"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 256

– Это, милая моя, искусство, – говаривала тетушка, – соблазнять так, чтобы видны были только целомудрие и скромность. Главное – не переборщить. А впрочем, мужики ничего в этом не понимают и никогда не поймут. На эти простенькие уловки ведутся что мальчишки, что старики. Даже твой отец – уж до чего прожженный распутник, а против моих хитростей устоять не может.

Спаску такие премудрости почему-то смешили, но, вспомнив жизнь в деревне, она перестала сомневаться в правильности этих советов. Осознание того, что она уже взрослая девушка, поднимало ее в собственных глазах, раскрывало перед ней множество запертых раньше дверей, и впереди ей виделось неизбежное счастье. Рядом с тетушкой ее отпускал даже страх, словно из опасного и нелюбимого ею Хстова она переносилась в хрустальный дворец, где невозможны беда и смерть.

Нет, разговаривая с Волче, она не вспомнила о тетушкиной науке – лишь случайно поймала себя на том, что смотрит на него не так, как смотрела раньше. Одного этого оказалось достаточно…

Когда Волче ушел к Зоричу – отправить голубя в замок, – тетушка тут же вышла из кухни, оправдываясь:

– Я не подглядывала, так и знай, не подглядывала и не подслушивала. Сами встали посреди трактира. Что ж мне, глаза надо было завязать и уши заткнуть?

Спаска в ту минуту еще не пришла в себя, еще не поняла, как счастлива, не поверила, что все это не сон. Это был первый в ее жизни поцелуй, и, наверное, она представляла его по-другому – робким, застенчивым, со словами любви и обещаниями, – но все ее грезы не стоили выеденного яйца по сравнению с явью.

– Смотри-ка, сподобился… – вздохнула тетушка Любица, вытирая руки о передник. – Я думала, так и будет вокруг да около ходить.

– Тетушка, а это ничего, что я… ну, что все так? Мы ведь не жених и невеста… Он ведь даже не сказал мне ничего. – Спаска кривила душой – ей не было дела до приличий.

– А зачем говорить? Без слов разве не ясно? Он ломался, потому что татка твой ему сказал «не про тебя девка». А Волче твоего отца уважает, не хотел поперек него идти.

– Что, так и сказал? – Спаска обмерла.

– Так и сказал.

– И как же теперь быть?

– Ты отца-то не слушай. – Тетушка Любица рассмеялась. – Он сегодня одно думает, а завтра другое. А Волче, вот увидишь, при первой же встрече твоей руки у Змая попросит, не будет у него за спиной с тобой любовь крутить.

– И меня не спросит? – удивилась Спаска.

– Нет. Я так думаю. Но ты не переживай, отец-то спросит обязательно. Он тебя неволить не станет, разве что подождать захочет. И, милая, ты уж хорошенько подумай, чего ты хочешь. Хочешь мужем вертеть во все стороны, как тебе заблагорассудится, – лучше за своего Славуша выходи. Он тоже хороший парень, пылинки с тебя будет сдувать. А Волче, знаешь, парень простой, деревенский, строгих правил. Ласкового слова не допросишься, но зато ни в обиду тебя не даст, ни на сторону не посмотрит; как за каменной стеной с ним жить будешь, в лепешку расшибется ради тебя и детишек.

– Отец мне другого хочет. Жизни другой, – вздохнула Спаска. – Славуш богатый, у него и земля есть, и золото. Отец хочет, чтобы я как царевна жила.

– А ты?

– А я… Мне все равно. Я с Волче хочу. И не надо мне никаких ласковых слов…

– Вообще-то он хороший, добрый. Только в доме все по его будет, а не по-твоему. Как он скажет, так ты и сделаешь. А не сделаешь – тебе же хуже выйдет. Вот и думай после этого, хочешь ты царевной жить, как сыр в масле кататься, слугам приказания раздавать, или с утра до ночи у печки стоять, полы добела скоблить, детишкам сопли подтирать… – Тетушка Любица смахнула вдруг слезу. – И когда придет мужик со службы, скатертью-самобранкой перед ним стелиться…

Она расплакалась, не договорила.

– Что вы, тетушка?.. – испуганно прошептала Спаска.

