"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Бутко Сергей - Страница 90

На вокзале меня ждал, в соответствии с посланной телеграммой, Миронов, часто исполняющий роль чьего-нибудь шофера.

— Что за погода такая? И давно тут дышать нечем?

— Да третий день, Александр Владимирович. Суховей…

Слово мне было знакомо, по каким-то книжкам из далекого детства. Но в реальности за ним скрывалось что-то действительно страшное. Выйдя из вокзала, я обратил внимание что деревья в небольшом парке напротив выглядели довольно свежими, а вокруг двух "железнодорожных" домов мало отличались от гербария.

— Так Емельянов велел парк поливать все время — ответил на невысказанный вопрос молодой рабочий. — Сейчас-то ребята, видать, на перекур пошли, скоро снова поливать будут…

Когда мы дошли до машины, стоящей метрах в тридцати в негустой тени от деревьев, я увидел, что несколько человек в спецовках завода действительно стали поливать деревья. Не корни, а кроны.

— И что они тут поливают?

— Так господин Портнов велел листья поливать. Суховей ведь, лист высушивает за четверть часа. Хорошо еще что Осип Борисович трубу от Волги протянул, есть чем поливать. А на станционные дома трубы-то нет, вечером ставить будут. Только, думаю, поздно уже…

— Так, вези к Портнову, надо узнать что с полями.

— Дык нету господина Портнова, он как раз за рекой, в полях где-то и есть. Да и я вам расскажу что там деется — машина очень неспешно, поднимая огромный шлейф пыли, двигалась по Волжской улицы в сторону моего городка. — Нынче же это уже второй суховей, первый дней как десять был, только на один день. Поля вроде как побило, но не сказать что сильно — я видал, сам Василия Павловича возил туда, на машине госпожи Камиллы. Ну Василь Палыч и велел днем быстро все поливать, чтобы, значит, траву намочить. Сейчас все и поливают, а на канал новые насосы поставили, чтобы, значит, больше воды с реки качать. Только Василь Палыч давеча говорил, что ежели суховей еще дня два простоит, то вода все равно кончится…

Подумав с минуту, я велел отвезти меня в модельный цех — там было все, что могло помочь в такой ситуации. Отдав нужные распоряжения, отправился домой — все равно работать в такую жару невозможно, так хоть в ванне отлежусь.

Дома я застал практически голую Камиллу, валяющуюся в гостиной на диване и какой-то книжкой. При моем появлении она лишь вяло сделала некое движение, изображающее попытку прикрыться полой халатика, и продолжила чтение.

— Тебе не стыдно?

— Не стыдно. Мне хочется не только одежду, но и кожу снять… и вообще, мне плохо, душно и скучно. В лаборатории никого нет, работать все рано невозможно. Так что если это облегчит твои моральные терзания — просто отвернись и не мешай мне страдать.

— Мешать не буду, страдай. Только все равно пойди надень что-то поприличнее, сейчас рабочие придут, принесут средство спасения. А у меня к тебе простой вопрос: бутана у нас много получается?

— Где получается? На газовом заводе — немного, а на крекинг-реакторах — много. То есть на новых реакторах, каталитических. А тебе зачем?

— Нужно. Только мне нужен не нормальный бутан, а изобутан.

— Этот тоже есть, процентов двадцать, а то и больше.

— Ты разделить из сможешь?

— Я — нет, а вот Сергей Васильевич, думаю, сможет. Там все просто, надо ректификационную колонну сделать, а он по этой части мастак. А для чего он тебе?

— Это просто: если изобутан сжать атмосфер до трех-четырех, то он сжижается. А при испарении — охлаждается, до минус двадцати наверное, или даже больше.

— Ну так он при сжатии нагревается…

— Нагретый жидкий газ можно охладить в любом прочном радиаторе… — договорить мне не удалось, Камилла вскочила с дивана и убежала в свою комнату. Через минуту выскочила уже одетая и пулей умчалась — видимо в лабораторию.

