Чертова пляска (СИ) - Бачурова Мила - Страница 41

— Во ты наглый! — восхитился Захар. Небезосновательно, надо сказать.

— В некоторых случаях наглость уместнее называть смелостью, — сказал я. — Так значит, говоришь, от старых хозяев домовой остался?

— Ну конечно! Откуда ж ему ещё взяться?

— Сразу появился, как переехали?

— Нет, через недельку-другую. Сразу-то тихо было, никого не замечали.

— И где он, по-твоему, прятался?

— Да мало ли где! Вам ли не знать. Уж мы-то всегда найдём щелочку, чтобы спрятаться.

— Ясно, — вздохнул я. — Ну, ступай себе с богом… Чего морщишься? А, про бога не любишь?

— Ничего поделать не могу, корёжит, — пробормотал домовой. — Я ж ничего против-то не имею, только природа уж такая…

— Ясно. Давай, в общем. Не попадайся больше. И не трепи, что тебя отпустили. Так для всех лучше будет.

— Конечно-конечно, Владимир Всеволодович, уста на замок, и меня вы больше никогда в жизни не увидите! Только вот ещё.

— Ну, чего там у тебя?

— Я когда тому негодяю пригрозил, что к вам пойду жаловаться, он расхохотался и сказал, что вам жить-то осталось без году неделю. Потому что за вами скоро чёрт придёт.

— Это я знаю, жду его.

— Так вот, самое-то главное, он ещё сказал, когда и откуда чёрт придёт.

— Внимательно слушаю.

— Придёт он в ночь, когда луны не будет, чтобы в полной силе уж быть. А откуда — тут не очень понятно. Неподалёку от вашей усадьбы вроде как есть некий овраг, дурной славой пользующийся.

— Насрано, что ли там?

— Да нет же! Вот юноша понял.

Я посмотрел на Захара. Тот как-то побледнел и кивнул. Я кивнул в ответ — мол, потом пообщаемся — и посмотрел на домового вопросительно.

— Из того оврага и явится, — развёл тот руками. — Вот… Что знал — сказал. Сам-то я местности не знаю. Сами понимаете: служба такая, от дома далеко не отлучаюсь. Спасибо вам ещё раз, великий вы человек.

Домовой поклонился мне до самой земли, потом выпрямился, исполнил резкий поворот на месте и исчез.

— Ну, шкет, — покачал я головой. — Ладно. Идём к Фёдору. Чую, накатить надо, вайб соответствующий пошёл.

— Вот и у меня тоже, — поддакнул Захар, который хоть и не знал, что такое «вайб», но нутром чуял, что не голодовка, а значит, нужно вписываться.

В пустом трактире за столом сидели молча. Восстанавливали калории после удачной охоты. Это только кажется, что ничего не делали. Посидели, постояли, зарезали мелкую тварюшку и ушли. А думать сколько пришлось? А нервов потратить? Во-о-от. Об чём и речь. Обязательно надо пожрать. И запить чем-нибудь вкусным.

— Итак, — сказал я, отодвинув пустую тарелку. — Чего там с оврагом, кто туда насрал?

— Да никто туда не срал, — пробубнил с набитым ртом Захар. — Наверное. Про заложных покойников знаешь ведь?

— Ну. Упыри, вурдалаки, русалки.

— Да не. Ну, не совсем. Народ раньше верил, что если человек нехорошей смертью умер — руки на себя наложил, к примеру, утонул, там, другое, — то его нельзя на кладбище хоронить. И поминать нельзя. И вообще ничего нельзя.

— А что с ними делать?

— А вот, всякие овраги и канавы в помощь. Кой-где даже закапывать считалось, нельзя. Мусором всяким, лапником закидывали, сиречь — закладывали. Отсюда пошло «заложные покойники». Самоубийц — тех на перекрёстках закапывали, а потом этих перекрёстков боялись.

— Умно, — одобрил я. — Где-то даже гениально. Ну а что? Лучше знать, куда бояться. Чтоб не бояться сразу везде.

— Вот и овраг тот — одно из таких мест.

— Потому что там гадов хоронили? Все они водку пили, проклятыми были?

— Вроде того, да. В общем, я думаю, не врёт домовой. Самое место чёрту, чтоб выскочить.

— Показать овраг сможешь?

— Покажу. Только днём.

— Ну, покажешь днём. А второй раз десятком пойдём туда ночью. Да ещё и безлунной. Эй, Фёдор! — крикнул я дремлющего за стойкой хозяина. — Когда там у нас лунное затмение?

