"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 170

– И тебе не болеть, – кивнул тот, нисколько не смутившись.

– Не хочешь ли силой со мной помериться?

– Нет, не хочу, – просто и спокойно ответил незнакомец.

– А придется… – процедил Ратко и стал поднимать и без того закатанные до локтя рукава.

Незнакомец пожал плечами и начал не торопясь расстегивать пояс. А потом спросил, тихо, но так, что услышали все, даже Спаска:

– Или ты собирался биться со змеем?

Он скинул безрукавку.

Ратко был ниже незнакомца, но шире в плечах, это стало особенно заметно, когда они встали друг напротив друга. Их обступили кру́гом, и Спаске не стало видно, что происходит за чужими спинами. Но она не сомневалась: незнакомец победит. Она и потом легко предсказывала исходы поединков – по глазам всегда ясно, кто сильней.

И на этот раз не ошиблась: когда круг расступился, Ратко медленно поднимался с земли, а незнакомец стоял над ним и утирал струйку крови, бежавшую из носа.

– Ратко, я сразу тебе сказал, что этого не хочу. – Незнакомец протянул руку, но Ратко покачал головой и руки не принял.

– Спаска, – дед незаметно отошел от толпы, – пойдем в гости к деду.

– Подём! – расплылась Спаска, тут же забыв о незнакомце и Ратко.

Дед поднял ее на руки и понес – незнакомец, надевавший безрукавку, странно и пристально посмотрел им вслед.

В избушке деда, на краю очага сидела мать и теребила кончик косы. Больше сидеть у деда было негде – почти всю его избу занимал круглый каменный очаг, и только в самом углу, за пологом, стояла узкая лавка, где дед спал.

– Спаска, – почему-то шепотом сказала мать и, поставив перед собой, принялась приглаживать ей волосы и оправлять рубаху. – Извозилась вся…

И, поплевав на уголок передника, вытерла ей нос и щеку.

– Сарафан надо было надеть…

– Брось, Живка, – проворчал дед, – никто на это и не посмотрит. Дитё и есть дитё. Иди ко мне, внучка.

Но мать вцепилась в Спаску обеими руками, усадила себе на колени и замерла, глядя на дверь. Потом, спохватившись, поправила свои косы и распрямила плечи. Потом встала, потом снова села – на самый край очага. Опустила Спаску на пол, одернула ей рубаху и снова взяла на колени. Дед как ни в чем не бывало сидел на лавке.

Дверь раскрылась – Спаска уже знала, что в избушку войдет незнакомец.

– Эх, Живка, – начал он с порога, не поздоровавшись, – я ведь просил родить мне мальчика. Ну что же поделаешь… Давай посмотрим, что получилось…

Мать поставила Спаску на ноги и подтолкнула вперед, как обычно ущипнув за щеку. Но плакать Спаске вовсе не хотелось, даже наоборот: незнакомец ничуть ее не пугал. А когда тот подхватил ее под мышки и подкинул вверх, она взвизгнула и рассмеялась – взлетать так высоко ей еще не приходилось. У деда в избушке была высокая скатная крыша с дырой над очагом, и Спаске показалось, что сквозь эту дыру она поднялась над всей деревней и даже успела рассмотреть ее с высоты.

– Сколько лет живу на свете, а такой хорошенькой девчонки еще не видел. – Незнакомец на миг прижал ее к себе и поцеловал в макушку.

– Но-но, – проворчал с лавки дед, – смотри. Не привыкай.

– Да ладно, мне что? Я пришел и ушел. – Незнакомец обогнул очаг и сел на противоположной стороне, напротив деда, так и не выпустив Спаску из рук.

– Привяжешься – и бери тебя голыми руками после этого, – сказал дед.

– Не успею. Дай-ка мой узелок лучше.

Спаске нравилось сидеть на коленях у незнакомца – уютно было и надежно. И она льнула к нему и терлась щекой о гладкую кожаную безрукавку.

Из узелка незнакомец достал подвеску с белым полупрозрачным камнем и надел Спаске на шею.

– Да ты ума решился! – крякнул дед. – Ты никак из девчонки колдунью собрался делать?

– А почему нет-то? – усмехнулся незнакомец. – В замке Чернокнижника полно колдуний. И потом делать буду не я, а ты. Родила бы Живка мальчика, ты бы мальчика колдуном делал. Судьба так сложилась, фишка так легла. А может, и к лучшему?

