"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Бутко Сергей - Страница 84

Двадцатого февраля ко мне в кабинет завалился Саша Антоневич:

— Ну что, дорогой друг, ты уже готов ехать на запуск своего металлического завода?

— Ты построил завод за четыре месяца?

— Не сейчас, сейчас ехать холодно, я, пока доехал, совсем продрог. Запускать будем в начале апреля, там на самом деле еще работы много. А я просто зашел спросить, не надо ли тебе еще какой заводик построить — а то мне просто неудобно от тебя такой оклад получать и ничего не делать.

— Ну ты же завод строишь…

— Уже не строю. Нанял американцев, Джонов Смитов. Они очень даже были рады поработать за полторы сотни долларов в месяц — у них, знаешь ли, сейчас с работой совсем плохо. Настолько плохо, что на мое объявление откликнулись сразу трое — вот я всех троих и нанял.

— Негусто, если на всю Америку нашлось только три незанятых инженера.

— Ты не понял. Я дал объявление, что нужны инженеры, которые уже строили металлические заводы, и которых зовут Джон Смит. Шутка такая была, но только американцы насчет работы оказывается не шутят — только Джоны Смиты и откликнулись. Причем инженеры, судя по всему, неплохие: двое у Карнеги работали, домны ставили, а один — специалист по мартенам. Так что две домны по три тысячи шестьсот футов уже почти закончены, и еще будут два мартена построены. А газовый завод для мартенов даже совсем закончен, и сейчас их интересует будешь ли ты коксовую батарею ставить. Сразу скажу — батарея встанет еще тысяч в двести сорок, а так дорого потому что по дороге к тебе я Камиллу встретил. Если ты до принятия решения с ней поговорить не успеешь, то батарея обойдется тысяч в сто-сто десять. Впрочем, Джоны Смиты тебе сами все в деталях расскажут — через неделю самый бойкий как раз к тебе с докладом ехать готовится. Ну а новых-то заводов ты строить не собираешься?

— Собираюсь, но весной.

— Весна уже считай пришла. У тебя же на столе лежит "Берлинер Цайтунг", ты на дату посмотри — а она сюда пять дней добиралась.

— Так это в Берлине, там тепло. А у нас — почти Сибирь. Так что рассказывай, что тебя на трудовые подвиги так сильно толкает?

— Трудовые подвиги… вот умеешь ты, дорогой друг, красиво все сказать. Ну да ладно, откровенность за откровенность: ты меня раскусил, я на самом деле хотел у тебя попросить сколько-то денег авансом. Поместье в родовой деревеньке продают. Там всего-то двести пятьдесят десятин, да просят по сорок рублей. Дорого просят, на треть дороже честной цены, но я бы купил все равно. Но у меня, даже с твоими окладами жалованья, тысячи четыре накопилось: и сестре помочь надо было, и отцу, да и просто промотал конечно. А тут — если до марта не купить, с торгов пустят, и уйдет родовое поместье Антоневичей жидам.

— Почему обязательно жидам? И чего их ты так не любишь?

— Жидам — потому что любавичевские жиды скупают все в округе. На торгах — втрое переплатят, но купят. А насчет "не люблю" — не девки они, чтоб любить их. Но ты ними рядом не жил, тебе не понять…

Было видно, что что-то глубоко спрятанное рвется у него наружу, но, глубоко вздохнув, Саша постарался взять себя в руки:

— Ну что, душу ты мою теперь целиком увидел. Покупать будешь? Недорого продаю, всего за шестнадцать тысяч… Мне-то поместье не нужно, ну какой из меня помещик? Главное — чтобы им не досталось. Так что ты уж лучше купи мою душу.

— Мне душа твоя без надобности. А поместье в Оршанском уезде — пригодилось бы, картошку сажать. Если я куплю — это тебя успокоит?

— Если ты — вполне.

— Тогда я тебя, дорогой друг, попрошу об одной услуге. До нашей весны еще времени много, так что если тебя не затруднит — возьми денег двадцать тысяч и выкупи для меня твое родовое поместье. Как именуется? Антоневичи?

— По спискам — Антоновичи уже. Антоновичи-то — витебские дворяне, а Антоневичи — могилевские, но списки когда в шестьдесят четвертом делали, видать перепутали — Антоновичи-то гербовые, их все знают.

