Здравствуй, 1984-й - Иванов Дмитрий - Страница 31

Платоныч принес свежее пиво в алюминиевом бидончике и отказался от коньяка, мотивируя тем, что он за рулем. А пиво не в счет, значит? Девочки его показали грамотность в вопросах распития алкоголя и начали с пива, затем пообещав перейти на коньяк. Про себя ничего не рассказывают, больше расспрашивая о нас. Однако я и так вижу, что девочки не деревенские – парфюм, ухоженные руки, крашеные длинные ногти, побритые ноги.

Вот Платоныч ставит свою кассету, и раздается вполне приличная подборка отечественных песен – «Три белых коня», «Каскадеры» и прочее. А затем и вовсе иностранщина, и не что-нибудь, а сам Майкл Джексон!

– Есть! – торжествующе вопит Кондрат, вытягивая здоровенную рыбу.

– Сазан! – бежит к нему Платоныч, бросая коленку Марины, которую он жамкал последние пару минут.

Сазан просто огромный по сравнению с уловом Похаба, жаль, нет безмена взвесить. Ан нет, есть у Платоныча, оказывается! Он бежит к машине, а я наливаю всем по стопочке. Ручные весы показали два килограмма!

– Я тут и пять ловил, – хвастается принявший на грудь друг.

Ему явно хорошо и от улова, и от стопки коньяка.

– На уху само то! – намекает Платоныч.

– Да само собой, для этого и приехали, – гордо говорит добытчик и сознается: – Только я чистить не люблю.

Платоныч оглядывает свое женское окружение и понимает – оно не согласное пачкать руки чешуей.

– Сам почищу, – уверенно обещаю я.

Тем более делать я это умею. Вообще, одинокая жизнь научила меня неплохо готовить. Похаб, вспоминаю я, тоже готовит, как повар-ас. Иду к реке с доской, ножом и рыбой, а следом за мной идет Оксана. Некоторое время наблюдает, сидя на корточках с оголенными коленками, а потом неожиданно задает вопрос:

– Ты откуда перевод песен знаешь?

– Ниоткуда, – вздрагиваю я. – А с чего ты решила, что я знаю?

– Не ври, ты, во-первых, припевы на русском подпевал, когда мясо жарил, например, пел: «Остерегайся того, что делаешь. И не пытайся разбить девичьи сердца. Билли Джин – не моя любовница». Или вот еще: «И не имеет значения, кто прав, кто виноват… Просто удирай, удирай!» – Так ты откуда перевод песен знаешь? И, во-вторых, ты иногда пел эти слова на английском, причем произношение у тебя отличное! Лучше, чем у меня, а я ведь преподаватель английского из Москвы, между прочим.

О как! Палево. Язык я, в самом деле, знал хорошо, и тут свои знания труднее объяснить – английского языка в школе последние полгода вообще не было, и до этого Толик даже как Мутко не мог высказываться по-английски, настолько туп был.

– Ты преподаватель? А выглядишь, как киноактриса, – сразу стал переводить тему я и, изловчившись, поцеловал девушку в коленку.

– Толя! – захохотала она. – Я старая для тебя! И ты не ответил. Не увиливай.

– Это ты не увиливай, – нагло смотрю ей в глаза, а потом демонстративно оглядываю всю с ног до головы, изредка останавливая взор на некоторых частях тела. – Хочу посмотреть на все твои розовые местечки.

– Ты посмотри, какая молодежь сейчас наглая, – непритворно изумляется Оксанка и добавляет на английском: – Давай обмен, я тебе все покажу, а ты все расскажешь.

– Ok, my baby, – отвечаю я и начинаю врать на английском про свои способности.

– Значит, говоришь, полиглот. И хорошо владеешь немецким языком? – спросила она на плохом немецком.

– Я отлично владею языком, в том числе и немецким, – шучу я по-русски.

Мы какое-то время беседуем, Оксана хвастается методичками на английском, которые она составляла сама. Потом с очищенной и порезанной рыбой возвращаемся к компании. Кондрат опять рыбачит, Платоныч тискает Маринку уже на грани приличия, а Похаб радостно забирает у меня рыбу и бежит к уже кипящему котелку с водой. Пожрать он мастак.

– Мы в палатку пока залезем? – деловито уточняет Платоныч у меня.

– Может, в машину? – надув губки, предложила Марина.

– Да жарко там, – возражает кавалер.

