Книга пяти колец. Том 7 (СИ) - Зайцев Константин - Страница 2

Удар за ударом мой лоб превращал его лицо в кровавое месиво. Этот здоровяк явно сделан из камня. Лев затих лишь после тринадцатого удара головой. Я на его месте отключился бы ещё ударе на пятом.

Медленно поднимаясь, я вскинул руки в победном жесте. А потом чей-то незнакомый голос негромко произнёс:

— Какие ветры хранят твою душу, боец?

Внутри меня всё перевернулось, горячка боя ушла, словно её и не было. В памяти всплыли слова Маурисио, когда он снимал с моей головы монгкон — традиционную для тайских боксёров повязку-талисман. Развернувшись, я увидел на редкость уродливого человека, опирающегося на посох. Его холодные глаза внимательно смотрели на меня, подмечая любую мою реакцию.

— Все ветры хранят меня. И пусть он обратит на меня свой взор, даруя мне свою силу и ловкость. Пока не будут повержены демоны. — Слова сами собой лились из моего рта, а опирающийся на посох человек едва слышно ответил мне: — Ради славы его. Пока не будут повержены демоны.

Только сейчас я понял, что на его груди был мон с раскрытой книгой…

За эти два месяца в академии я вымотался гораздо сильнее, чем думал. Самым сложным для меня оказалось моё вынужденное одиночество. Вдобавок, наставники выдали каждому из нас свою «индивидуальную образовательную траекторию», как это называется в определённых кругах моего родного мира. Судя по всему, аналитики дали свои рекомендации по нашим тренировкам, опираясь на прошлый опыт. И признаюсь, это было очень жёстко.

По распорядку у нас было всего четыре часа сна, за которые мы должны были успеть восстановить свои силы. Не знаю, как бы я с этим справлялся, если бы не мой самый первый дар крови — второе сердце. У нас просто не было свободного времени, и тем ценнее было то, что сейчас я сидел в удобном кресле в кабинете старшего библиотекаря и пил чай, ожидая пока он разберётся со своими неотложными делами.

Кабинет поражал своими гигантскими размерами. Вдоль каждой стены располагались огромные книжные шкафы до самого верха, где за стеклом хранилось множество старинных фолиантов. Судя по корешкам, почти все они были написаны на древнем языке, которым я неплохо владел, и, будь у меня больше времени, я бы обязательно заглянул в пару томов по алхимии, за которые зацепился мой взгляд.

Здесь я чувствовал себя очень уютно, в отличие от академии, где ученику полагалась всего-навсего небольшая комната-келья, вмещавшая лишь кровать, небольшой шкаф для личных вещей и маленький стол со стулом.

Стоило мне допить первую пиалу чая и хоть немного расслабиться после боя, негромко открылась дверь и в комнату зашёл хозяин кабинета. Устало опустившись в своё кресло, этот уродливый человек жестом показал мне на чайник. Коротко кивнув, я наполнил его пиалу согласно этикету и с лёгким поклоном передал ему.

Несколько минут мы молча пили чай, внимательно глядя друг на друга. «Ну и редкостный урод, — думал я, откровенно поражённый мерзким обликом старейшины. — Повезло же мне с телом». Да, в Нефритовой империи я встречал множество некрасивых людей, но настолько уродливого видел впервые. Всё в нём было слишком. Слишком большой рот, гигантский и при этом плоский нос, огромная тяжёлая челюсть, сильно выступающая вперёд, обрамлённая длинной и густой бородой. «Надо же, а вот за ней он явно ухаживает с большой любовью, Гэндальф недоделанный».

— Время знакомиться, Ву Ян. — произнёс он неспешно. Его голос совершенно не вязался с внешностью. Наоборот, он был мягок и учтив, но мои ощущения говорили о том, что это всё наносное. Этот человек крайне опасен. Он может в любой момент стать абсолютно безжалостным. — Меня зовут Тахан Чэнь, и, думаю, ты уже понял, что я являюсь старшим библиотекарем Академии Земли и Неба.

— Это знакомство для меня большая честь, господин Тахан.

Многие думают, что этикет — это большая глупость, пустые расшаркивания. Однако мой опыт жизни в Нефритовой империи говорит об обратном. Когда ты не знаешь, как себя надо вести, у тебя всегда есть ответ — соблюдай этикет. Вежливость даёт тебе возможность сохранять своё лицо в любой ситуации. Хотя было бы здорово, если бы он был чуть попроще. Обилие вариантов поведения для одной и той же ситуации зачастую мешает быстрому выбору.