Через полчаса двое рабочих притащили из модельного цеха заказанную мною машину. Машина была проста: обычный вентилятор, такой же, какой ставился перед радиатором автомобиля, только насаженный на ось небольшого электромотора. Перед вентилятором — две решетки из никелированных трубок, одна сверху и одна снизу. И все это дело закреплено в жестяном тазике.

Я варварски располосовал простыню на полосы шириной с трубку в решетке (чистый лен, между прочим), сострочил на Дарьиной машинке в одну кольцевую ленту (пришлось тащить весь механизм к машинке), закрепил верхнюю решетку так, чтобы лента натянулась, налил в тазик воды, протянул полотно так чтобы оно намокло целиком и включил вентилятор. И из-за мокрого полотна подула мощная струя холодного воздуха.

Рабочие, которым было велено подождать, с интересом следили за моими действиями.

— Значит так, следующий вариант сделать чуть посложнее. Трубки на решетках должны свободно крутиться на подшипниках, в этом углу валик сделать толстый, с прижимом и ручкой — чтобы не руками полотно протаскивать. А если получится — вообще через редуктор к мотору присоединить, или через ременную передачу. Сделать до завтра, заодно — подготовить чертежи и отдать в цех Теохарову. Себе, в модельный, тоже пару штук сделайте — вам много работы намечается, а вареные вы наработаете…

Рабочие, обрадованные явной перспективой обрести прохладу, ушли, а я, нежась в струях холодного (всего двадцать два градуса!), стал обдумывать сложившуюся ситуацию. С погодой что-либо сделать мне было явно не под силу, так что обдумывать нужно результаты поездки и дальнейшие перспективы. И то, и другое — в отличие от погоды — выглядело неплохо.

В Харькове меня, как и предполагалось, встретил Сергей Игнатьевич, и поделился невероятной (или, наоборот, до слез ожидаемой) историей появления "завода-призрака". Правда в изложении Славы Павлищева она была более, что ли, драматической.

Некий богатый купец, торговец тканями и владелец парочки кирпичных заводов, неожиданно решил построить в Харькове паровозный завод. Несколько лет он строил огромные цеха, но потом деньги закончились: ведь кирпичи шли не на продажу, а исключительно на собственное строительство. Затем, когда рядом стал строиться ныне действующий завод, купец стал судиться в директором нового завода, доказывая, что у того нет прав на такое строительство, ну а когда завод был выстроен, попытался помешать его пуску напоив всех его рабочих. А еще через год этот несостоявшийся паровозостроитель тихо помер, и теперь его призрак на завод никого не пускает: любой, кто собирался наладить там какое-то производство, быстренько отправлялся вслед за бывшим хозяином…

В изложении же Водянинова история выглядела более реалистично. И более жестоко.

Через год после отмены крепостного права в Харькове поселился молодой крестьянин. Молодой да шустрый, он наладил поначалу торговлишку ситцем по окрестным и не очень деревням, а спустя всего лет пять в Харькове у бывшего крестьянина работало уже два магазина, в которых продавалось все от дешевого ситца до китайского шелка и персидской парчи. Город быстро строился, и забогатевший купчишка вложил часть средств в кирпичные заводы, а немного погодя — и завод по производству разнообразной керамики. Доходы его быстро росли, и в тысяча восемьсот восемьдесят первом первый зарубежный магазин купца Горюнова открылся уже в Париже, а еще спустя два года а Харькове заработала его фабрика по производству сельскохозяйственных орудий.

В тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году Горюнов затеял построить в городе паровозный завод. Купцом он был очень не бедным, поэтому купил сразу тридцать десятин земли сразу за границей города, в конце Петинской и Корсиковской улиц, и приступил к строительству. Один приступил: все, кого он пытался привлечь к соучастию, отказывали на том основании, что паровозов-де никто нынче не покупает и выгоды от строительства завода не будет. Действительно, в том году в стране всего было куплено меньше ста двадцати паровозов. Но Горюнов оказался упрямым, и, приговаривая "нынче не покупают, потом вдвое больше покупать будут", строительства не прекращал. Тратя на него все свободные средства.