Тайные грехи - Блэйк Стефани - Страница 28
- Предыдущая
- 28/81
- Следующая
– Мне плевать на то, что вы о ней думаете, – говорил Аллан брату, когда они бражничали вдвоем в кабинете Эмлина. – Я люблю Марию и женюсь на ней. И пошлю к чертям семью и компанию! Ты знаешь, что «Фелпс—Додж» предложил мне более миллиона долларов, если я продам ему свои акции «Коппер кинг»?
– Это правда?
Эмлин провел рукой по своим редеющим рыжим волосам и облизал губы.
– Откровенно говоря, я уже прощупывал нескольких возможных и надежных покупателей. Миллион долларов… гм… это славненькое золотое яичко для любого уютного гнездышка в банке. Для любого банковского счета.
– Значит, и ты подумываешь о том, чтобы оставить Бисби? – спросил Аллан.
– Ну… Миллисент все время подзуживает меня и требует, чтобы я предпринял шаги в этом направлении. Сейчас ее отец вышел в отставку и стал председателем совета директоров крупного банковского объединения в Филадельфии. Он предложил мне очень хорошее место. Но куда подашься ты, если решишь покинуть Бисби?
– В Калифорнии есть прекрасная возможность для капиталовложений – земельные угодья, виноградники, фермы. Но прежде мы с Марией должны пожениться.
Эмлин хотел было что-то возразить, но передумал. Бессмысленно говорить мужчине, к тому же собственному брату, что его избранница прослыла у себя в родной деревне самой настоящей потаскухой.
– Давай-ка лучше вернемся к остальным, – предложил Эмлин миролюбиво.
Когда они вернулись в гостиную, женщины судачили о Дилане, отказавшемся прийти на обед.
– С каждым днем он становится все более нелюдимым, – поддержал женщин Джилберт. – Я даже не уверен, что у него есть хоть один друг.
– Он пренебрегает и женским обществом, – заметила его жена, бросив лукавый и одновременно снисходительный взгляд на Миллисент. – Мне кажется странным, что мужчина его возраста чуждается общества женщин.
– Дилан всегда отличался застенчивостью, – сказала Мара, как бы защищая брата. – Я убеждена, что Аризона – не самое подходящее для него место.
За обедом Эмлин рассказал о своей беседе с Алланом в кабинете.
Джейн дотронулась до руки мужа и выразительно взглянула на него.
– Мы с Джилом серьезно обсуждали такую возможность… То есть хотели бы уехать отсюда. Отец был бы в восторге, если бы Джил взял на себя руководство лондонским отделением компании.
Мара пришла в ярость:
– Я думаю, вы все поступаете низко, оставляя папу без поддержки и взваливая на него ответственность за управление компанией! И это в его-то возрасте!
– Старик мог бы получить очень неплохие деньги, если бы согласился продать свои акции. Они с мамой порадовались бы жизни, пока в силах. Они могли бы путешествовать, посмотреть мир, может быть, даже съездить в Уэльс и пообщаться с бедными родственниками, покичиться своим богатством или помочь им. – Джилберт рассмеялся, и братья ему вторили.
Мара стала пунцовой от едва сдерживаемого гнева.
– И не стыдно вам после этого называть себя Тэйтами? Тэйты – единая семья, клан. Они не бросают дело, они не сдаются ни при каких обстоятельствах. Я – настоящая Тэйт и горжусь этим.
– Все это чепуха, любезная сестрица, – возразил Аллан. – Тэйты боролись за выживание и работали до кровавых мозолей поколение за поколением только потому, что были бедны. Они ничего собой не представляли… как грязь под ногами. Неужели ты воображаешь, что наш дедушка Тэйт работал на шахте до самой смерти, работал с легкими, почерневшими от угольной пыли, только потому, что ему так нравилось? Да будь у него на счету хоть шиллинг, он бросил бы это дело. Те удивительные качества, ту необычайную несгибаемую волю, которую ты склонна им приписывать, можно назвать гораздо проще – это было борьбой за выживание. Черт возьми! Дед работал на шахте до самой смерти просто потому, что не мог бросить работу.
Мара встала и положила на стол салфетку.
– Прошу вас всех извинить меня, – сказала она. – Право, мне пора… Завтра рано утром я должна быть на станции. Мне нужно в Тумстон… Эмлин, Миллисент, благодарю за приятный вечер.
