Калгари 88. Том 3 (СИ) - "Arladaar" - Страница 27

— Кафе «Теремок» рядом с «Детским миром». Знаете где? — спросила Арина у водителя.

— Всё, понял, вопросов нет! — понятливо кивнул головой водитель, посмотрев в салонное зеркало и улыбнувшись Арине. — Сейчас быстро домчим.

Народу в кафе было порядком, как и всегда, тем более рабочий день близился к концу, а в это время всегда многолюдно. Но место нашлось.

Соколовская растерянно разглядывала запрещённые лакомства на витрине, не зная, что выбрать. Но Арина помогла.

— Ну что тут гадать, Марина! — улыбнулась она. — Заказывай мороженое. Оно тут обалденное. Раз в жизни можно попробовать.

— Но ты-то наверняка не раз в жизни! — звонко рассмеялась Марина. — Ты всё тут знаешь.

Купили по сто грамм весового ванильного мороженого в металлических розетках. Два круглых шарика, посыпанных тёртым шоколадом и политых абрикосовым сиропом. Вкуснятина!

— Часто ты тут бываешь? — спросила Марина, с интересом разглядывая посетителей.

Народу ещё больше прибавилось, почти все места оказались заняты. Приходили родители с детьми, или подростки младшего возраста.

Поболтав о том, о сём, девочки закончили еду и вышли на улицу. Город начинал наливаться сумраком, зажглись фонари, но народа на улицах меньше не становилось.По виду Соколовской и по тому, как она с любопытством смотрела по сторонам, было видно, что всё ей в новинку. Похоже, для Марины рядовая вылазка в город была делом из ряда вон. Как слетать на Марс, например.

Впрочем, Арина была точно такая же. Даже в Иженске, никуда она в одиночку не ходила. Гуляла лишь с отцом в парке. Будучи совсем маленькой, чертила мелками фигурки на асфальте, став постарше, каталась на велосипеде или роликовых коньках. Потом вместе с папой поглощали на парковой скамейке «запасы» взятые в парковом ларьке — чипсы, сухарики, пили газировку. Став подростком, ходила в кино, иногда с папой, иногда с мамой. Иногда втроём. Только сейчас Арина вдруг поняла, что с отцом, пожалуй что, свободного времени проводила больше, чем с мамой. Этому конечно, способствовали определенные причины. Отец работал посменно, и свободного времени у него было больше.

— Ну ладно… Пора по домам… — неуверенно сказала Арина. — Завтра встретимся.

— Давай я тебя довезу до дома, — предложила Соколовская, показывая на машину.

— Не стоит, правда… — начала отказываться Арина, но потом глянула на вечереющий город, представила забитый автобус, и согласилась. — Ну хорошо!

Когда Арина сказала, что везти её нужно в «Рабочий поселок», пожилой водитель с удивлением посмотрел на неё. Вот уж никак нельзя было предположить, что подружка дочери директора завода живёт в такой дыре. Район этот считался не то что неблагополучным, а скорее, непрестижным. Жили в нём лишь рабочие Уралвагонзавода и городской ТЭЦ, что уже как бы клало печать пролетарского происхождения на жителей этого микрорайона. Но ничего не сказал, лишь молча направил машину туда, куда сказали…

… Пока Арину крутая машина везла домой по вечереющему Екатинску, в Москве ещё вовсю проходил рабочий день. Рабочий он был и в федерации фигурного катания СССР, куда председатель центрального комитета этой спортивной организации Валентин Игоревич Шеховцов вызвал для доклада главного тренера ДЮСШОР ЦСКА Станислава Алексеевича Жука, только что прилетевшего из Свердловска. И целью доклада было впечатление от просмотра екатинских уникумов, Хмельницкой и Соколовской.

Жук прилетел утром. Но время даром не терял, хоть и явился к начальнику чисто выбритый и в новом пиджаке, явственно пахло от него коньяком, а глаза были красными от запойного недосыпа.

— Здрасти! — недовольно поздоровался прославленный тренер и сел на стул за столом совещаний.

— День добрый. Слушаю вас, Станислав Алексеевич, — строго сказал Шеховцов. — Расскажите об итогах вашей командировки.

— А нет никаких итогов! — насупившись, ответил Жук. — Всё, из-за чего был сыр-бор, оказалось фикцией.

— Какой ещё фикцией? Поподробнее можно? — недовольно спросил Шеховцов. — Вы ездили в Екатинск, смотреть Хмельницкую?

