Снова в детство (СИ) - Леккор Михаил - Страница 32

— Комсомолец, — довольно уныло подтвердил я. Не люблю я эти советские собрания КПСС и ВЛКСМ. Еще в прошлой жизни попробовал в институте в конце 1980-х годов. Тебя бьют, а ты не моги даже огрызнуться. Фу-у!

Пушин помолчал, посмотрел на меня, — мол, понял ли и повернулся к дочери:

— А ты, Мария, должна ему всеми силами помочь. А то, я боюсь, можешь остаться без жениха. И без места тренера. Все идите, — не дал он ей сказать, — вечером поговорим дома подробнее, а сегодня вы и так на лыжню опаздываете.

Что опаздываем, так это понятно. Я молча утащил Машу к месту тренировок, пока она чего-нибудь не ляпнула с горяча. Александр Петрович хотя и отец, но только ей, я ему только эфемерный жених, то есть почти ни что. И если Машу, условно говоря, он может пороть по-родственному, то меня вообще начнет бить смертным боем. Опять же, если говорить фигурально. Между прочим, реальность может оказаться еще хуже. Пушин сможет так замордовать бюрократически, сам на себя руки наложишь.

Отошли подальше от главного тренера. Мария уже перестала сопротивляться, лишь укоризненно покачала своей чудной головой, но сказала не обо мне, а об обстановке в сборной:

— В чем-то папа перегибает палку в педагогическим стимулированием, но, по большому счету, он прав. В республиканском комитете чиновники при молчаливом потворстве председателя Возмищева постоянно копают под отца. В сущности, удмуртский спорт — это, в основном, лыжи и биатлон. И все это оказалось в одной сборной. Отец собрал в своих руках большую спортивную власть, что не нравится многим окружающим.

она пнула кусок снега, которому не повезло оказаться на нашем пути. Оглянувшись — не подслушивают ли, добавила: — все это копошание напоминает лишь чириканье птичек на весенней дороге. Мешают шумом и только. Но если их поддерживает один из секретарей обкома, то будет по-настоящему грустно.

При чем, отца им сдать никто не позволит — он хорошо работает, сборная золотом не блещет, но и не проваливается. По мнению многих компетентных людей, она идет лучше, чем позволяют возможности региона. А позиции главного тренера, идущего против всех, их устраивает. Но вот мелочь поменьше очень даже полетит. И, в том числе, можем и мы с тобой. Скажем, окажемся из подчинения республиканского комитета в городской.

Впрочем, ладно, что мы будем делать, когда нас снимут, поговорим позже, — она внимательно посмотрела на меня — понял ли? Вздохнула: — сейчас нам действительно стоит провести еще одну полноценную тренировку! И сами на себя посмотрим и другим покажем. Молод ты еще, приходится всем всюду доказывать. Во как!

Она улыбнулась мне так озорно, так по-хорошему, что я не мог ей не улыбнуться. Как Мария не старалась увильнуть, чмокнул ее в прелестные губы. Потом, пока она показушно показывала обиду, озабоченно оглядел видимый с нашей позиции участок лыжни.

Как я понимаю, мои старшие товарищи в русле указаний ее отца хотят имитировать почти настоящие соревнования. Все по-настоящему, только без медалей и материальных вознаграждений.

Хотя по поводу материального стимула нужно с Марией обязательно поговорить:

— Кстати, товарищ тренер! Для участия в скорых соревнованиях мне обязательно надо получить свой спортинвентарь. Помнишь, я в Игре на нем гонку выиграл? Легко прошел, как по маслу.

— Все твои прошлые победы базируются только на импортных лыжах, — укоризненно соизволила удивится Маша, — а как же мастерство? Где, наконец, физические кондиции? Или ты только на мне можешь показывать силу и выносливость?

Я, как и положено подростку, показал на лице обиду и некоторую злость. Почмокал губами, — мол, сударыня, вы не правы. И мне очень даже досадно.

Маша обладала зоркими глазами и прекрасной внимательностью. Игра эмоций на моем лице она увидела и оценила. И даже очень.

Совсем не обращая внимания на спортсменов и их тренеров, на случайных прохожих (откуда они здесь на сельской местности?), на своего отца хотя бы, она обняла меня за шею, подогнула ноги, перенеся свой немаленький вес на вашего покорного слугу:

— Олежек, милый, прости меня, я увлекалась!

Ого-го, я все прощу тебе, только слезь с меня, пожалуйста.

— Маша, дурная, я сейчас упаду с тобой на грязный снег. Простил уже, только встань на ноги.

— А? — не поняла она вначале. Обиделась, скуксилась, смешно надула губы. Потом поняла, лицо ее прояснилось: — я думала, ты меня стесняешься. А тебе просто оказалось тяжело. Ха-ха, мужчины такие слабые!

Маша аккуратно и, надосказать, не торопясь (вот злодейка!), встала на ноги. Бедное тело, скуля и жалуясь, облегченно выпрямилось.

А мой тренер, не убирая, между прочим, рук с моей шеи (тренируется, что ли в качестве будущей жены?), потребовала от меня приложить максимум усилий.

Я спокойно возразил:

— Для грядущей победы нужны не только сила и выносливость. Ты ведь видела, я и на фанере еду, как певец на концерте. Но для золота нужны действительно лыжи, а не огрызки советской промышленности.

— Хватит прелюдий, — требовательно потребовала от меня Маша, — говори уже, что тебе конкретно надо, вымогатель!

Она так обжигающе и в тоже время влюблено посмотрела на меня, что я с большим трудом еще раз удержался от признания в любви. Вместо этого утилитарно сказал:

— Для начала — держи на моей шее свои руки. Пусть все видят, что ты моя невеста и вскоре будешь женой, — раскатал губу я в требованиях: — потом надо съездить в мое село за лыжами и прочим инвентарем. У твоего отца, я так понимаю, в запасниках хороших лыж нет?

Она коротенько (на целую вечность) подумала, выдала:

— Что касается второй просьбы (ПРОСЬБЫ, а не ТРЕБОВАНИЯ, как подчеркнула Маша голосом), то пожалуйста. Возьму у папы машину, сама съезжу. А вот первое твое требование, нахальная ты морда, надо еще сто раз подумать. И то, если ты хорошо попросишь.

Милая моя сказала, что в переводе этих слов с девичьего на общечеловеческий означает, она согласна — и руки на шее держать и, замуж пойти! А попросить… ну, попросить это мы всегда!

Я ловко поцеловал невесту в губы, благо они были так соблазнительно рядом, скосил мимоходом глаза на солнце — высоко уже!

Мария никак не охарактеризовала поцелуй, — видимо, приняла его, как подарок от жениха. А по поводу взгляда тоже поняла ситуацию и поторопила:

— Пошли скорее, как бы нам доблестно не опоздать на начало тренировок. Вот было бы тогда здорово по этой причине не попасть на соревнование! Отец, рассердившись, и это легко сделает.

Поторопились и на фола грани, но сумели к началу тренировок. Хотя, как я потом узнал у парней, надо было благодарить Машу. Вернее, его товарищей тренеров. Те, как могли, оттягивали старт, предлагая вдруг различные упражнения на усиление гибкости.

Все равно слегка опоздали. Ну это ничего. Пусть я оказался последним на финише и даже на пару минут дольше, чем надо. Главное — лыжня и я в списках!

Бегать я был готов всегда и сколько угодно, лишь бы силы еще оставались в заначке. Хотя бы самую малость. Тем более, вот приятный сюрприз, для мужчин Пушин выбрал как раз двадцатку — двадцать километров — дистанция на 100% моя на будущих соревнованиях. Понятно дело, я мог бы пойти и на другой километраж, но здесь был в себе наиболее уверен. 20 км с тремя огневыми рубежами — классика советского и мирового спорта.

Бежалось сравнительно легко даже на моих «фанерах», благо Маша на совершенно неожидаемом снегоходе оказывалась постоянно рядом и даже впереди. Мы с ним еще до гонок переговорили и, как следовало ожидать, разругались. Маша хотела быть со мной на лыжне, я против, помня ее возможности. Откуда ж я знал, что между лыжней и ее прелестными ножками будет аж целый снегоход!

После этого все претензии мною были сняты. Ведь позиции по тренерам на тренировке никак не обозначались. Хочешь — стой, мерзни на финише, хочешь, беги со своим лыжником или, так вот на снегоходе. Как позволяют технические возможности. Японские же машинки достать может не каждый, только дочка главного тренера.