– Жарко? А пошли, погреемся на солнышке? Ты книги обещала показать, – говорю Оксане я, выделяя интонацией слово «показать», и спрашиваю у Платоныча: – Можно?

– Можно, – давит лыбу тот, вытаскивая ключи из брюк и отдавая мне.

– Толян, помидорки нет! – возмущен Похаб. – Уху из сазана и без помидорки?

– Ну, так сваришь. Я знаю, ты плохо готовить не умеешь, и это… в палатке Платоныч сейчас поспать лег, не мешайте ему.

Похаб отмахивается и убегает кошеварить, а мы с подругой идем к машине.

– А Платоныч, я так понимаю, вам не муж, – спрашиваю я на английском, идя сзади и любуясь уже почти моей женщиной.

– Чего это не муж? Мне не муж, а почему не Маринкин? – заинтересовалась она.

– Собственную жену взасос не целуют, – говорю я чужую мудрость.

– А ты умненький, люблю умненьких, – согласно кивает Оксана.

– А еще молоденьких, нагленьких и выносливых, – продолжаю я.

– Почему выносливых? – удивилась она, подходя к машине.

– Сейчас узнаешь, – говорю я и сжимаю ее ягодицу ладошкой.

Покажет она мне! Фифа столичная! Я ничего не позволил ей показывать, сам все показал и посмотрел. Единственно, что мучило, это жара – в машине было очень жарко, и сексом мы занимались с открытой дверью. Потом, уже в перерывах, я пробил ситуацию до конца. Оказывается, Платоныч был действительно муж ее подруги, но не Маринки, а Иринки. Они все работают вместе в столичном вузе на кафедре иностранных языков. Сюда попали случайно, по работе – приехали на авиационный завод в Новочеркасске, переводить инструкции и настраивать оборудование, купленное за валюту. Приехали втроем, без жены, это так Платоныч подстроил, ну и, закончив работу на несколько дней раньше, решили прокатиться по области. У Платоныча в городе брат живет, он и дал свой «жигуль». Девушка прямо не сказала, но я понял, что она и сама с Платонычем уже все испробовала. А чё? Левак укрепляет брак. Оксана замужем и у нее сын есть. Ни я, ни она муками совести не мучились, а пошли есть уху. У котелка сидели Марина и Похаб, причем последний уже косил глазом на соседку. Видимо, по башке коньяк дал ему.

– Что так долго? – тихонько спросила Марина у подруги, не стесняясь меня.

– Ничего не долго, вы вон тоже в палатке уединились, – ответил я за подругу.

– Да чего мы там уединились? На пятнадцать минут, а потом рванул рыбачить. Только и талдычил – сазан, сазан. Пропал мужик, – вздохнула Марина.

Тут вернулся «пропавший» Платоныч с сазаном поменьше, чем первый, раза в два, но счастливый до невозможности. Кондрат еще двух рыбин поймал и, кстати, выглядел счастливей всех нас, вместе взятых, включая удовлетворенную Оксанку. Рыбаки, накатив, ушли опять ловить рыбку, а я шепнул Похабу:

– Ты видишь, как Марина на тебя смотрит? Чего теряешься? Тащи ее в палатку.

– Ты чего, она же с Платонычем! Да и не пойдет она, – испугался Похаб, хотя глазки его загорелись.

– Платоныч ей не муж и против не будет, они просто коллеги. А насчет «не пойдет», так ты скажи, мол, пошли, я тебе покажу свою удочку и снасти, – советую я.

– Откуда там удочки и снасти? Они все тут, – тупит уже датый Похаб.

– Не спорь, а то помрешь девственником, – пихаю я друга в бок. – Слово в слово повтори, что я сказал, тихонько только.

Похаб выпил еще полстопки и решительно встал.

– Марина, пойдем в палатку, я тебе покажу свою удочку и снасти! – чуть ли не рявкнул он, набравшись храбрости.

Тетки засмеялись как ненормальные!

– Ну, раз удочку покажешь, то, конечно, пойду, – обняла она рукой моего друга, и они ушли в палатку.

– А мы что? Тоже снасть смотреть будем? – продолжает веселиться Оксанка.

– Ты знаешь, давай до вечера удочку побережем, – предложил я.

– А если мы уедем вечером? – лукаво спросила она.

– Ты глянь на этих рыбаков, куда они уедут? А Платоныч и выпил уже прилично. Да Кондрат еще и про утреннюю рыбалку говорил. Не поедете.

– И то верно, – согласилась девушка и легла на одеяло, устроившись удобно головой на моих коленях.