– А то! А то, что пять лет я такой жизнью жила, пять лет себя, дуру, проклинала, что за такого пошла. А Предвечный жалобы-то мои и услыхал… И некому мне теперь носы подтирать, не перед кем скатертью стелиться… Да хоть бы один бы денек той жизнью пожить! Да хоть бы раз он порог переступил, хоть одним глазком на него взглянуть, детишек обнять-расцеловать. А мне Предвечный твоего отца взамен послал. Добрый он, как чудотвор белокрылый, не прикрикнет никогда, не рассердится. Да что толку с его доброты? Ни дома, ни детей, ни внуков.

– Тетушка, не плачьте… – Спаска совсем растерялась. Она редко видела чужие слезы близко. – Хотите, я вам дочкой буду? И внуков вам нарожаю… Я вас так люблю, так по вам в замке скучаю! Хотите, я вас тоже буду мамонькой называть, как Волче?

– Девочка моя любимая… – пробормотала тетушка Любица сквозь слезы и обняла Спаску.

И в этот миг зазвенел колокольчик на двери, в трактир зашел Волче – и остановился у порога.

– Мамонька, вы чего это? – спросил он удивленно. – Случилось что-то?

– А вот случилось! – Тетушка Любица шмыгнула носом и утерла слезы. – Вот случилось! Вот – дочка у меня теперь есть. И если кто мою доченьку обидеть посмеет – уж я глаза-то ему точно выцарапаю!

Волче выдохнул с явным облегчением, снял плащ и усмехнулся:

– А то ее больше защитить некому.

– А это смотря от кого! Вот если кто к невинной девушке с руками полезет…

Тетушка Любица так смешно это сказала, что Спаска едва не прыснула. А Волче почему-то смутился (даже щеки порозовели) и пробормотал обиженно:

– Да не полезу я к ней с руками…

Он хотел сразу уйти наверх, но тетушка его остановила:

– Поешь сначала, потом спать ложись. Даже не знаю – то ли завтрак это у нас, то ли ужин.

И такой это был замечательный ужин (или завтрак), так было уютно за столом – как ранней весной, когда Спаска жила в Хстове. Как будто и не уезжала никуда. И хотелось жить так всю жизнь (только чтобы отец приезжал почаще).

Волче велел разбудить его к обеду обязательно – собирался в город, – а Спаска с тетушкой Любицей так и не ложились: постирали его одежду, вычистили сапоги, повесили насквозь промокший плащ над плитой – а потом ставили тесто, щипали куропаток, шинковали капусту… Спать Спаске не хотелось – хотелось танцевать. И она кружилась по кухне с мисками и горшочками в руках, потихоньку напевая мелодию из волшебного сундучка.

– Мамонька, – слово почему-то легко сорвалось с языка, будто Спаска всегда называла так тетушку Любицу, – а зачем вы сказали, что глаза выцарапаете тому, кто ко мне с руками полезет?

– А нарочно. Он небось и не думал о таком, а теперь будет думать. Пусть подумает, им о нас полезно думать.

– А вдруг… в самом деле полезет?.. – испугалась Спаска. – Что тогда делать?

– Нет, он не такой. Думать будет, сомневаться, мучиться. Они от таких мыслей головы теряют.

– Но я вовсе не хочу, чтобы он мучился…

– Дурочка. Это им сладкая мука, без нее никак нельзя. Без нее на улице Фонарей можно девку найти – вот там никаких мук не нужно.

Когда Волче спустился к обеду, при свете дня Спаска разглядела веснушки у него на лице – совсем немного, только полосой под глазами и на переносице. Это показалось ей милым, тронуло ее почему-то – волна нежности накрыла ее с головой, и за обедом она молчала и боялась поднять глаза.

Из города Волче вернулся только к ужину, встревоженным, усталым, с серым брезентовым плащом в руках.

– В городе ищут девушку-колдунью, – сказал он, сев за стол. – Дозоры и на улицах, и у каждых ворот. Подозреваю, и на трактах. Особенное подозрение вызывают девушки в сопровождении гвардейцев – трех моих знакомцев задержали только потому, что они разгуливали по городу с девицами.

– Так, может, и не ехать никуда? – робко спросила тетушка Любица.

– А колдовать? – усмехнулся Волче.

Спаска вздохнула: если Вечный Бродяга позовет ее не завтрашней ночью, а нынешней, будет очень трудно отдать его силу здесь, в Хстове, – и не привлечь к себе внимания. В последний раз он звал ее двадцать четвертого числа, ей пришлось выйти из города с тетушкой Любицей – но тогда у ворот не было дозоров.