Игры Эн Ро Гримм (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 1

Льётся октябрь бледным вином из кубка,

Тычется по оврагам слепой туман,

Ветки рябин косточек птичьих хрупче –

Близок Самайн.

В стылой дали будто скулит кто-то,

Тонкий ледок манит – шагни, сломай,

Сонмы огней мечутся над болотом –

Близок Самайн.

Пёс во дворе прячется под корытом,

Полной луны алым горит кайма,

Запертые двери теперь открыты –

Близок Самайн.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ИГРА

Поезд возник перед ним из тьмы, как чудовище.

Сперва неслышно загудели рельсы. Затем появилось тревожное ощущение близости чего-то огромного, холодного, неумолимого – и вспыхнули два ярких круглых огня, как широко расставленные глаза; выше блестел выпуклый стеклянный лоб, упрямый и бессмысленный – будто щелбана просил.

«Да это старая модель, – подумал Джек, отступая к платформе. – Разве их не списали в утиль ещё лет пятнадцать назад?»

Двигаясь рывками, поезд наползал, как огромный железный червь. Или земляной дракон – Джек видел одного такого в книжке, ещё в детстве, очень давно. Книгу, наверное, продали вместе с домом, а потом она наверняка закончила свой путь на субботнем блошином рынке, если не мусорном контейнере.

Дом всё ещё стоял – по крайней мере, полгода назад, весной.

Докатившись до тупика, поезд замер, тяжело кряхтя; огни снова угасли. Неуютная октябрьская ночь тут же стала вдвое темней и холодней. Движение во мраке скорее ощущалось, чем виделось – мельтешащие облака, ветки, танцующие на ветру… Воздух немного хрустел на зубах, резал нёбо – ещё не морозный, но уже почти.

Пахло прелой листвой, машинным маслом и рельсами.

«Надо бы в город двинуть, – подумал Джек в странном оцепенении, привалившись плечом к платформе. – Здесь-то чего ловить?»

Голову немного вело от усталости. Днём ему удалось поспать, но совсем немного, когда снимали контейнеры в хвосте грузового состава. Затем поезд двинулся снова, и там уж надо было смотреть в оба, чтобы не пропустить пересадку недалеко от Лоундейла. Новая «попутка» до Гримм-Хилл была потише и поновее: в крытых двухярусных вагонах перевозили автомобили – бережно, в отличие от песка и угля. Во время короткой стоянки Джек незаметно выбрался из поезда и до города пошёл уже пешком, вдоль трассы; добрался к вечеру, покрутился на пассажирском вокзале, удачно помог перетащить несколько чемоданов и получил щедрые чаевые.

Достаточные, чтоб сейчас найти хостел – и снять койку до конца недели.

«Горячий душ и чистое постельное бельё, – напомнил самому себе Джек, прикрывая глаза. – Что ж, надо идти».

Безнадёжно устаревший поезд ободряюще мигнул ему обеими фарами из тупика – и окончательно затих, будто оцепенел.

Как и всякий маленький городок, в котором нет ничего, кроме пары достопримечательностей, Гримм-Хилл жил от праздника до праздника – и сейчас, в преддверии Хэллоуина, горел всеми оттенками оранжевого. Кое-где пробивались чёрные и тёмно-фиолетовые пятна, как плесень. Из каждой витрины скалились тыквы с пылающими прорезями глаз; чем ближе к центру, тем избыточней становились декорации – пляшущие скелеты, летучие мыши, ведьмы, коты и мётлы, неряшливые лохмотья паутины, россыпь листьев, преимущественно пластиковых… Одна кондитерская была обвешана кистями настоящей рябины, алой, как загустевшая кровь, и при взгляде на неё Джеку стало не по себе.

В горле пересохло; ноги ослабели.

– Нет, пожалуй, сюда я не пойду, – пробормотал он, отступая.

И чуть не врезался в курьера на велосипеде.

– Дебил слепошарый! – хрипло рявкнул безразмерный серый дождевик. Под дождевиком просматривались очертания чёрной толстовки, из-под капюшона торчал козырёк кепки и блестели очки – всё совершенно бесполое, хмурое, скучное. – По сторонам смотри!

