Игры Эн Ро Гримм (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 47

– Кто первый, кто первый! – выпалила вдруг Красная, потирая ладони. – Кто первый возьмёт? Кто в дураках останется? Хе-хе-хе!

Сирил потянулся к сокровищу…

И тут Джек не выдержал.

Быстрее, чем даже получилось это осознать, он ринулся вперёд в лисьем облике, на стол, расшвыривая хлеб, цапнул зубами медальон – и, взвившись почти до потолка, перескочил на подоконник.

«Опередил, опередил! – хотел крикнуть он и рассмеяться, но получилось только фыркнуть. – А теперь, приятель, можешь забирать эту золотую безделушку, я всё равно не собираюсь плясать под дудку Неблагого и участвовать в Играх».

Хотел крикнуть – но не успел превратиться обратно в человека, когда в подоконник вдруг вонзился арбалетный болт, близко-близко от морды.

Сирил стоял с перекошенным лицом и целился в него, в Джека.

«Чёрт, – промелькнуло в голове. – Я облажался».

А потом Сирил выстрелил второй раз; Джек шарахнулся и сверзился с подоконника. Попытался зацепиться, но лишь пропахал когтями борозды в дереве – и рухнул вниз.

В ноздри ударил запах болота.

Чавкнула жижа, лапы увязли, но, по счастью, неглубоко. Инстинктивно Джек метнулся в сторону, туда, где пахло чуть посуше; чудом не увязнув, добрался до мшистой кочки, сплюнул золотую безделушку и завертел головой по сторонам.

Человечьим жильём не пахло; что-то булькало размеренно и жутко, словно сама топь вдыхала и выдыхала; ухала вдали сова – там, где выщербленная луна поднималась над болезненно искривлёнными деревцами.

Ведьминого дома и следа не было.

Воздух казался куда теплее, чем в окрестностях Рога и близ Гиблого ущелья.

– Я облажался, – повторил Джек, закрывая ладонями лицо. – Идиот. Идиот!

…Белая всё-таки обхитрила его и сумела их рассорить – пусть и в самом конце.

Земли Эн Ро Гримм напоминали одеяло, сшитое из лоскутов – прочно, однако не без изящества, словно иголка с ниткой были в смелых и опытных руках…

Но всё-таки единым целым клочки так и не стали.

Северо-запад, близ Захолмья, точно погрузился в предзимнее безвременье. Пологие холмы, желтовато-сизо-серые; сухая трава, шелестящая, ломкая, вымерзшая; корочка льда, которая появлялась в низинах у реки, там, где вода чуть подтапливала берег; тихие, оцепенелые леса, где пахло гнилушками, хвоей и смолой, где овраги медленно зарастали колючей ежевикой, и не слышно было ни птичьего крика, ни звериной поступи… Всё словно ожидало наступления стылого зимнего сна. Чуть южнее земля оживала, наполнялась красками и звуками. Густой, ватный туман укутывал долины, рощи и города; иногда там шёл дождь, как в окрестностях Рога и Гиблого ущелья, и тогда горьковатый аромат вянущих листьев становился сильнее… А очень-очень редко можно было даже увидеть цветущий лютик или одуванчик. Пожалуй, больше всего это напоминало середину октября, когда уже рукой подать до настоящих холодов, но дыхание лета всё ещё ощутимо и зримо.

И если Захолмье и Рог хотя бы походили на одну и ту же местность, просто в разные времена года, то болота словно принадлежали другому миру.

Воздух здесь был влажным, затхлым; даже ночью от почвы исходило тепло. Джек вытянулся на спине посреди густой травы и цепких лоз вьюнка, на относительно сухом островке. Всё вокруг полнилось жизнью, бессмысленной, хищной, злой. В бочагах что-то булькало, бултыхалось; на глубине таились рыбы, чуть выше обитали тритоны, лягушки и жабы. Змеи переползали с кочку на кочку; в ветвях необхватных, расколовшихся от старости ив ухали совы, дремали в камышах журавли, сновали туда-сюда мыши, ласки и крысы…

У многих тварей глаза пылали красным, а когти были из железа.

А от некоторых пахло недобрым колдовством – или погибелью.

Насекомые роились над водой, но то и дело сквозь тучи гнуса пролетали огоньки, синие и зеленоватые; каждый был как лампа, и за сиянием смутно виднелся силуэт крылатого существа. Красивая чёрно-зелёная змея, которая проползла совсем рядом с сапогом Джека, нырнула в бочаг и сразу без плеска ушла на дно, как камень, но вскоре появилась на другой стороне, и чешуйки у неё слабо сияли. Иногда можно было заметить карлика, полощущего в воде колпак, или огромную чешуйчатую лапу, которая шарила по берегу.