— В моём народе традиции несколько иные, чем в большинстве мест Нефритовой империи. У нас личное имя ставится впереди имени семьи. Но ты можешь называть меня по имени, Воин всех ветров.

От его тяжёлого взгляда по спине пробежали мурашки, и я неожиданно вспомнил, что на Земле из всех азиатов только у тайцев личное имя ставится впереди фамилии. Ну, по крайней мере, я больше не знаю таких примеров.

— Я благодарю вас за эту возможность, но не понимаю, почему удостоился такой чести? — Очередной поклон уважения, ровно три глотка чая — всё согласно этому грёбанному этикету. Но вместо ответа меня ждал лишь новый вопрос:

— Кто учил тебя пахуюту? — Его тон говорил о том, что от моего ответа зависит очень и очень многое. Возможно, моя жизнь.

Пахуют в переводе с тайского означает «многосторонний бой». Техника боя, предшествующая современному тайскому боксу.

— Господин, я не понимаю, о чём вы говорите. — Очередной поклон, в котором я замер, дал мне ещё несколько секунд времени на размышления. «Пахуют» — это слово тщетно крутилось в моей голове, и я бы пошутил на эту тему, но что-то подсказывало, что я знаю его истинный смысл…

— Мальчик, — его глаза неожиданно сверкнули бешенством, казалось, ещё немного, и он сорвётся со своего кресла в прыжке, чтобы тут же нанести мощнейший удар локтем. — Не играй со мной! Кто обучал тебя пахуюту? — Изменилось даже его выражение лица. Он и до этого вызывал у меня отвращение своим внешним видом, а сейчас больше напоминал взбесившуюся гориллу. Не хватало только прыжков и ударов кулаками по своей груди.

И тут меня словно пронзила молния. Прыжок с ударом локтя!

В голове тут же возникла картина: седовласый старик-таец со своей вечной вонючей сигаретой во рту. Сухой как щепка, вечно кашляющий, и несмотря на это всё, он обладал какой-то запредельной мощью. Именно он объяснял нам, что такое муай боран или древний тайский бокс. Бой девяти орудий, где активно использовались удары головой. Самое то, чтобы выступать в настоящих боях без правил. Меня колотила мелкая дрожь, а воспоминания всплывали одно за другим. Сознание словно разделилось на два независимых потока.

Одна часть меня находилась за столом, выдерживая тяжёлый взгляд собеседника, а вот вторая погрузилась в воспоминания о далёком прошлом, где я изучал старые техники тайского бокса, уже не используемые из-за слишком высокой травмоопасности для участников. Там, где я по-настоящему проникся жестокой красотой этого боевого искусства.

Вспышка — и новая порция воспоминаний заставляет меня вздрогнуть. Старик с сигаретой во рту взлетает в прыжке выше своего роста, чтобы через доли секунды его локоть раздробил кокос, который был закреплён на столбе высотой в два метра.

— Этот приём называется «Хануман ловит звезду». — Перетолковывал переводчик, закреплённый за нашей группой, бормотание старика. — При правильном ударе кости черепа расходятся и ваш противник будет мёртв прежде, чем его тело упадёт. — Очередное воспоминание накрыло меня с головой. В своём последнем бою на Земле именно так я убил Аллигатора… Круг замкнулся… Я понял, кто сидит передо мной, и от этого понимания кольцо Воздуха засветилось бронзой четвёртого уровня.

Сунь Укун и Хануман — имена Царя Обезьян из азиатской мифологии.

— Господин Тахан, меня не учили пахуюту. — Библиотекарь попытался что-то сказать, но я его перебил: — Всё, что я знаю, я видел во снах. — Ядро накачивало энергией кольцо Воздуха, разгоняя мою интуицию ещё сильнее. Я чувствовал, что нужно сказать, чтобы мне поверили, и при этом не соврать ни в едином слове. Вскинув руку, я сосредоточил на своей ладони сгусток энергии, которая олицетворяла мою суть. Глубоко вдохнув, я начал говорить, чуть нараспев, слова своей клятвы: — Клянусь своей силой и покровительством Первопредка, что никто и никогда в этом мире не учил меня техникам пахуюта! — Каждое моё слово врезалось в ткань мироздания, и старший библиотекарь видел всё это своими глазами. Он ощущал, что мои слова правдивы от начала до конца. — Не понимаю… — начал он, но я вновь перебил его, подчиняясь своей интуиции: — Во славу Отца всех ветров и его сына, прыгающего выше солнца, я склоняю свою голову перед кровью его потомков.