На ответ я особо не рассчитывал, но Фёдор приятно удивил:

— Так через две ночи на третью!

— О как. Ну, хорошо, определённость появилась. Ладно, давай допиваем — и спать. Завтра с утра ещё поработать придётся.

— Кстати, а чего ты в конторе этого мужика забыл?

Я сделал пару глотков, поставил кружку в сторону и вздохнул.

— Интуиция, Захар. Охотничья интуиция. Две недели чуждый домовой никак себя не проявлял, а потом вдруг начал исполнять. Странное это.

— Но ты ж ещё до того, как про две недели услышал, хотел в контору идти.

— Твоя правда. Домовой с костями-сосудами — это тварь. Твари людям — враги. Единственное исключение, которое я до сих пор видел, это твоя Марфа. Но это — исключение, подтверждающее наличие правила. Ей возможность дали стать частично человеком, и она только тогда захотела от тварной природы отделаться.

— Ну?

— Ствол гну. Такой порченный домовой по определению будет пакостить хозяевам. В том числе и предыдущим. Верно?

— Да.

— Звезда. Значит, на предыдущих жильцов тоже бы все жаловались. Так или не так?

— Верно, — состорожничал Захар.

— Значит, какой вывод напрашивается?

— Какой?

— Да не было у прежних жильцов никакого домового. Ну, может, и был, только не тварный, а обычный, и нас эта тема не интересует. А появился домовой аккурат через две недели. С единственной целью: изгадить жизнь Андрею Михайловичу.

— А зачем?

Я опорожнил кружку и встал.

— Ложись спать. Утром разберёмся. Фёдор! Я в новый корпус твой просочусь, апартаменты опробовать?

Фёдор аж остатков сонливости лишился. Очень уже ему хотелось, чтобы я опробовал новую комнату.

— Я, право же, не понимаю, чего вы хотите, — волновался Андрей Михайлович.

Мы перехватили его утром на полдороге к конторе. Захар был злой и невыспавшийся. Я был тоже невыспавшийся, но добрый. Предчувствовал интересные приключения.

— Да посмотрим просто и уйдём. Не волнуйся, — похлопал я его по плечу.

Андрей Михайлович постарался успокоиться, но получилось так себе. Всё равно косился то на меня, то на Захара. Захар, к слову говоря, тоже ничего в нашей миссии не понимал, но предпочёл сделать морду кирпичом. Получилось ничего так. Растёт пацан, матереет. Глядишь, и косячить скоро перестанет. Ну, совсем-то не перестанет, конечно. Все косячат, даже я иногда. Но блин, всосаться в Западню, которую только что на твоих глазах поставили — это уже вообще.

Контора располагалась неподалёку от городской управы. Тоже, как я понял, принадлежала правительству. И рабочее пространство там выглядело точно так же: огромное помещение с опорными колоннами, опен-спейс, где над бумагами, счётами и арифмометрами корпели несчастные сотрудники.

В воздухе пахло безысходностью. Я две секунды тут простоял — и уже захотелось натереть верёвку мылом. Как тут люди работают⁈ То ли дело у нас: воля, свобода, магия, оружие! Ходи, убивай тварей, насвистывай. Но — увы, для этого, конечно, Сила нужна. Которая не каждому даётся.

— Вот, тут и работаю, — пролепетал Андрей Михайлович. — Там стол мой, вон он, возле окна.

Я увидел пустующий стол и кивнул.

— Так. Ладно. Враги у тебя тут есть?

— Христос с вами! Какие враги? — Андрей Михайлович перекрестился. — Я же совершенно мирный человек.

— Должность выше средней по палате?

— Простите?

— Люди в подчинении есть?

— Н-не то чтобы. Но с господином начальником отдела лично говорю, и вроде как ответственность несу…

— И поэтому тебе жалованье срезали?

— Ну… Там моя вина была. Не те данные вписал. Убытки получились. Надо было их списать на кого-то, а раз вина моя… Но я их покрою однажды, и всё снова хорошо сделается.

— В целом, ясно. Нет врагов — показывай друзей.

— Как, простите?

— Кто тут постоянно вьётся рядом с тобой, помогает, поддерживает? Пиво после работы попить зовёт?

Лицо Андрея Михайловича просветлело.

— Ах, и правда, есть такой. Вот, знакомьтесь, это Стёпа. Ну, то есть, Степан Аркадьевич, конечно же. Если б он меня не поддерживал…