"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Денисова Ольга - Страница 159

Глаголен подвинулся и откинул с пола солому, доставая сложенный вчетверо лист бумаги.

– Я не хотел, чтобы ты это читал, но лучше тебе ее прочесть, чтобы ты понимал, почему я тороплюсь, – добавил он, протягивая бумагу Войте.

Чтобы прочесть написанное, пришлось встать и подойти к окну – в камере было сумрачно. Войта недоумевал, откуда Глаголен взял бумагу и чернила, но чернил ему, по всей видимости, не дали – текст был нацарапан на бумаге углем. Под ним, кроме витиеватой подписи мрачуна, отпечатался его большой палец – чтобы не осталось сомнений в подлинности. Три четверти письма как раз и посвящалось попыткам убедить адресата в его подлинности.

Последняя воля Глаголена выражалась одной строкой: немедля доставить в Славлену семью доктора Воена, не причинив ей вреда.

– Глаголен, подписать эту бумагу все равно что подписать себе смертный приговор. Вы это понимаете?

– Доктор Воен, ты дурак. Мой смертный приговор давно подписан. Как бы я ни поступил, как бы ты ни поступил – все однозначно закончится моей смертью.

– Я надеялся на обмен. Не все чудотворы в Славлене столь бессердечны, чтобы убивать детей ради политических амбиций.

– Смею надеяться, что это так. Но не эти чудотворы принимают решения. И дело вовсе не в политических амбициях, хотя громкое судебное дело играет чудотворам на руку.

– Я понимаю, что дело в магнитодинамике… В том, что вы не позволите сделать ее однобоким разделом герметичного мистицизма, как вы однажды изволили выразиться.

– Ничего ты не понимаешь, доктор Воен… – Глаголен нарочито отвернулся к окну и снисходительно вздохнул.

Войта ждал, что мрачун все же объяснит, что хотел этим сказать, но тот все так же смотрел в окно и продолжать не намеревался.

– И все-таки я сначала попробую добиться обмена, – проворчал Войта.

– Ты можешь опоздать. Я не знаю, сколько времени в замке готовы ждать моего возвращения, но вряд ли там станут дожидаться известия о моей смерти.

– Десять дней. Они готовы ждать десять дней.

– А, так из замка уже прислали сюда свои требования?

– Да. Но, понятно, чудотворы не поспешили рассказать об этом даже мне… – Войта скрипнул зубами.

– Это логично, ты не находишь? – Глаголен наконец повернулся и глянул на Войту.

– Весьма, – кивнул тот.

– Логика не имеет степеней сравнения, – усмехнулся мрачун. – Так зачем ты пришел? Я понял, мою бумагу ты считаешь поступком недальновидным, а потому вряд ли собирался просить меня спасти твоих детей ценой моей жизни. Тогда зачем? Выразить соболезнования? Сомневаюсь.

– Я пришел спросить. – Войта расправил плечи и посмотрел на Глаголена в упор.

– Спрашивай. Ты так редко о чем-то меня спрашиваешь, что, я подозреваю, ответ для тебя очень важен…

– Да. Важен. Я хочу спросить: почему в зале совета вы, Глаголен, не ударили по балкону, когда оттуда начали стрелять? Мне плевать, почему этого не сделали остальные мрачуны…

Глаголен снова вздохнул и поглядел в окно. Подумал о чем-то и, прежде чем ответить, все же повернулся к Войте.

– Я ударил по балкону еще до того, как первая стрела достигла цели, доктор Воен. И, уверяю тебя, так поступили многие мрачуны, присутствовавшие в зале. Когда за спиной щелкает тетива лука, успеваешь нанести удар прежде, чем подумаешь и оценишь опасность. На звук.

– И что, ни один удар не достиг цели? – не поверил Войта. И лишь договаривая фразу, сообразил, о чем ему только что сказал Глаголен.

– Я не хотел говорить тебе этого. Мне показалось, тебе будет больно это слышать.

– Едрена мышь… Вам это не показалось чудовищным?

– А не чудовищно расстрелять из лука гостей, ученых, прибывших на сессию университета с самыми мирными намерениями? Почему ты считаешь, что мрачуны могут совершать чудовищные поступки, а все остальные – нет?

