Соблазнённый (ЛП) - Кент Рина - Страница 3

А что за приключение без риска?

— D’accord, — говорю я, а затем быстро повторяю: — То есть, ладно.

Он снова ухмыляется. Уверена, он думает, что, как обычно, только что получил то, что хотел. Нет необходимости сообщать ему, что я знаю о том, что он из себя представляет. Это может привести в действие его безжалостную, стремящуюся к завоеваниям сторону.

Я просто буду считать его своим приключением. У меня захватывает дух при мысли о том, какие уловки у него в рукаве и смогу ли их распознать.

Доминик подходит ближе, зажав меня между собой и полкой. Тепло его тела переполняет меня, и мое дыхание сбивается. Он кладет листок бумаги в мой фартук.

— Что это? — спрашиваю я.

— Адрес.

Его указательный палец тянется ко мне, и он теребит мою нижнюю губу так же, как делал это ранее со своей.

Как будто кто-то поджег мое тело. Стон застревает в глубине моего горла. Мне требуется все мое самообладание, чтобы не открыть рот и не засосать его палец внутрь.

Мои глаза встречаются с его глазами. Между нами проскакивает разряд молнии, и я задыхаюсь. Его указательный палец перестает водить туда-сюда, но он не убирает его с моих губ. Доминик, кажется, захвачен моментом так же, как и я. А может, он играет свою роль? Со сколькими он уже так делал? Их мозги тоже готовы были вылететь?

После долгого, тягостного молчания он говорит:

— Не переодевайся.

— Почему?

Все еще держа палец на моих губах, он наклоняется ко мне. Его горячее дыхание щекочет мою кожу, и по ней бегут мурашки. Его губы касаются мочки моего уха, и я вздрагиваю.

Его глубокий, властный тон сковывает мои мышцы.

— Потому что я так сказал, Камилла.

Я смотрю на его спину, очерченную облегающим пиджаком, когда он выходит из кладовой. Его шаги размеренны, уверенны и так чертовски властны.

Мой рот все еще открыт, а сердце покалывает.

Потому что я так сказал, Камилла.

Почему, черт возьми, это так меня заводит? Я несколько раз моргаю, чтобы собраться с мыслями.

Должно быть, вся эта встреча была сном.

Моя одержимость Домиником достигла уровня галлюцинаций.

Мне нужен психотерапевт. Он бы получил массу удовольствия со мной.

— Ка-а-а-а-м! — Нэнси врывается в кладовку. Ее розовая челка разлетается по лицу, она прыгает вверх-вниз с самым взволнованным выражением лица. — Что здесь делал чертов Доминик Джонсон?

Ладно. Значит, это был не сон.

Или Нэнси сумасшедшая, как я. Что вполне правдоподобно, если учесть, что она прыгает так, будто принимает таблетки счастья — или наркотики.

Я пожимаю плечами.

— Он хотел пригласить меня на свидание…, наверное.

Это звучит очень странно, когда я говорю это вслух. Доминик пригласил меня на свидание, потому что знал, что я за ним наблюдаю.

Вообще-то, теперь, когда я не отвлекаюсь на его близость, все это действительно опасно.

Это правда, что социопаты любят внимание, но оно должно быть на их условиях. Нежелательное внимание — вроде моего нездорового любопытства — не приветствуется. Может, он приглашает меня на свидание, чтобы как-то заткнуть мне рот?

Но как он собирается это сделать? Если бы он хотел меня похитить, это было бы проще сделать, не вступая со мной в контакт. Может, он хочет сначала поиграть с моей головой?

Merde (с фр. Дерьмо).

Теперь я действительно хочу знать, что он для меня приготовил.

Нэнси перестает прыгать и размахивать руками. Она застывает на месте. Даже глаза у нее почти выпучились.

— Нэнси…? — я провожу рукой перед ее лицом, беспокоясь за нее.

Она делает глубокий вдох, а затем произносит:

— Он пригласил тебя на свидание? Как на свидание? Как будто ты ему чертовски интересна?

— Наверное, — на самом деле я не уверена. Его трудно читать.

— Боже мой! Боже мой! — она снова начинает прыгать, только на этот раз обнимает меня. — Иди и возьми его, девочка! Когда переспишь с ним, я хочу знать все грязные подробности. Мне так интересно, какой он в постели.