«Девица в бегах», – пронеслось в голове.

– Простите, барышня! – Джек рефлекторно обернулся с улыбкой, которая обычно обезоруживала даже самых агрессивных. – За мной должок!

Выстрел ушёл в молоко – волшебная улыбка не только не сработала, но и, кажется, масла в огонь подлила. Красавица в недрах курьерского дождевика сердито нажала на педали и ускорилась; в поворот она вписалась с трудом, едва разминувшись со студентом на скейте, и покатила вниз с холма, к привокзальным кварталам, тёмным и бесприютным. Джек содрогнулся, вспомнив, как он сам ещё четверть часа назад шагал вверх по улице, старательно избегая мусора и луж, а потом поднял воротник – ветер становился всё более зябким – и снова двинулся к центру города.

Там жизнь кипела даже поздним вечером.

В Гримм-Хилл не было ни одной прямой улицы: строился он постепенно, верней даже, медленно нарастал вокруг холма. А там, на вершине – брошюра-путеводитель с вокзала гордо сообщала об этом на первой же странице – в незапамятные времена стояла крепость, которой владел Косматый Лорд, обладатель скверного характера и большой любитель рыцарских турниров. Больше о нём, о его крепости или роде ничего известно не было; брошюра, впрочем, стыдливо добавляла в самом конце, что где-то среди развалин замка спрятаны сокровища фей, нужно лишь заручиться удачей и…

Дочитав до этого места, Джек не удержался и фыркнул: любому здравомыслящему существу старше пяти лет было известно, что никаких стоящих сокровищ у фей нет, лишь золотые листья, серебряная паутина и медные блики заходящего солнца. А если и примерещится что-то по-настоящему ценное, так это знак, что пора уносить ноги – чем заманчивее посулы, тем горше потом расплата.

С людьми примерно то же самое; но от них, по счастью, обычно можно было откупиться деньгами.

Чем выше задирался холм, тем плотнее закручивались спирали тротуаров и дорог. Больше становилось света, и вот уже вскоре уличные фонари померкли на фоне яркого сияния окон. Сувенирные магазины, пекарни, кондитерские, отели и хостелы, бары, кофейни, пабы, рестораны, салоны красоты, барбершопы, фермерские лавки и цветочные… Ослепительней всего сиял отчего-то полицейский участок, обрамлённый синим и красным неоном, и там, на пороге, усталая женщина в форме, отведя в сторону зажатую в пальцах сигарету, что-то объясняла обворованному туристу с порезанным рюкзаком. Когда-то участок, видимо, окружала решётка, но сейчас от неё остался лишь контур из низко срезанных металлических столбиков по мостовой – Джек обошёл их по широкой дуге, чтобы ненароком не наступить от усталости и не испортить единственные ботинки.

А потом улица вильнула как-то особенно резко – и растворилась в центральной площади.

Сверху нависал холм с развалинами замка и фейскими кладами; вниз спускались ряды черепитчатых крыш. На площади раскинулся ночной базар с бесчисленными прилавками, забитыми сувенирной ерундой, выше трепетали ряды оранжевых и фиолетовых флажков и парили надувные тыквы. Было шумно; звучала музыка – разная с разных концов, кто-то смеялся, кто-то торговался, а под фонарём пара в одинаковых синих шарфах бурно выясняла отношения. Пахло глинтвейном – и ещё немного печёными каштанами.

Джек вдохнул полной грудью и наконец почувствовал себя как дома.

«Тут-то мне и место».

Со своим немалым ростом – на полголовы выше почти любой толпы – он и впрямь изрядно выделялся везде. Сейчас, в холодное время года, выручала бесформенная серая парка – и вязаная шапка, надвинутая на самый лоб, под которую удобно было убирать отросшие рыжие волосы, на солнце горящие, как апельсин. Из-за смазливого лица и обаятельной улыбки Джека иногда принимали за афериста, пару раз даже за брачного – и это было особенно обидно, потому что чужого он никогда не брал. Тем более чужого сердца: дурной тон по любым меркам, даже если с деньжатами откровенно напряг.