— Ездил. Ничего из себя не представляет эта Хмельницкая, катает какие-то танцульки, — махнул рукой Жук. — С тройных лутцев и флипов падает. А под конец так и вообще на скорой увезли. Таких юниорок в каждой спортшколе… У меня Кондрашова лучше катается. Если и брать кого-то в Москву, то Соколовскую. У ней и катание ровное, спортивное. Программы выдержанные. А то, что тройных нет, так их у многих нет. Я ей поставлю тройной тулуп. Этого хватит.

— Хватит для того, чтоб иностранок обойти? — ещё более недовольно спросил Шеховцов. — Я так понял, у Хмельницкой уже есть два старших тройных прыжка? Осталось только отточить их до полной готовности?

— Чужую технику можно оттачивать и перетачивать бесконечно! Лучше своё с нуля поставить и заниматься с ним! — повысил голос Жук. — Я уже кажется, сказал, что перспектив за Хмельницкой НЕ ВИЖУ! И заниматься с ней НЕ БУДУ. Соколовскую я возьму в конце сезона. Всё! Больше мне нечего сказать!

Шеховцов внимательно посмотрел на тренера. Похоже, лучшего от него ожидать уже не приходится. В ящике письменного стола Шеховцова лежало письмо от двух спортсменок ЦСКА — Анны Кондрашовой и Марины Зуевой, которые обвиняли знаменитого тренера в недостойном, аморальном и порочащем поведении. Требовали принять меры, так как обстановка в клубе сложилась нездоровая. Тренер позволял себе приходить на работу нетрезвым, говорить непристойности, рукоприкладствовать… Впрочем, никаких доказательств этому предоставлено не было. Но письмо считалось общим, и круг подписавшихся лиц впечатлял — от тренеров до технички.

Игнорировать письмо никак было невозможно. В первую очередь потому, что результаты ДЮСШОР ЦСКА и сборной по фигурному катанию СССР, главным тренером которой тоже был Жук, резко упали. Если бы результаты шли вверх, на чудачества тренера и внимание никто бы не обратил. Скорей всего, перевели бы смутьянов в другие клубы, и замяли дело. Но сейчас дело другое. До Олимпиады два года, половина олимпийского цикла прошла, а тренер всё больше идёт вниз… Чем отчитываться наверху, если олимпиада в Калгари будет слита?

Однако и убрать просто так Жука не представлялось возможным. Вес его был громадным, и в клубе и в армии и в народе. Такие дела нужно решать через центральный комитет партии. Не меньше.

Вот и сейчас, Жук похоже, пошёл на поводу у собственных предпочтений, пренебрёг интересами страны. Решившись окончательно расстаться с главным тренером, Шеховцов поднялся из кресла, показывая, что разговор закончен.

— Я всё понял, Станислав Алексеевич. Вы свободны.

— И это всё? — удивлённо спросил Жук.

— Всё, — Шеховцов непроницаемым взглядом посмотрел на него. Я понял всё, что вы мне сказали.

Жук покачал головой, неловко поднялся и запнувшись о кресло и на ходу задев плечом стену, пошёл к выходу.

Шеховцов остался сильно раздосадован. Никакой определенности от встречи с Жуком он не получил, и проблему нужно было решать прямо сейчас. Но выше головы у номенклатуры прыгать не принято, поэтому Шеховцов взял трубку и набрал номер председателя госкомитета по физкультуре и спорту. Пусть Граммов займётся этим делом…

… Арина добралась до дома одновременно с мамой. Дарья Леонидовна, не дойдя несколько метров до подъезда, услышала машину, едущую сзади, отступила в сторону, освобождая проезд для черной «Волги». Машина была директорская, которую знал каждый сотрудник заводоуправления, определяя по её наличию на стоянке присутствие начальника на рабочем месте.

Не зная, что это значит, Дарья Леонидовна с удивлением увидела Соколовскую на заднем сиденье, а рядом с ней Люсю! Девочки о чём-то оживленно разговаривали. Неужели они дружат? Это казалось невероятным! Хотя, если задуматься, ничего невероятного в этом не было. Раз занимаются в одной группе у одного тренера, да ещё и на таком высоком уровне, это казалось естественным.

Люся вышла из машины и о чём-то разговаривала с Соколовской, когда Дарья Владимировна подошла и поздоровалась с обеими.