Тобой расцвеченная жизнь (СИ) - Бергер Евгения Александровна - Страница 8
- Предыдущая
- 8/52
- Следующая
Но та дважды лупит по одеялу с такой яростной силой, что я даже подскакиваю на месте. Ясно, она жаждет продолжения...
— „ Стоя перед диваном, она старательно избегала взгляда Себастьяна, пока тот рассматривал ее. Реджина начала возбуждаться», — мой голос хрипит, и я снова замолкаю, косясь на старую развратницу. Как еще прикажете мне ее называть... Та взглядом понукает меня продолжить чтение, и я нехотя подчиняюсь: — „Внезапно он запустил руку ей между ног. Слегка коснувшись поросли на лобке, Себастьян большим пальцем принялся медленно растирать...» Ну, знаете, хватит! — восклицаю я, захлопывая книгу. — Это просто порнушка какая-то... Я не стану читать такое... вслух.
В этот момент я практически вижу, как фрау Штайн торжествующе ухмыляется, словно празднуя расплату за мои же ультиматумы в свой адрес. Или, возможно, это игра моего воображения, не могу утверждать это с точностью... А та снова лупит рукой по одеялу.
— Не стану я этого читать, даже не надейтесь! — Хлопает входная дверь, и я, красная и чуточку возбужденная, вылетаю из комнаты развратной старушки, буквально налетая по пути на Патрика, спешащего в мою сторону.
Он останавливает меня, касаясь руками моих плеч.
— Эй, стой, где-то пожар?! — говорит он при этом.
Пожар — правильное слово: все во мне полыхает, взметаясь ввысь ярко-красными искрами... Даже руки Патрика с загрубевшими подушечками пальцев вызывают у меня новые очаги непроизвольного возгорания в области сердца и легочных альвеол: я прокашливаюсь, словно наглотавшаяся дымом жертва пожара, а потом хриплым голосом отзываюсь:
— Я просто опаздываю кое-куда... Извините.
В этот раз Патрик не вызывается подвезти меня до дома, и я медленно бреду по разморенным от зноя улицам, все прокручивая и прокручивая в голове действия некоего Себастьяна по отношению к слишком покорной ему Реджины... Боже, что за наваждение! Определенно, мне напекло голову и у меня случился солнечный удар.
Вот ведь старая склочница и ее развратные романы...
Другой моей находкой оказалась старенькая швейную машинка «Зингер», которой, похоже, не пользовались энное количество лет. Я едва не задохнулась от счастья, проведя пальцами по ее металлическому корпусу, окрашенному в угольно-черный цвет... Рядом в картонной коробке отыскались катушки ниток, старые пуговицы, замочки и крючки для одежды, полу ржавые ножницы и несколько старомодных выкроек допотопных времен. А еще масленка...
Весь день я не могла думать ни о чем другом, кроме как об этой сиротливо брошенной на чердаке швейной машинке, и следующим же утром кое-как стащила ее вниз, водрузив на один из стульев в комнате Фрау Штайн.
— Смотрите, что я нашла! — кидаю я ей, сияя счастливой улыбкой, и старая женщина слегка косит правым глазом: таким образом она выражает свое недовольство мной. Подумаешь, новость... — Это просто преступление держать такую чудесную вещь в полном забвении на чердаке... Да, да, знаю, вам не нравится, что я сую нос везде, куда ни попади, но, согласитесь, вам со мной весело...
Фрау Штайн невозмутима, словно мраморная статуя, и следит за моими манипуляциями с машинкой скептически-презрительным взглядом. Я между тем смазываю все кажущиеся мне необходимыми детали и нажимаю на педаль... Механизм, поначалу было упиравшийся и не желающий мне подчиняться, наконец делает первую тонкую строчку на клочке желто-красной материи с мелким узором из листьев.
— Вы ведь не против, если я ей воспользуюсь? — обращаюсь я к своей подопечной. Та продолжает изображать мраморную статую... — Будем считать, что вы не против, — вскидываю я свои брови и осматриваюсь вокруг. — Я очень даже неплохо управляюсь с машинкой, вы знали об этом? Нет, конечно, не знали, — сама же и отвечаю я. — Откуда бы вам знать об этом... — И все еще вертясь из стороны в сторону, продолжаю: — Интересно, что бы я могла использовать для первого эксперимента? Может, ваше розовое покрывало? Оно вам абсолютно не к лицу.