– Женщина не может быть колдуньей… – проворчал дед.

– Почему это?

– Женщина думает только о себе и о тех, кого любит. Ей нет дела до умирающего мира…

Эту встречу Спаска хранила в памяти во всех подробностях. И много-много лет подряд, засыпая, сжимала в руках подвеску с мутно-белым камнем, который помнил прикосновение рук удивительного безбородого человека по имени Змай. Про себя, замирая от собственной дерзости, Спаска называла его «отец».

Это он был хозяином хрустального дворца – всемогущим волшебником, – а она, его дочь, пользовалась его покровительством. И если раньше жизнь во дворце текла счастливо и безоблачно, то теперь нестрашно было думать и об опасностях, угрожавших ему со всех сторон. Хозяин дворца мог победить всех врагов, а не только Ратко. Впрочем, для Ратко Спаска снисходительно выбирала роль не врага, а скорей неудачливого и глупого помощника, нарочно давая ему возможность сразиться с врагами и проиграть, чтобы хозяин хрустального дворца мог после этого выиграть сражение с еще большим блеском. Так же как это случалось в сказках, которые рассказывал дед.

И если кто-нибудь называл ее «змеиным отродьем», Спаска лишь расправляла плечи и вдыхала полной грудью – она не до конца верила в то, что имеет право называть Змая отцом даже в глубине души, а в этих словах находила подтверждение своему праву.

Болото было хитрым и забирало жизни по-разному. Не только манило и глотало. Иногда наползало на деревню холодным туманом, от которого задыхались чахоточные и начинали болеть здоровые, иногда подтопляло погреба, покрывало плесенью купленное зерно и гноило овощи; иногда рожденные в его недрах лихорадки пробирались в хижины и хлева.

Спаске было пять лет, когда смерть в деревню пришла не с болота.

Предстояла голодная зима – по Выморочным землям прошла коровья смерть. И хотя коров в деревне не было, пали все козы до единой. В страхе перед заразой люди сидели по домам, руды к осени набралось мало, на запущенных огородах брюква ушла в ствол. Поэтому, когда в деревню приехали гвардейцы Храма[31] и Надзирающий (для проповеди «диким людям»), все мужчины как один взялись за топоры и колья. Впрочем, их сопротивление сломили быстро – гвардейцы грабили деревню, а Надзирающий в это время рассказывал о солнечном мире Добра и чудотворах, защищающих мир от Зла. Ему не пришлось собирать людей силой, женщины и дети укрылись в дедовой избе, у которой были самые крепкие в деревне стены.

Дед с Гневушем успели уйти в лес, и не зря: разглядев дедову избу, Надзирающий требовал выдать колдуна, пособника Зла, и его будущего преемника, но Спаску тогда никто колдуньей не считал. Гвардейцы пытали мужчин, а когда ничего не добились, заперли и их в дедовой избе. Хижины из торфяных кирпичей только поначалу горели неохотно, а когда занялись, пламя взметнулось до самых туч.

Дед поднял тревогу, и подоспела помощь из двух соседних деревень – им тоже грозило разорение. Надзирающий говорил об очистительной силе огня, о том, что огонь поднял бы «всех этих несчастных, не ведающих Добра» прямо в мир чудотворов, мир вечного счастья. Его самого отправили в мир вечного счастья, кинув в горящую хижину. За ним последовали и оставшиеся в живых гвардейцы. Спаска запомнила их предсмертные крики и запах горелой плоти, примешавшийся к запаху крови и вспоротых животов.

Видно, в Хстове так и не узнали, что произошло с отрядом сборщиков податей, потому что в тот год никто больше не приезжал.

А через полтора года болото добралось до Гневуша. Не просто лихорадка – моровая язва пришла с болот, и эта смерть была не менее безобразной, чем смерть в огне: тело постепенно покрывалось болячками, которые гноились, а потом превращались в отвратительную коросту, иногда совсем черную. В деревню ее принесла нищая старуха, прятавшая лицо под куколем. Спаска увидела ее издали: та брела по гати, опираясь на посошок, и рука ее, накрытая полой плаща, тряслась от напряжения. Вряд ли Спаска могла бы объяснить тогда, что ощущала: старуху прислало болото. Как Гневуш когда-то шел в его разверстую пасть, так и она не могла противиться шепоту из глубины трясины. Только Гневуш хотел умереть, а старуха шла убивать.