Комсорг 2 (СИ) - Белов Иннокентий - Страница 29

Еще и на меня так сурово и злобно таращится, что аж мурашки по спине бегут. Типа, я твою подлую тактику понимаю и очень не одобряю.

Но и мне делать ничего, нужно побеждать, раз уж нокдаун отсчитали парню. Не случилось бы его, так я бы и не надеялся победить, а тут никто не поймет, если после такого достижения я бой солью.

Поэтому я молодцевато выпрыгиваю на середину ринга, как будто явно побеждаю, и сразу же бросаюсь в атаку. Но нет, соперник вполне оправился и готов меня встречать, хотя уже и не так точно. Поэтому я снова наваливаюсь на него, изображая удары. Делаю я это несколько раз, а потом снова кидаю руку из-за спины самым коварным образом.

Нокдаун все же так просто не пройдет, это минут десять нужно в себя приходить, хоть на десять процентов, да снизит работоспособность соперника. Но мне и этого будет много, того, что у него в загашнике осталось, поэтому не даю ему боксировать. И опять кидаю, и кидаю руку с размаху, надеясь на еще одно точное попадание.

Тренер парня просто визжит уже ультразвуком, требуя выдать мне предупреждение и просто снять с боя.

Понимает, что я нивелирую достоинства его подопечного, просто устраиваю толкотню на ринге. Но сам теперь не все время вишу, ловлю моменты и втыкаю удары, потом пару раз делаю вид, что отрываюсь и тут же атакую. Наверно, что есть желание у рефери, подстегиваемое криками неистовствующего тренера, объявить мне хотя бы замечание.

Но тут тренер сам себе навредил, сквозь шум и маету боя даже до меня донеслась матерная тирада потерявшего всякое представление о том, где он сейчас находится, дядьки. Сказал он ее кому-то из своих соседей, но по залу точно все хорошо слышно разнеслось.

Да, похоже, что он уже это первое место себе в карман давно положил, еще после полуфинала, вот и бесится так неистово.

Зато рефери, услышав матерщину, остановил бой, и секунд двадцать выгонял упирающегося изо всех сил тренера с помоста. Тут и гонг внезапно звякнул, не готов оказался парень за ним к таким чудесам, как внеплановая остановка поединка, явно, что не готов оказался.

Ох, как запрыгал уже среди зрителей тренер соперника, закричал на подавшего сигнал об окончании поединка, и опять с матами-перематами. Понимает хорошо, что все эти остановки на меня работают.

Вот и отлично! И выгнали неистового тренера-секунданта, и мне лишние секунды отдыха пришли вместо напряженного поединка. Я уже снова сдох конкретно и сильно опасался, что наполучаю в этой последней четверти раунда.

И из примерно равного с небольшим перевесом в мою сторону отдам его сопернику.

Не скажу, что лишние полминуты мне так уж помогли, но в третий раунд я вступил снова доминатором, так же сковываю парня и машу слева, больше сил нет ни на что. Вот в такие секунды и жалеешь, что не готовился полгода как следует, но уже ничего не исправить.

Да и не было у меня особой возможности тренироваться, постоянные смены в овощном до позднего вечера и еще поездки в Эстонию, где уж там время найти. Со своими делами бы хоть немного разобраться.

Так что пришлось мне уже откровенно висеть на сопернике, не нашедшем до конца поединка противоядия против моей грязноватой тактики. Замечание я все-таки получил, но замечание — это не предупреждение, когда снимают балл с боксера.

Судьи, кстати, совещались не так и долго, как я думал, все же нокдаун в первом раунде сработал за меня.

А так бы точно сопернику подняли руку, но чемпионом Спартакиады стал все же я.

Ох, как тренер проигравшего завыл, да и сам парень пообещал мне урыть меня при следующей встрече.

Это во время награждения случилось, оно тут происходит после пары следующих боев, когда впишут имена и фамилии в грамоты.

— Не надейся, это я сейчас был не в форме, больше не повезет. А так сразу у меня ляжешь, как миленький, — успел я вернуть ответ. — Перееду, как трактором.