Старушка хмурит свои кустистые брови, а я не могу сдержаться:
— Мне очень хочется сшить для вас ночной чепчик, — хитро ей подмигиваю, — ну, знаете, такой викторианский чепчик светской дамы из далекого прошлого... Так и вижу вас в длинной ночной сорочке и в премиленьком чепце с рюшечками — просто миссис Хэвишем собственной персоной.
Брови фрау Штайн еще сильнее сходятся на переносице.
— Да ладно, не хмурьтесь вы так, — беззлобно поддеваю я ее, — хотите я сошью вам слюнявчик, чтобы не пришлось повязывать полотенце во время кормления? Обещаю, вы будете выглядеть настоящей красоткой, уж я приложу все усилия.
На следующий день я берусь за дело, пуская в ход старые занавески, откопанные мной все на том же пыльном чердаке — фрау Штайн следит за моими действиями если и не опасливо, то с явным недоумением, это точно. Мне даже кажется, что ей нравится та бурная деятельность, которую я развожу в ее комнате: она больше не опрокидывает стаканы с водой и не швыряется тарелками, наверное, боится, что я пошью из ее розового покрывала целую стопку розовых же чепчиков, в которых заставлю ее щеголять перед скандинавского вида инквизитором с окладистой бородой.
Не думаю, однако, что он был бы способен оценить подобный вид женственности... О чем фрау Штайн, конечно же, известно.
4 глава
Глава 4.
Сегодня Патрик задерживается на работе дольше обычного: седьмой час, а его все нет... С беспокойством поглядываю на часы. Где он может быть? Надеюсь, с ним ничего не случилось?
Моя нервозность передается и фрау Штайн, которая отказывается от десерта и пристально следит за тем, как я мечусь по комнате, не в силах усидеть на одном месте... Шитье могло бы меня успокоить, но я всегда прячу машинку перед приходом Патрика, и у меня нет никакого желания снова ее доставать. Берусь за чтение...
Проходит еще час.
— С ним точно что-то случилось, — говорю я самой себе, в тысяча сотый раз выглядывая в окно.
Еще через час раздается звук хлопнувшей уличной калитки, приглушенное ругательство и оглушительное стаккато покатившейся по дорожке стеклянной бутылки одновременно. Я вскакиваю и несусь к входной двери...
Патрик, распластанный в позе морской звезды, лежит на лужайке перед домом и негромко горланит залихватскую пиратскую песню. Я замираю на месте... Меня словно вцементировало в верхнюю ступеньку лестницы, как садового гнома!
— Пятнадцать человек на сундук мертвеца. Ой-хо-хо, и бутылка рома! Пей, и дьявол тебя доведет до конца. Ой-хо-хо, и бутылка рома!
Я с трудом отрываю от лестницы окаменевшие было ноги и приближаюсь к упившемуся вдрызг «пирату». Склоняюсь над ним и упираю руки в бока...
— Что происходит, — грозным голосом осведомляюсь я, — ты надрался до пиратиков перед глазами? Вставай и заходи в дом, — от возмущения я забываю о субординации и перехожу на привычное мне «ты».
— Привет, Ева, — мужчина улыбается мне во все тридцать два зуба. — Как приятно снова тебя видеть, — и он тоже тыкает мне в ответ.
Я только и могу, что покачать головой.
— Уверена, соседям доставляет удовольствие учиненный тобой здесь концерт. Пожалуйста, заходи в дом!
— А я не могу, — Патрик поворачивается на бок и подкладывает руки под голову. — Мне и здесь хорошо. — А потом повышает голос: — Как же хорошо, будь трижды проклята моя чертовски отвратительная жизнь! Отвратительная, омерзительная жизнь...
— Пожалуйста, не кричи! — взмаливаюсь я, натянуто улыбаясь проходящему мимо мужичонке в голубой тенниске. Он так и светится в предвкушении скандального зрелища... — И заходи уже в дом.
— Не могу, — снова повторяет тот, прикрывая глаза. — Я и рад бы, да ноги не слушаются. И спать очень хочется... Прости. — И снова начинает горланить свою пиратскую песню...
Что мне делать? Из дома доносится грохот чего-то упавшего, и я бегу назад, мысленно молясь, чтобы это не была фрау Штайн...
- Предыдущая
- 8/52
- Следующая