"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 43

А кто сказал, что они не могут его убить? Боги Обитаемого мира…

Ничта слышал, как восемь сердец бьются в унисон с его собственным сердцем, замирают от страха и трепещут от радости, и не замечал, что непроизвольно сжимает тонкую руку Лукавы. И вместе с этим… Он насквозь видел Охранителя, и это ви́дение удивило его и потрясло. Он не ждал от бога Исподнего мира мальчишеской бравады, не мог предположить, что в Обитаемый мир явится легкомысленный бог-повеса. Охранитель играл, как играет ребенок, вороша палкой муравейник. И вид его словно говорил: «Ну? Как вам мой выход?» Важану казалось, он слышит смех бога Исподнего мира.

Охранитель разметал половину прожекторов, смял ряды защитников Тайничной башни и снова ушел в небо.

— Чего он добивается, а? — Цапа ударил кулаком по широким каменным перилам.

— Он ничего не добивается, — наконец разомкнул губы Важан. — Для него это что-то вроде кулачного боя на деревенском празднике.

— А ранения? Или фотонный усилитель ему совсем не страшен? — шепотом спросил дворецкий из-за спины.

— Не более чем кулак соседа для деревенского парня. — Ничта презрительно изогнул губы. Боги могут позволить себе быть легкомысленными. В отличие от людей. Боги могут развлекаться, играя со своей жизнью. И Охранитель всего лишь показывает чудотворам свою силу и радуется этой силе. Один настоящий бог против тысяч провозглашенных богами…

— А как насчет топора? — проворчал Цапа. — Топора соседа для деревенского парня, а? Щас ему снесут головы этим лучом, и на этом все кончится.

Важан промолчал.

— Где же он, а? Ничта! Он же ранен! Эта штука запросто может прожечь брюхо насквозь! — Цапа нервничал и стучал рукой по перилам.

— Нужно показать ему лунный камень, — шепнул привратник. — Он должен знать, что здесь его ждут…

— С ума сошел, — зашипела кухарка. — Чтобы завтра всех нас арестовали?

— Ничта, нужно показать лунный камень! — крикнул Цапа. — Звара прав!

— А чудотворы завтра спросят, откуда он взялся на нашей башне, — пробормотал дворецкий.

— Мы скажем, что у нас горел огонь. Просто огонь в лампе. Или они уже забыли, что светить могут не только камни? — тихо сказал Звара.

— А чудотворы свет огня от света лунного камня отличить не могут, по-твоему? — едко спросила кухарка.

— Конечно могут, — медленно ответил ей Важан. Не то чтобы в этом был очень серьезный риск, профессор не опасался прямого обвинения в мрачении. Но Охранителю нужно пристанище в этом мире. И на множество лиг вокруг лучшего места он не найдет. Лунный камень укажет ему дорогу.

Важан повернулся, чтобы зайти в башню, но Звара уже протягивал ему потайной фонарь.

— Ничта, это очень опасно, — вздохнул дворецкий.

— Не очень, — усмехнулся Важан и снял крышку с потайного фонаря — матовый молочный свет сделал лица его слуг бледными, отливающими синевой. Неяркий свет, лишь немного разгоняющий тьму. Но, как и луна, этот белый камень будет виден издалека и не ослепит глаз.

Они не дышали. Почти не дышали. Словно дыханием могли погасить свет или привлечь чужое внимание. И через минуту огромные крылья появились из темноты, широкие струи воздуха принесли с собой звериный запах: Охранитель неспешно обогнул башню. Он пролетал так близко, что, казалось, протяни руку — и коснешься его крыла. Важану подумалось, что бог Исподнего мира всего лишь хотел поклониться благодарным зрителям.

— Мы ждем тебя, Охранитель, — шепотом сказала Лукава вслед удалявшемуся крылатому зверю.

Ничта опустил фонарь.

— Он что, еще не наигрался? — с досадой процедил Цапа сквозь зубы. — Куда он опять лезет?

— Он еще не наигрался, — кивнул Важан. Похоже, на этот раз он верно угадал, в чем состоит цель Охранителя: ему, как и чудотворам, не нужна паника в Славлене. Он должен изобразить собственную смерть.

«Смерть» Охранителя была тяжела и некрасива. Задумал ли он ее таковой, или у чудотворов это вышло случайно? Луч фотонного усилителя прорезал перепонку крыла и рассек тонкую кость, удерживавшую эту перепонку, Охранитель потерял равновесие, несколько раз перевернулся в воздухе, выворачивая из сустава здоровое крыло, и упал на Буйное поле, у самого края леса. Землю тряхнуло от этого удара, и ее затухающий трепет докатился до особняка: башня вздрогнула, словно в ознобе.

Утром, едва рассвело, в дверь постучали. Зимич, сидевший на кухне с книгой, очень удивился: за то время, что он жил у Айды Очена, к тому еще никто не заглядывал.

Хлопнула дверь в сени, а потом с облаком морозного пара в дом вошел человек: невысокий, усатый, но без бороды и немного странно одетый для Леса — в добротный суконный плащ с каракулевым мехом.

— Ба! — хозяин вышел из библиотеки. — Какими судьбами!

— Здравствуй, Айда, — выдохнул незнакомец. — Насилу дошел. Холодина-то тут у вас какая!

— Раздевайся, садись к печке. Стёжка! Мечи на стол все, что есть! Гостя принимать будем!

— Да я не голоден. Но продрог до костей.

— Ничего, сейчас проголодаешься! Стойко, знакомься. Это мой друг, Драго Достославлен.

Хозяин был весел, он действительно радовался, а не притворялся. А Зимич, который три года не видел книг, мечтал только о том, чтобы ему не мешали читать.

— Мы сейчас устроим настоящую пирушку, как в былые времена! — Айда сам полез в погреб за вином, не доверив это Стёжке. — Стойко, я знаю, ты решил больше не пить, но один раз можно, а? Что это будет за пирушка, если ты будешь сидеть и смотреть на нас сычом?

И они пили — и даже наливали Стёжке, отчего та румянилась и глупо улыбалась.

Друг Айды был человеком шумным и говорливым, веселым и развязным, но панибратство его казалось натянутым, фальшивым. Он размахивал руками, мешал высокий слог с просторечием, называл себя литератором и пытался прочитать вирши собственного сочинения, но Айда Очен как-то мягко уводил его от этих попыток. В результате ни одного стихотворения Зимич так и не услышал.

Короткий солнечный день катился к закату, а вино не кончалось, и на столе появлялись то новые осетровые балыки, то копченая свинина, то домашняя колбаса — Стёжка сбивалась с ног. Хозяин и его друг, обнявшись, пели незнакомые Зимичу песни. И выходили на крыльцо, вдохнуть свежего воздуха. И возвращались за стол, и снова шли на крыльцо.

Над лесом разливался закат зловещего цвета, высокими сполохами вздымаясь над деревьями. Словно зарево пожара. Мороз немного отрезвлял, но совсем немного. Впрочем, Зимич не чувствовал одуряющего хмеля, происходящее казалось ему наваждением, но и только.