– Ну… чудотворы враги мрачунам…

Глаголен презрительно поморщился:

– Это мечты чудотворов – надеяться, что мрачуны станут с ними враждовать. Мрачуны плевать хотели на чудотворов, они не враждуют с чудотворами, а смеются над ними! Да, кто-то из них готов запретить изучение магнитодинамики, кто-то готов снарядить поход на Славлену, чтобы поживиться, продавая пленных чудотворов. Но никому из мрачунов нет нужды убивать ученых из Славленской школы. Потому что это не смешно.

– Едрена мышь… – повторил Войта. Он мог бы и сам догадаться. Это было очевидно. С самого начала очевидно.

– Ничего не сказать тебе о письме из замка – не менее чудовищно, ты не находишь? Разумеется, мой воевода тоже чудовище и приведет угрозу в исполнение, но у него есть резон: во-первых, он пытается спасти мне жизнь, во-вторых, если он не выполнит угрозу, никто никогда больше его угроз всерьез рассматривать не станет. Но убьют меня не за эту догадку: то, что с балкона по чудотворам стреляли чудотворы, догадались все мрачуны, удары которых почему-то не достигли цели.

– Об этом надо рассказать всем. – Войта вскинул голову.

– Не говори глупостей. Тот же Достославлен объявит, что мрачуны воспользовались услугами наемников-чудотворов. Но даже не это главное – главное, никто в это не захочет поверить. Здесь, в Славлене, людям очень нравится считать виноватыми мрачунов. Праведный гнев – упоительное чувство, ты не находишь?

– Не вижу ничего упоительного в праведном гневе, – проворчал Войта.

– Не путай праведный гнев с бессильной злостью. Когда есть возможность отомстить – это упоительно.

– Значит, вас убьют, чтобы насладиться местью?

– Нет. Видишь ли, на меня напали ближе к утру. А я был так потрясен твоим уходом, что непременно хотел представить тебе доказательства виновности чудотворов…

– Мне показалось, или вы вообще не собирались мне об этом говорить? – кисло усмехнулся Войта.

– Говорить об этом сейчас совершенно бессмысленно, это ничего не меняет. А тогда я собирался встретить тебя на выезде из Храста и изменить твое решение. Согласись, оно того стоило.

– Я ждал этого. И удивился, когда не встретил вас у северных ворот.

– Да, так вот я, разумеется, отказался от светового представления. К чести научного сообщества, мой отказ приняли с пониманием. Даже ректор высказался против увеселений после произошедшего… И, как только официальная часть приема была закончена, я присоединился к страже, пытавшейся найти стрелявших. Стражники как раз осматривали тела двух убитых во дворе чудотворов. Их не застрелили, как чудотворов в зале, а перерезали им глотки. Должно быть, они пытались задержать стрелков. Поскольку я серьезно занимался герметичной антропософией и неплохо знаком со строением человеческого тела, мне сразу бросилась в глаза разница между двумя убитыми. И при ближайшем осмотре стало ясно, что один из убитых в самом деле был зарезан – именно его кровь залила лестницу и брусчатку перед ней. А второму сперва сломали шею и только потом перерезали горло, его сердце уже остановилось, когда ему нанесли ножевую рану, – кровь не била из его горла фонтаном, а медленно стекала в аккуратную и небольшую лужицу. Я не слишком углубился в подробности? – Глаголен с усмешкой посмотрел на Войту.

– Вы намекаете, что я боюсь крови? Я не боюсь крови. И в обморок при виде крови, как девица, не падаю. Это было… другое.

– Хорошо, тогда я продолжу, – кивнул Глаголен, убрав обидную усмешку с лица. – И я подумал: зачем мертвецу перерезали горло? Опытный наемник в пылу сражения, может, и не отличит мертвого от живого, но не станет разить врага, который повержен, – на это в бою нет времени. И мне пришло в голову, что мертвецу перерезали горло нарочно. Чтобы никто не заметил сломанной шеи. И никто бы ее и не заметил, если бы не я. Учитывая, что у мертвеца был сломан нос и повреждены глазные яблоки, я подозреваю, что он был убит ударом чудотвора. В лицо. Известно, что такой удар, нанесенный в полную силу, ломает шейные позвонки. Я прав?

– Разумеется. Любой наемник-чудотвор пользуется именно этим приемом, если к тому располагает ситуация. Впрочем, удар в грудь ломает грудную клетку и останавливает сердце. В грудь или в спину ударить проще, но если твой противник чудотвор, он успеет нанести ответный удар. При смертельном ударе в лицо ответного удара не бывает.