не в прок. Спешить начнем, пропустим чего.

Мы с надворным советником кивнули. Дело долгое, перекусить не вредно.

Домой явился часа в два ночи, когда Наталья Никифоровна спала. Дверь закрыта изнутри на крючок, но имелась хитрость — если засунуть в щелку между дверью и косяком щепку или расческу (ладно, пусть гребень), крючок приподнимется. Попаду в сени, но там еще одна дверь. Если закрыта изнутри, то не попасть, придется будить хозяйку.

Нет, открыто. Свет, от лампадки перед иконами тусклый, но, чтобы раздеться мне хватит. Еще бы зайти на кухню, какой-нибудь сухарик найти, но не стоит, Наталью разбужу. Будем считать, что по ночам есть вредно.

Думал, хозяйка не услышит, но нет. Услышала, проснулась, еще и встречать вышла по-домашнему — в ночной рубашке, с платком, наброшенным на плечи.

— Иван Александрович, чего это ты? — всплеснула руками Наталья Никифоровна. — Пришел под утро, я извелась вся, полночи не спала. И на обед не пришел, и на ужин. Тебе что, трудно забежать было? Идти-то всего ничего.

— Прости, заработался совсем, — повинился я, плюхаясь на табурет в прихожей.

Еще бы не заработаться. Половину дня, вечер и полночи занимались тем, что арестовывали хозяев гостиницы и их прислугу, потом учиняли обыск. А дом-то двухэтажный, большой, а еще сараи с конюшней.

— По бабам я не ходил, — предупредил я.

— Уж лучше бы ты по бабам ходил, чем такой ужас, — вздохнула Наталья, потом спросила: — Правда, что говорят, в «Англетере» бандитский притон был? Хозяева к себе одиноких путников заманивали, потом убивали, да грабили. Соседка сказала, что судебный следователь подвал открыл, а тот человеческими костями забит. Петр Генрихович говорит — мол, глупости это, не может такого быть, а вдруг?