Это Нэнси. Никакого фильтра.

Я отстраняюсь и хочу сказать ей, что еще рано говорить о том, чтобы спать с ним, но кого я обманываю? Скорее всего, именно этого Доминик от меня и хочет. Судя по тому, как он меня оценил и как произнес: «Потому что я так сказал», он быстро перейдет к сексу.

По моим щекам разливается тепло, потому что… я могу ему позволить.

— Хочешь, одолжу тебе одно из своих платьев? — спрашивает Нэнси.

— Нет. Я в порядке.

И это не потому, что он сказал мне не переодеваться, а потому, что я отказываюсь становиться хамелеоном для кого бы то ни было. Возможно, именно поэтому меня бросил мой школьный парень Пьер.

Он сказал, что я слишком вспыльчива. Не иду на компромиссы. Мне нравится все контролировать.

J'en ai marre, Camille (c фр. Как мне это надоело, Камилла). Это были его последние слова.

Тогда мне было так больно. Я была привязана к нему, а он сказал, что я ему надоела. После той душевной травмы я решила никогда больше не подвергать себя такой уязвимости. Я провела два года в колледже, отказываясь от любых ухаживаний, и просто сосредоточилась на учебе.

Доминик другой. Я сомневаюсь, что он предложит мне какие-либо отношения. Я смотрю в зеркало напротив кладовки. Мои щеки раскраснелись, а в зеленых глазах, которые я унаследовала от папы, сияет улыбка.

После двух недель, проведенных в Лондоне, я наконец-то нашла свое приключение.

Я так взволнована и немного напугана тем, что может сделать со мной Доминик.

Место, в котором Доминик попросил меня встретиться с ним, — это подпольный бар при отеле. Зданию, похоже, несколько десятков лет, и я рада, что это не один из тех нелепо дорогих отелей. Но и дешевым его тоже не назовешь — так, золотая середина.

Я не могу не задаться вопросом, почему он выбрал именно это место. Неужели для того, чтобы я чувствовала себя более непринужденно, а значит, он мог заставить меня согласиться на все?

Для этого ему не нужна обстановка. Его личность достаточно властная.

Я опускаюсь на табурет у барной стойки и заказываю кофе. На работе я пролила сок на свои шорты, поэтому переоделась в джинсовую юбку до середины бедра. Мне всегда нравилось носить короткие вещи. Наверное, это влияние мамы. Она говорит, что мои ноги слишком стройные и красивые, стыдно их прятать.

На моем лице нет ни капли косметики. Я никогда этим не увлекалась и не собираюсь начинать ради Доминика.

Я уже пообедала, так что он не будет чувствовать себя обязанным угощать меня. В любом случае я здесь не ради еды. Чем быстрее мы перейдем к тому, что он хочет, тем лучше.

А я убеждена, что он чего-то хочет. Такие, как он, всегда хотят.

У меня смена через два часа, так что это хороший повод сбежать.

Моя защита готова. Осталось только дождаться его хода. От одной мысли об этом у меня захватывает дух.

Это чувство похоже на то, когда я играла в шахматы с папой. У него мощный стратегический ум, и предугадать его следующий ход практически невозможно. Однако я все равно испытывала волнение и азарт каждый раз, когда пыталась его прочесть.

Если бы я не сбежала из дома, папа бы так гордился мной, если бы узнал, что я обнаружила социопата. Только… ну, он учил меня читать людей только для того, чтобы я избегала типов Доминика, а не зацикливалась на них.

Бармен, который выглядит ненамного старше меня, улыбается, ставя передо мной чашку кофе. Надо отдать должное британцам — в их пабах есть кофе. Это одна из лучших вещей, которые они когда-либо делали.

— Спасибо. — Обе мои руки обхватывают чашку, и ее тепло проникает прямо в мои кости. Было бы лучше, если бы у меня была с собой моя любимая кружка, но да ладно.

— Француженка? — спрашивает бармен, протирая стакан. У него мальчишеские черты лица и высокое телосложение. Несколько этнических татуировок выглядывают из-под рукавов его футболки. Я всегда испытывала слабость к татуировкам.