Тайные грехи - Блэйк Стефани - Страница 15
- Предыдущая
- 15/81
- Следующая
Удивляла и погода Аризоны: сухой воздух и яркое солнце – это совершенно не походило на туманную Англию.
– Как далеко, как четко здесь все видно! – воскликнула Мара. – У меня просто режет глаза!
Эта удивительная прозрачность аризонского воздуха могла сыграть со зрением удивительные шутки. Далекие горы вырисовывались настолько отчетливо, что возникало обманчивое ощущение – вот стоит протянуть руку, и можно будет до них дотронуться, прикоснуться к этим громадам, на склонах которых пышно разрослись ели Дугласа.
Сэм усмехнулся:
– Говорят, здешний воздух настолько чист, что ковбой может увидеть, как девушка ему подмигивает, стоя в миле от него.
Караван фургонов держал путь на юг, и перед путниками до самого горизонта расстилались равнины и пустыни. Однако к удивлению Мары, пустыня вовсе не казалась бесплодной и дикой, унылой и однообразной, какой она ее представляла по прочитанным книгам. Здесь встречались обширные участки, сверкающие яркой зеленью кактусов; росли также деревья и кустарники, усыпанные цветами, и эти цветы казались ослепительными всплесками золотого и малинового, ярко-синего, зеленого и оранжевого. Сотол, юкка и странного вида дерево Джошуа, прозванное «свечой Господа» из-за своего сходства с горящими свечками, на которые походили его яркие белые и пурпурные цветы. Были тут и пустынные ивы с похожими на орхидеи бутонами, и цветущие акации, и кремовые горные розы.
Незадолго до полудня Мара заметила нечто любопытное. Примерно в миле от фургона возникла как бы черная дверь, словно прорезанная в пронизанном солнцем воздухе, она высилась до самого неба.
– Это ливень, – объяснил Сэм.
Мара с недоверием смотрела на странное явление природы.
– Хочешь сказать, что эта черная стена на горизонте… что это дождь?
– Да, дождь. Если бы ты оказалась сбоку от него, то могла бы протянуть руку и намочить ее, а одежда твоя осталась бы сухой.
– Ты шутишь, Сэм, – улыбнулась Мара.
– Вот увидишь сама. Скоро у тебя будет возможность проверить мои слова.
К тому времени, когда они добрались до места, где был ливень, он уже кончился, и фургоны ехали мимо напоенных влагой кустарников. Мара указала на них рукой.
– Похоже на горячую смолу – так она пахла, когда ее варили дома, в Англии! – воскликнула она.
– Креозотовые кустарники, – пояснил Сэм. – Из них получают смолу.
Когда они остановились перекусить, Мара побежала к фургону Тэйтов.
– Разве здесь не чудесно? – закричала она в возбуждении.
Дрю Тэйт был крепкого сложения мужчиной с мускулистыми руками и могучей шеей. Лицо его с курносым носом и подбородком, будто вырезанным из гранита, не отличалось красотой, но было приятным. От него Мара унаследовала только серо-голубые глаза. К счастью, во всем остальном она пошла в мать, высокую полногрудую женщину с прелестным лицом и темными волосами, собранными в пучок на затылке. А четверо братьев Мары походили на отца и были такие же суровые и мрачные. Впрочем, старший, Эмлин, походил на отца, пожалуй, лишь характером.
Дрю рассмеялся и прижал дочь к груди.
– Ты станешь настоящей пустынной лисичкой, моя милая. Хотя, судя по всему, сельская жизнь тебе по душе. Ты загорела и стала бронзовой, как индеец, а на твоих костях наросло немного мяса.
– А ты знаешь, Мара, какой сегодня день? – спросила ее мать, отвлекаясь на минуту от стряпни. Сыновья только что развели костер, над которым она установила котелок с каким-то варевом.
Мара подбежала к матери и порывисто обняла ее за талию.
– Конечно. Сегодня мой день рождения. Сэм говорит, что вечером у нас будет праздник с танцами в мою честь. Мама, а как же именинный пирог?
Глаза матери сверкнули лукавством.
– Ты же знаешь, что в этом Богом забытом месте у нас нет печки, чтобы его испечь. – Заметив огорчение на лице дочери, мать поспешно добавила: – Я согласна, что это чудесная страна, но пока еще не очень цивилизованная.
