Участковый. Назад в СССР (СИ) - Подус Игорь - Страница 37

В девяностые, материальное обеспечение сотрудников милиции приближалось к показателям математической погрешности, так что святые там надолго не задерживались. А мне самому, для пользы дела, приходилось проворачивать и не такое, так что совесть меня не мучала.

К тому же, взяв джинсу, я решил оказать цеховикам услугу, и ни при каких обстоятельствах об их подпольном бизнесе, никому не сообщать. Пусть работают на благо народа и зарабатывают, раз наша лёгкая промышленность не в состоянии наладить легальный и массовый выпуск модной одежды.

И всё-таки с двумя упаковками я погорячился. Пока полз до галереи, промок от пота. А вывалившись из лаза, почувствовал приближающуюся опасность и схватился за обрез. Пройдясь вдоль колонн, не обнаружил никаких изменений. Правда, теперь мне казалось, что само место высасывает жизнь по крупицам. Ведь это пятно на стене не просто так здесь образовалось. Теперь я был уверен, оно как-то напрямую связано с убийствами и всей остальной чертовщиной.

Моё сознание привыкло воспринимать только объективные данные и теперь немного притормаживало, столкнувшись с чем-то необъяснимым. Срочно нужен консультант. И иной кандидатуры нам эту должность, кроме Артёма Абрамовича Каца, я не видел.

Захотелось поскорее отсюда убраться. И именно этим я и занялся несмотря на физическую и моральную усталость. При этом собранные улики я уносил с собой. Возможно, их и не стоило брать по соображениям безопасности, но оставлять здесь, я ничего не хотел.

На второй отрезок маршрута я потратил ещё больше времени. А когда, наконец, добрался до туннеля, ведущего к колодцу, вконец вымотался и проклял себя за идею тащить за собой тюки с джинсами.

Выбравшись из колодца, привалился спиной к стене цеха и просидел минут десять, стараясь надышаться свежим воздухом. Ощущение было такое, словно я провёл неделю в старом склепе на кладбище. Снаружи было темно, и только звёздное небо и видневшиеся через кусты горящие окна общаги, сообщали, что жизнь продолжается.

В тот момент, когда я перелез через забор, стрелка на наручных часах показывала час ночи. Обратный путь до дома занял минут сорок из-за нежелания попадать на глаза группам молодёжи, кучкующейся во дворах и аллейках. Обходя уличные фонари, я буквально крался по микрорайону, с двумя трофейными свёртками джинсы.

Добрался до квартиры без приключений. Первым делом спрятал все собранные улики на антресоли, а палец завернул в пакет и поместил в морозилку холодильника. Обрез с амуницией убрал на место и только после этого разделся и отправился в душ.

Исследование находок отложил на потом. Тем более без Каца, я всё равно навряд ли разберусь. А поговорить с ним я смогу только второго числа в своей законный выходной.

С этими мыслями я и заснул.

Утро 1 Мая.

А в семь утра я уже стоял в строю на разводе, во внутреннем дворе здания милиции. Проводил его начальник милиции, полковник Перегудов, вместе с замом начальника штаба, майором Гамалеевым.

Рядом со мной в строю стояли сотрудники ППС и гаишники, отряжённые для сопровождения колонны. Возглавлял группу отец.

Разумеется, табельное оружие нам получать строго запретили. Зато всем выдали, хорошо мне знакомую по службе, новенькую, четырёхканальную рацию «Виола-Н». Говорят, их специально разрабатывали к Олимпиаде-80. А проработали они до конца девяностых. Вес рации в полтора килограмма для этого времени был вполне нормально. Это намного лучше, чем рации «Тюльпан» и «Сирена», с которыми мне тоже пришлось помучаться в начале службы. Они были намного тяжелее и быстро разряжались.

Быстро осмотрев форму всех присутствующих, Перегудов произнёс торжественную речь, одновременно поздравляющую с праздником и заранее предупреждающую тех, кто плохо исполнит свои обязанности. И каждому его слову, подобострастно кивал майор Гамалеев. Тот самый человек, который в 1992 году подставит ему подножку и навсегда отлучит от службы в органах.