Сразу после награждения тренер финалиста тоже подскочил ко мне и показал свой здоровый кулак, но тут уже и мой вступился за победителя. Только оказался послан далеко и надолго, он-то вообще никакого авторитета в боксерской среде не имеет.

— Папаша, вы так не суетитесь! Не первенство Ленинграда проиграли пока, — вальяжно я ответил ему и тут же быстро спрятался за тренера.

Вот, теперь я официальный победитель Спартакиады Профтехобразования и грамота у меня за первое место имеется.

Еще и в разрядную книжку звание кандидата в мастера спорта тренер впишет и поставит печать общества на днях.

Так что вернулся я домой отдохнуть и за работу приниматься. Ладно, будет хоть чем в торге похвастать.

А, мне же еще завтра в райком топать, пришло время заняться уже неприятными обязанностями.

Следующим утром я еду на «Каме» к зданию горкома-райкома, в кармане взносы за прошедший месяц, в рюкзаке отчетность, заполненная, наверняка, что не очень правильно.

Ну и еще кое-что, предназначенное для магазинов в том районе.

В райкоме к ней обязательно докопаются, отчетность там требуют оформлять, как заявление о приеме в ряды КПСС.

Помню как однокурсники его по двадцать раз переписывали, стремясь делать военную карьеру правильным образом.

Без единой помарки и описки. Такая реальная дедовщина на ровном месте, определенная школа жизни для начинающих комсомольских бюрократов. Ну, я только что научился ее правильно оформлять, но это умение мне больше не пригодится в жизни, это последняя моя отчетность и она сейчас оформлена с кучей вызывающих помарок.

Вот и посмотрю на рожу товарища третьего секретаря, когда скажу, что переписывать ничего не буду.

Хоть ты меня режь тупым кухонным ножом! Хоть дави на мою совесть и честь комсомольца!

Самому интересно, какие меры воздействия есть у передового отряда настоящего авангарда советской молодежи на нерадивого пока еще комсорга? Чем могут испугать, кроме исключения из рядов ВЛКСМ?

Еще общественным порицанием или «черной меткой» от власти и ее предержащих структур?

Ну, я уже дошел до понимания такого момента, что молодой человек без хотя бы среднего образования не может претендовать на какое-то значимое место в общественной жизни Советского Союза.

И это правильно на самом деле, иначе как ты его проверишь и классифицируешь?

Велик пристегнул около райкома на его ограждение, чем вызвал недовольный взгляд вахтера, курящего около входа. Но говорить он ничего не стал, я же не на проходе оставил транспортное средство, а закатил подальше.

Пара черных Волг вместе с водителями ждут своих хозяев, это точно первый и второй секретари горкома партии.

А есть ли служебный автотранспорт у первого секретаря райкома комсомола? Там такой вполне солидный бюрократ, неужели партия забыла о своей смене? Не может такого быть.

Встречаюсь с третьим секретарем около кассы приема наличности.

— Так, а где взносы за еще двоих комсомолок? — товарищ Третьяков забыл, что новые, опять же исправленные заявление так и не были поданы.

— Так они еще не комсомолки!

— А почему? — не понимает третий секретарь в новом пиджаке фабрики «Большевичка».

Я смотрю на него, как на идиота.

— Потому что комсомольские билеты не выдали! Не оформили еще, как положено.

— А почему не выдали? — снова не понимает он.

Много навалили старшие товарищи работы на безотказного парня, забиваются файлы памяти у него похоже.

— Так вы требуете новые заявления от них, своей рукой написанные. А они взяли, да отказались наотрез писать! — начинаю я немного издеваться над товарищем Третьяковым.

— От чего отказались? — снова не въезжает он.

— Переписывать. Говорят, что не будут. Что это бездушное отношение, формализм и волюнтаризм, значит!

Да, на пораженное лицо товарища третьего секретаря стоит полюбоваться, немного навтыкаю ему по комсомольским понятиям.

— Как так не будут? — багровеет он.

Как, как, каком кверху не будут!

— А вот так! Сказали, раз товарищ третий секретарь проявил формальный подход и в крючкотворстве замечен, то вступать не станут пока. Пока его не поменяют на кого-то другого, — отвешиваю я дальше лещей по моральной личине Третьякова.