Мара глубоко вздохнула и осмотрелась:
– Мне здесь нравится. Такой простор – не то что в нашем крохотном Уэльсе. И тут столько солнца! Это огромная и прекрасная страна. Сэм говорит, что Аризона – самая большая из всех земель. Она такая огромная, что человек чувствует себя здесь муравьем.
Эмлин, старший из детей, подошел и дернул сестру за косу.
– Она не покажется тебе такой уж чудесной, когда на нас нападут индейцы.
– Эм, прекрати! – прикрикнула на сына мать. – Напугаешь ее до смерти!
– Я не испугалась, – заявила Мара. – Сэм рассказывал мне о набегах апачей. Они самые свирепые из всех индейцев, что живут на этих землях. Даже само их имя переводится как «враги». Во время войны они никогда не берут пленных. Убивают их и уродуют трупы – отрезают носы, уши, пальцы рук и ног. А если и берут пленных, то все равно убивают – раздевают их донага и оставляют на песке, в пустыне, чтобы они зажарились до смерти под солнцем, и несчастные стоят там с широко раскрытыми глазами, потому что апачи отрезают у них веки!
Гвен Тэйт побелела и судорожным движением схватилась за горло.
– Прекрати эту глупую болтовню, юная леди, а то придется тебе сидеть в фургоне до конца дня.
После скромной трапезы, состоявшей из вяленой говядины, отваренной в котелке, и сушеного картофеля, приготовленного таким же способом, они пили чай с морскими сухарями. Затем вымыли посуду, затоптали костер и снова двинулись на юг.
Богатые залежи руд в Аризоне протянулись по диагонали с северо-запада на юго-восток. Целью их путешествия были территории Ногалеса, Тумстона и Бисби.
На закате путники устроили привал на возвышенности к востоку от Долины памятников.
– Это не индейская территория и уж меньше всего земля апачей, – успокоил своих подопечных Сэм Пикенз. – И все же не стоит рисковать, – добавил он.
Шестнадцать фургонов расположили по кругу, а между ними пустили стреноженных лошадей. Каждая семья сложила свой костер, чтобы приготовить ужин, и все ждали только наступления темноты, чтобы разжечь костры.
Затаив дыхание, Мара наблюдала, как ослепительный оранжевый шар заходящего солнца опускается за горную гряду на западе.
Пики гор казались пылающими, плато выглядели как золотые озера с лиловыми и пурпурными берегами горных долин, уже погрузившихся в тень. Глаза Мары наполнились слезами, и она судорожно сглотнула подкативший к горлу комок.
– Это самое прекрасное зрелище, какое мне доводилось видеть, – пробормотала она.
– Да, верно, – послышался за ее спиной мужской голос.
Мара вздрогнула и резко обернулась. Рядом стоял Гордон Юинг, сын переселенцев, ехавших в соседнем фургоне. Гордон был высоким, стройным и мускулистым. На его грубоватом лице, словно состоявшем из углов и впадин, выделялись пронзительные синие глаза. Пышные и кудрявые светлые волосы были растрепаны. У Мары от одного его голоса подгибались колени, и она забывала обо всем на свете. Хотя Гордон был на шесть лет старше, она была безумно влюблена в него.
– Лучше нам вернуться в лагерь, – сказал он, когда солнце село и больше уже ничего нельзя было разглядеть.
Они молча возвращались в лагерь, возвращались, погруженные в свои мысли.
Оказавшись за повозками, Мара почувствовала себя в безопасности. В лагере было уютно и светло – ярко пылали шестнадцать костров. Мужчины и мальчики старше пятнадцати лет по очереди стояли на часах, охраняя лагерь. По двое в каждой смене, вооруженные ружьями и пистолетами, они расхаживали вдоль фургонов и иногда выходили за пределы лагеря.
Мара сияла от гордости и радости – она надела новое платье, сшитое для нее матерью за время долгого путешествия, сшитое по тогдашней моде: платье было узкое в талии, с пышными рукавами и с пестрой юбкой поверх кринолина и нижних юбок. Дополняли наряд легкие лакированные туфельки с блестящими медными пряжками.
Мара еще более возгордилась, когда Гордон Юинг сказал:
– А знаешь, ты сегодня почему-то выглядишь намного старше.
По случаю торжественного вечера ее черные волосы были зачесаны по-взрослому и заколоты двумя перламутровыми гребнями. Маре так хотелось поскорее стать взрослой.
- Предыдущая
- 15/81
- Следующая