Тут было опасно, да; надо было уходить.

Но Джек всё тянул.

– В этот раз я действительно виноват, – пробормотал он. – И как теперь всё исправить?

– Может, для начала перекусить? – вкрадчиво поинтересовались заросли аира.

– Чего? – недоверчиво переспросил Джек, приподнимаясь на локтях.

Заросли хихикнули, зашелестели и расступились, выпуская рослого лиса с роскошным рыжевато-красным мехом. Лис остановился, топнул лапой…

…и обернулся высоким зеленоглазым красавцем, с головы до ног облачённым в красное и багряное. Высокие сапоги с серебряными застёжками и штаны из тонкой замши, вышитый узорчатый жилет – всё это было цвета старого вина; длиннополый сюртук и шёлковый платок на шее – киноварные, а рубашка со стоячим воротником – ярко-ярко-алая. На пальцах у него сверкали перстни с рубинами, а узел платка скрепляла опаловая брошь в виде рябиновой грозди.

– Для начала надо перекусить, – повторил Эйлахан, а это был именно он. И улыбнулся: – Много раз я ошибался, много раз оказывался в дураках, но об одном никогда не жалел: о том, что поверил человеку. Или в человека. Вот и ты не жалей… Идём-ка за мной.

Джек вспомнил, как исказилось от ярости лицо Сирила, и усомнился в том, что всё решится так просто.

«С другой стороны, Сирил ведь умный парень, – подумалось ему. – А значит, ну… ещё не всё потеряно?»

Эйлахан, Король-Чародей, словно подслушав его мысли, подмигнул – и поманил за собой.

Тропа развернулась среди топей словно по волшебству.

Идти пришлось долго. Огрызок луны потяжелел и скатился ниже к горизонту, наливаясь тревожной желтизной; ветер окончательно стих. Сперва тропинка виляла по болоту от кочки к кочке, а иногда приходилось срезать путь прямо через трясину – по стволу поваленного дерева, по выступившим из глубины корням. Топь беспокойно вздыхала, из глубины поднимались большие пузыри и лопались с тихим звуком, словно рвалось тонкое тесто – пф-ф-ф! Но постепенно почва под ногами становилась надёжней и суше. Водолюбивые ивы почти исчезли. Зато стали появляться буки, тополя, мощные, кряжистые дубы… Встретилось даже оливковое деревце, одинокое, робкое, точно оно заблудилось и выросло тут по ошибке. Но остановился Эйлахан под раскидистым тисом, таким старым и высоким, что казалось, будто это несколько стволов, впаянных друг в друга. По левую руку дышал покоем разнотравный луг; по правую простирался ежевичник.

Джек невольно улыбнулся.

«А колючки-то здесь такие же, как на севере».

– Тут нас точно не подслушают, – улыбнулся Эйлахан и огладил кончиками пальцев ствол тиса. – Уж мой-то старинный друг об этом позаботится… Ну как, Джек, нравятся тебе Игры?

– Настолько, что хоть в болоте топись, – мрачно откликнулся Джек и плюхнулся на землю, машинально кутаясь в лисий плащ.

– О, ну это всегда можно успеть, – вкрадчиво откликнулся Эйлахан. Прищёлкнул пальцами – и вспыхнул огонь, просто так, на ровном месте; с запозданием выполз из травы хворост, нырнул в пламя, и колдовской костёр стал похож на настоящий. – Но сначала…

– Сначала поесть, я помню. Я вообще умный.

Эйлахан рассмеялся.

Между корней тиса обнаружилась плетёная корзина, покрытая салфеткой. Внутри было с дюжину картофельных клубней, несколько сильно перчёных колбасок, пресный творожистый сыр, пара лепёшек и бутыль кислого сидра. Свернув из лопуха кулёк, Джек набрал вдобавок сладкой ежевики, а в роще неподалёку нашёл немного орехов. В это время Король-Чародей, нисколько не смущаясь чёрной и низкой работы, запёк картофель и поджарил колбаски.

Ужинали молча. Аппетит проснулся даже не лисий, а волчий: хлеба и морса на целый день, конечно, было мало, после всех-то трудов и переживаний… Постепенно припасы подошли к концу; остался только сидр, орехи и ягоды. И только тогда Джек отважился спросить: