Жертвуя королевой (СИ) - "Лули Тан Цу" - Страница 1

Меня бросило в жар и тут же в холод. Он замер на пороге на мгновение и посмотрел на меня своими синими глазами так, будто хотел лишить воли. Мои ладошки вспотели, и я никак не могла сообразить, что происходит, что сейчас будет и какого черта он вообще здесь делает.

— Здравствуй, Лора, — сказал Макс и сел за стол напротив меня.

Я ничего не отвечала. У меня просто не было слов. Я замерла, боясь пошевелиться. Мой разум в панике ищет хоть одну подходящую к месту мысль.

Это было похоже на сон, на какое-то наваждение, бредовую галлюцинацию, помутнение рассудка.

Он смотрел на меня, не отводя взгляд, и я знала, что он сейчас пытается просчитать мои эмоции, чтобы сделать какой-то ход.

Мы через кабинет смотрели друг в друга, разделенные расстоянием, столом, моей болью и недоверием, его поступком. И во мне, и мне кажется, в нем, вспыхнуло все наше общее прошлое. Жаркая близость, долгие разговоры за бокалом вина, общие мечты, забота друг о друге, теплые руки и снова притяжение. Это была идеальная любовь. Мы плавали в воспоминаниях, не произнеся при этом ни слова. А потом я вспомнила, почему мы не вместе.

Все это длилось несколько мгновений, но мне показалось, что прошла вечность, прежде чем я собрала волю в кулак и ехидно сказала:

— Надо же, какие люди. Вопросы? Жалобы? Предложения?

Макс вообще никак не отреагировал на мой сарказм. Он продолжал изучать меня. Его взгляд жадно блуждал по моему лицу, по шее, по груди, словно проверяя — не изменилось ли чего.

Под этим взглядом мне становилось не по себе. Что-то в Максе изменилось. Он будто стал жестче. Так бывает, когда человек проходит через какое-то непростое испытание, но выходит из него не сломленным, а наоборот закаленным.

Макс глянул на мои сжатые кулаки и побелевшие костяшки. И сказал, будто прочитав мои мысли:

— Я соскучился, Лора.

Что? Ты выгнал меня из своей жизни, а потом говоришь это. Мне хотелось запустить чем-нибудь в него, но я сдержалась.

— Неужели? Для того, чтобы скучать по человеку, в груди должно быть сердце. А откуда у тебя сердце, Рихтер?

— А ты разве не скучала? — спросил он, будто не слышал меня.

— Да как-то недосуг было, знаешь. Сразу столько забот образовалось: как бы жилье найти, как бы работу отыскать, как бы Лилечку не коснулось все, что случилось, как бы ответы найти на ее вопросы. Скучала ли я?

Макс потупил взор. Именно на моей реплике о дочери.

«Надо же, — подумала я, — ничто человеческое нам не чуждо? Ну, давай расскажи мне сказку про то, что ты и по дочери скучал, подонок!»

— В тебе что-то изменилось, Лора: что-то ушло, а что-то вернулось. Мне нравится, — сказал Макс. — Думаю, а не я ли мешал этому новому проявиться. Может, и неплохо, что меня какое-то время не было, а?

Злость разгоралась во мне с каждой его новой репликой, но после этой мне уже было непросто сдерживаться, сохраняя ледяной тон и мнимое безразличие к происходящему.

Конечно, мне было не все равно. Это же был он — мой первый и единственный мужчина. Мой когда-то так сильно любимый гений. Казалось, он стал только краше. Два прошедших года отложили отпечаток на его лице. На лбу появилась морщина, но это не портило его, а скорее наоборот.

— Я хочу увидеть дочь, — сказал Макс.

Я еще сильнее сжала кулаки и почувствовала, как ногти впились в ладони.

— А больше ты ничего не хочешь? — процедила я сквозь зубы.

— Это моя дочь, и я ее увижу.

— Что бы что? Чтобы снова исчезнуть и опять погрузить ее во мрак? Ладно я, но она разве заслужила такое?!

Мой голос стал резче. Я уже не старалась чтобы тон был ровным и холодным. Как только Макс сказал о Лиле, сердце и душа тут же заткнулись. Только разум правил бал. И разум уже принял решение. Макс Рихтер должен пойти вон!

— Это не обсуждается, — попытался осадить меня Макс.

— Не обсуждается? — я поднялась из-за стола. — Пошел вон отсюда, урод! — заорала я так, что даже он не смог оставаться хладнокровным и дернул бровью, с удивлением взглянув на меня.

— Не горячись, Лора.

— Я сказала, пошел вон! Заявляешься спустя два года, еще и после того, что сделал, и пытаешься какие-то права качать? Нет у тебя никаких прав! Нет у тебя больше дочери, понял?!

Макс тоже поднялся со своего места.

— Права у меня есть, чтобы ты там не говорила. Лора, прошу, успокойся. Давай все обсудим, — попытался он меня успокоить.

— Мне нечего с тобой обсуждать, Рихтер! Что у тебя в голове, если ты решил, что я буду вообще с тобой что-либо обсуждать? С чего ты взял, что можешь сюда заявиться. Ты никто мне больше, и я тебе больше никто. Что тебе надо? Зачем ты здесь?

— Я здесь затем, чтобы вернуть тебя. Чтобы вернуть вас, — произнес Макс спокойно и так уверенно, будто никаких других вариантов и быть не могло.

Сердце пропустило удар, ухнуло куда-то в живот и вернулось на место с застрявшей в нем иглой. Я глубоко вдохнула, не понимая, что со мной только что произошло. Какое-то смутное предчувствие, невесть откуда взявшаяся тревога, словно вот-вот что-то должно случиться.

Словно подтверждая мои мысли, раздался стук и тут же дверь распахнулась:

— Лора, можно? — спросила кадровичка и, не дожидаясь разрешения, подошла к моему столу.

Такая бесцеремонность меня удивила, но я решила, что сейчас неподходящее время, чтобы выставить ее за дверь и заставить войти как положено.

— Что за срочность? — спросила я, все еще ощущая легкий тремор в руках.

— Приказ на увольнение, — оно положила на стол бумаги.

— Кто увольняется?

— Вы, — кадровичка слегка ухмыльнулась, не скрывая злорадства.

— Ты, дорогая, ничего не перепутала? — моему изумлению не было предела.

Такое было невозможно даже в теории. Уволить меня мог только один человек — мой муж, Макс Рихтер, генеральный директор рекламного агентства, носившего, на секундочку, мое имя — «Лора».

Но вот я взяла приказ и там русским по белому: «Прошу уволить меня по собственному желанию с занимаемой должности арт-директора», — и так далее: Лора Рихтер, уже проставленная печать и дата, ожидающая моей подписи.

— Бред какой-то, — я скомкала приказ и выбросила в урну.

Кадровичка недовольно сморщилась. Я знала, что эта стерва всегда меня ненавидела, и теперь настал ее звездный час.

«С тобой я разберусь позже», — подумала я. А пока мне нужно было решить вопрос с моим мужем. Либо он что-то перепутал и маханул печать, не разбирая, что визирует, либо выжил из ума. Других вариантов не было.

Я была идеальна. Ну ладно, я стремилась быть идеальной, чтобы быть достойной своего мужа, шахматного гения, человека незаурядного ума, который по какой-то причине выбрал меня. Я все делала на отлично, выжимала из себя последние соки, чтобы быть лучшей. И для многих я и была такой. В работе я достигла значительных успехов. Все крупные миллионные контракты — моих рук дело, меня знают, уважают, я не тень своего мужа. Ну и как жена… я все для него, я за ним след в след.

Увольнение? Невозможно. В моей выверенной, натянутой на идеал жизни не могло быть такого абсурда. Я сделала все, чтобы не было.

Конечно, это ошибка. Вот мы будем с Максом сегодня смеяться. Я даже усмехнулась. Но сердце непослушно дернулось, будто его током ударили. О боже.

Я вышла из кабинета, слегка бортанув плечом кадровичку. Та фыркнула, видимо, уже не разбирая кто я и кто она.

Я выскочила на улицу из офисного здания и глубоко вдохнула. Но душный московский воздух этого жаркого лета не принес облегчения.

В сердце так и саднила невесть откуда взявшаяся там игла предчувствия беды.

Я глянула на безоблачное и неистовое в своей синеве небо. Небо немного успокоило меня своим равнодушием и глубиной.

«Что ж, Макс Рихтер, посмотрим, что там у тебя за помутнение рассудка», — сказала я самой себе и двинулась, отстукивая женский марш каблуками по тротуару в сторону главного корпуса нашего рекламного агентства.