Затем выступил Гамалеев. Он в отличие от Перегудова поздравлять никого не стал, а сразу принялся рассказывать о возложенной на нас ответственности. При этом он благодарил коммунистическую партию за оказанную нам честь, и не забыл насыпать с горкой цитат Леонида Ильича Брежнева. В процессе Гамалеев посматривал на меня с явной неприязнью, а я старательно этого не замечал.

После развода группа милиционеров отправилась к центральной проходной комбината. А уже на месте батя распределил всех по автобусам и отправился общаться с местным начальством.

К тому моменту как мы прибыли, народ уже начал активно подтягиваться. А сам директор комбината Егоров, рулил всеми процессами, находясь возле своей чёрной «Волги». Разумеется, его угрюмый водитель Антоша и весьма сексапильная секретарша Леночка, были при нём.

Антоша тоже меня заметил и теперь неприязненно поглядывал, при этом невольно повторяя ужимки майора Гамалеев. И это было нехорошо. Похоже, он не успокоился, так что расслабляться на его счёт, пожалуй, рановато.

Мне в попечение достался автобус «Икарус-250» венгерского производства. Перекинувшись с шофёром парой фраз, я занял позицию рядом с передними закрытыми дверьми и принялся наблюдать за собравшимися гражданами.

В связи со спецификой ткацкого производства количество женского пола преобладало. Одеты все по-праздничному, то есть во всё самое лучшее. Мужики в костюмах и рубашечках с галстуками. Женщины по большей части в лёгких плащах и жакетах, из-под которых виднелись цветастые платья. Самые молодые барышни не пренебрегали ультрамини юбками. В эти годы советская мода подобное веяние приветствовала.

Но больше всего меня удивило количество ветеранов войны, чьи костюмы были увешаны орденами и медалями. В том времени, откуда я прибыл, такое количество реально воевавших в Отечественную ветеранов, собрать в одном месте было невозможно, по естественным причинам. А сейчас в восьмидесятом, многие из них ещё работали.

Едва количество собравшихся перевалило за пару сотен, тут и там в толпе начали оживать гармошки и баяны. Ветераны запевали военные песни, а молодёжь их охотно подхватывала. В процессе ожидания торжества меня тоже начала захватывать атмосфера происходящего. Ведь она была сугубо позитивная и вызывала только положительные эмоции, порождающие психологический подъём и даже воодушевление. Это всё мигом сняло усталость, остававшуюся после посещения катакомб.

А пока я хлопал глазами и старался унять улыбку, самопроизвольно выползающую на лицо, ко мне кто-то подобрался сбоку и похлопал по плечу. Повернувшись, я увидел сосредоточенную рожу Кошеля.

— Иваныч, ну как там наша договорённость? С вами можно? — спросил парень, и я кивнул, хотя ещё не видел старшего группы, заведовавшего отправкой автобуса.

— Конечно, можно. Гена, надеюсь, ты у нас не отрицалово и состоишь в комсомоле?

— Да меня ещё в восьмом приняли — возмущено ответил парень и указал на комсомольский значок, который я на нём ни в этой жизни, ни в прошлой, ни разу не видел. — Нет, конечно, в прошлом году меня хотели исключить после того, как я вмазал на дискотеке комсоргу, но потом передумали.

— Вот и молодец. Готовься к посадке, хулиган. Но сразу предупреждаю, сидячие места не занимай. Всю дорогу стоять будешь и обдумывать своё поведение.

Предупредив Кошеля, я оценил количество и состав граждан, кучкующихся возле автобуса. Кое-кого узнал. А первым приметил футбольного судью. Гена гаишник говорил, что он был начальником ОТК в чулочно-носочном цеху. Как я прошлой ночью выяснил, в том самом цеху, на минусовом этаже которого, шьют джинсы цеховики. И сдаётся мне, наш футбольный судья, в этом тоже как-то замешан.

Кстати, рядом с автобусом бродил начальник того самого цеха и по совместительству футбольный тренер команды комбината Поликарпов. На его груди я заметил орден за трудовые заслуги.

Если честно, то я был не против, что такие заслуженные товарищи занимаются цеховым промыслом. Пусть зарабатывают, раз Госплану СССР интереснее набивать склады несметным количеством калош большого размера.