— Вот, купишь мне поместье Антоновичи, под картошку. И, как купишь, возвращайся назад — хватит тебе уже вдали от семьи строить. Мне тут нужно будет маленький судостроительный заводик соорудить — сможешь? Или опять американцев наймешь?

— Судостроительный говоришь… — Саша снова стал веселым и ехидным — тут без американцев обойтись конечно можно, но с ними веселей получится. Как ты смотришь на то, что судостроительный тебе будут строить Френсисы Дрейки?

— Лучше — Питеры Блады — пошутил я, сочиняя записку Мышке. Но, похоже, шутка не удалась и Саша задумчиво покрутив головой и пробормотав "ну, как скажешь", отправился с запиской в бухгалтерию.

Двадцать четвертого из Одессы стали один за одним приходить вагоны с оборудованием, которые "Чайка" притащила из второго своего рейса в США (на этот раз из Филадельфии), И Березин, ругаясь, начал изыскивать куда бы его пораспихать до весны. Впрочем, вопросы распихивания у меня решались довольно просто: бригада рабочих-плотников срочно сколачивала очередные контейнероподобные сараюшки на деревянных полозьях и ставила их на охраняемой площадке. Так что опять радость доставил Василию Якимову — сейчас-то лесопильные заводы в основном простаивали, и Якимов кормился практически лишь с моих заказов.

Двадцать шестого Володя Чугунов пришел ко мне с письмом от родителей (письмо не мне, ему конечно было) и сказал, что в Ярославле выставлен на продажу небольшой механический заводик, так что если мне надо… Судя по тому, что заводик делал вагонные оси, мне было надо, и пришлось ехать в Ярославль — первым же поездом, уходившем из Царицына в Москву в четыре пополудни.

А утром первого марта в гостиницу в Москве мне принесли срочную телеграмму от Мышки: неожиданно началась весна.

Василий Васильевич Бояринов довольно откинулся в кресле. И довольству этому были две причины. Первая — что он смог помочь старому другу в небольшом, но, видимо, важном для него деле. А вторая — что в результате друг, с которым они не виделись вот уже лет пятнадцать, скорее всего приедет в гости.

Познакомился Василий Васильевич с Сергеем Игнатьевичем еще на Турецкой войне. Именно тогда штабс-ротмистр встретился с поручиком Водяниновым. Поручик вел дело по поводу возможного хищения выдаваемых на пропитание солдатам средств — и благодаря ему эскадрон Бояринова к Никополю подошел не только сытым, но и полностью обеспеченным фуражом и амуницией. Настолько обеспеченным, что с марша пошел в атаку и первым ворвался в город — за что сам Бояринов получил первого Георгия.

Офицеры подружились, и, хотя после войны служба разнесла их в разные концы Империи, постоянно переписывались, а иногда и встречались. Чаще — неофициально, а однажды — снова по служебным делам. Причем инициатором этой "служебной" встречи был Сергей Игнатьевич, и именно во время нее он совершил единственное, по-видимому, серьезное должностное преступление за всю карьеру.

Узнав, что Екатерина, жена друга, больна чахоткой, он напросился на проверку дел в гарнизоне Батума, где в то время служил Бояринов — и там, поймав на крупных махинациях поставщика, греческого купца из Крыма Патракиса, отпустил грека, вынудив того "подарить" Бояринову дом в Феодосии: крымский воздух считался спасением для чахоточных. Боярский подал в отставку, переехал с женой в Крым — и это дало Кате еще десять лет жизни.

Поэтому, получив от Водянинова письмо с просьбой о небольшой помощи, ротмистр в отставке и член городской управы Бояринов приложил все усилия для того, чтобы ее оказать. Все же усилий понадобилось немало, пришлось долго уговаривать уездных чиновников, а кое-кому просто дать денег. Но сейчас все хлопоты закончены, уездная комиссия приняла нужное решение и даже все необходимые бумаги были в канцелярии подготовлены. Василий Васильевич достал из стола в своем кабинете письмо, близоруко прищурясь, еще раз прочитал адрес, и вздохнув, встал с кресла. Чтобы дело полностью закончить, осталось лишь послать телеграмму, но до почты еще дойти надо — а по такой жаре и молодому ходить тяжко, что уж говорить о стариках…