Но жесткость ее тона противоречила любезным словам.
– Ты просто отчаянная женщина! – проворковала Джейн. – Про эти места ходят такие слухи, ну прямо сущие Содом и Гоморра. Кстати, где ты остановишься, пока будешь там? Уж конечно, не у этой ужасной Мэрион Мерфи?
Мара смерила Джейн взглядом – словно пронзила стальным кинжалом.
– Мэрион Мерфи – моя давняя и добрая подруга. Возможно, лучшая подруга.
Намек был ясен всем: невестки Мары и в подметки не годились Мэрион – Мара и не думала скрывать свое мнение.
Джейн оказалась права: Тумстон и впрямь был современным Содомом, впитавшим все скверное, что только возможно было изыскать на Западе. Посреди пустыни, на утесе, гнездился лагерь горняков, чудесным образом возродившийся к новой жизни, когда рудокоп по имени Эд Шиффелин набрел на богатейшую серебряную жилу. За год население поселка выросло многократно.
Когда почтовый дилижанс «Конкорд Сароубрейс» с грохотом покатил по пыльной Аллен-стрит, Мара почувствовала, что пульс ее участился. Казалось, возбуждение наполняет атмосферу, как статическое электричество. Тумстон действительно был совершенно особенным городом. В разгар дня на улицах было полно народа: седеющие рудокопы в заляпанных глиной сапогах, в грязных рубашках и штанах двигались вдоль стен домов плечом к плечу с ковбоями – те были в шляпах, столь больших, что в них могло поместиться не менее десяти галлонов живительной влаги. Проходили по улицам и франты в вечерних костюмах, направлявшиеся домой после ночи, проведенной за игорным столом. А разного рода дельцы, одетые во все черное, походили на приспешников дьявола. Фланировали здесь и дамы всех возрастов в нарядах на любой вкус. Проходили и пьяные мужчины в лохмотьях, похожие на бродяг; они пошатываясь брели к ночлежкам, нисколько не смущаясь тем обстоятельством, что карманы их прямо-таки лопались от пачек денег.
Посередине главной улицы красовалась огромная яма диаметром не менее пятидесяти футов, обнесенная изгородью, словно неоконченный монумент. Мара обратилась к сидевшему рядом с ней пассажиру, высокому худощавому мужчине с красивыми, но слишком уж резкими чертами лица и синими пронзительными глазами. Незнакомец был в полосатых брюках, в черном плаще и начищенных до блеска сапогах. Его белую шелковую рубашку украшал узкий черный галстук.
– Что это за яма? Зачем она здесь?
Под ухоженными усами незнакомца сверкнули в улыбке белые зубы.
– Видите ли, мэм, – лениво процедил он, – не так давно из этой ямы извлекли металла на добрый миллион долларов. Это своего рода святилище. Потому что золото и серебро – Господь Бог в нашем Тумстоне. А на каждого человека, являющегося сюда искать счастья и денег честным путем, приходится множество таких, кто считает делом чести любым способом отобрать у счастливца его состояние.
Дилижанс миновал несколько «дворцов отдохновения и веселья», как их именовали жители Тумстона. У каждого заведения было свое название: «Восточный», «Хрустальный дворец», «Альгамбра» и «Тадж-Махал».
– Этот дом принадлежит моей подруге, – со смехом сказала Мара. – Не могу поверить, что существуют столь роскошные дома веселья в таком захолустном провинциальном городишке.
– «Тадж-Махал»?
Мужчина бросил на Мару непроницаемый взгляд.
– Вы хотите сказать, что приехали в Тумстон повидать Мэрион Мерфи?
– Да, мы с ней старые друзья еще с тех времен, когда она жила в Бисби. Вы ее знаете?
Спутник Мары смахнул пыль со своих брюк стетсоновской шляпой с широкими полями; он старался не встречаться с собеседницей взглядом.
– Разумеется, знаю. У Мэрион Мерфи много друзей. – Казалось, он испытывал неловкость. – Вы собираетесь работать у нее?
Сообразив, что именно смутило собеседника, Мара рассмеялась:
– Вы хотите спросить, не собираюсь ли я работать в одном из ее заведений? Нет, это просто дружеский визит. Я миссис Мара Юинг Тэйт.
Мара протянула спутнику руку, и тот пожал ее.
- Предыдущая
- 28/81
- Следующая
