Чертова пляска (СИ) - Бачурова Мила - Страница 3

Водяной, избавившись от пики, вернулся к своему обычному размеру. Только посреди брюха у него осталась внушительная дыра. Держать Гравия в руке он, как следствие, уже не мог. Он держал его за ноги и с тупой, но неодолимой силой тащил на дно. Гравий согнувшись в три погибели, пытался рубить мечом руки водяного, но вода затрудняла движения, и водяной только скалился.

Но тут подплыл я. Мой меч, прокачанный Знаком Меча, в воде порхал куда лучше обычного. И я отсёк водяному руки.

Тот беззвучно заорал, пуская пузыри, и пошёл на глубину один. Без Гравия.

Гравий мигом переобулся и поплыл следом. Я увидел, как из его руки выскочил уже знакомый ледяной кол и пробил водяному репу.

Наконец-то, жахнула молния, облагодетельствовав Гравия.

Водяной начал медленно всплывать. Мы с Гравием постарались всплыть быстрее. Вынырнув и отплевавшись от воды, я сказал:

— Ну, вила мне, водяник тебе. Я без претензий. А кости сейчас на всех поделим, все ж старались.

— Добро, — согласился Гравий.

Я нашёл взглядом льдину, махнул рукой и, схватив водяного за космы, потащил его за собой к берегу.

Вилу пришлось поискать, её волнами сражения унесло далековато. Но Ерёма с Иваном, оказавшиеся лучшими пловцами, с задачей справились, приволокли и эту тушу.

— Ну, ребята, сегодня круто было, — сказал я, стоя над «погребальным костром» и пытаясь немного обсушиться. — Помирать буду — не забуду.

— Да уж, — вздохнул Захар. — Я уж думал — всё…

— Когда молнией жахнул?

— Угу. Аж в глазах ведь потемнело.

— Ничего, сейчас просветлеет! Смотри, костей сколько!

Костей в общей сложности оказалось пятьдесят две. В виле — двадцать, да в водяном — тридцать две. Эх, далеко обоим до лешего, далеко… Но всё равно жару дали неплохо.

Пятьдесят два на десятерых делилось плохо. Поэтому рассудили как обычно: каждому по пять костей, а две пропьём в честь победы над тварями.

Вот, все бы битвы с тварями проходили так интересно и так хорошо заканчивались! Сиди себе в первом ряду, любуйся увлекательным шоу, напоследок разомнись маленько — а потом родии и кости получай. Не жизнь, а сказка. А кто молодец? Правильно, Владимир молодец! Не каждому охотнику удаётся вилу с водяным стравить. Да даже встретить вилу — не каждому удаётся. А ко мне тварей будто магнитом тянет.

После феерической победы и триумфального раздела костей мнения охотников разделились. Мои, пореченские, приглашали отмечать победу в Поречье. Вила наша? Наша. Владимир, который всю движуху организовал и исполнил, наш? Наш. Стало быть, и отмечать нужно у нас. А смоленские охотники настаивали на том, что лучшего кабака, чем «Золотой мешок» не найти во всей губернии. Там, дескать, и наливают в долг, и до пункта приёма костей — рукой подать. Где, к слову, кости можно сдать по более выгодной цене. Владимира приёмщик уже знает, за остальных они поручатся.

Последний аргумент победил, считать охотники умели.

Сначала мы до полусмерти напугали смоленского приёмщика — он, увидев ввалившуюся толпу, состоящую преимущественно из незнакомых рыл, решил, что кассу пришли грабить. С перепугу чуть не саданул Ударом, хорошо, что разглядел возвышающегося над толпой Харисима. Хотя, справедливости ради, Харисима трудно было не разглядеть.

В итоге недоразумение разрешилось, кости мы сдали и отправились в кабак — где напугали на сей раз кабатчика. Который после прошлого визита Харисима заказал у каменотеса каменные лавки, ибо задолбался менять деревянные. Но лавки пока готовы не были.

Харисим пообещал держать себя в руках. И действительно держал. Когда дошло до веселья, размахивал столом. На другом столе отплясывала Земляна. Оказалось, что это она умеет исполнять не хуже, чем упражнения с мечом, публика захлёбывалась в овациях. Захар выхватил от кого-то по морде, но и сам не остался в долгу. В общем, все тусанули на славу.

Проснулся я каким-то волшебным образом снова у Ильи Ильича. Разборку с собственной памятью, кой-чёрт меня приволок спьяну именно сюда, отложил на потом как не принципиальную. Если меня всё устраивает — какая, в сущности, разница? Вечер удался, ну и слава богу.

Илье Ильичу я доложил об уничтожении двух высокоуровневых высокоопасных тварей. Получил приятно звякнувшую благодарность. Выслушал доклад о том, что чертей на территории не замечено, и собака сутулая Троекуров тоже пока сидит тихо. Хотя о повторной смерти Вольфганга Головина наверняка уже знает.

Вот при слове «Троекуров» меня так и тянуло зубами заскрежетать. До зарезу хотелось предъявить этому ублюдку за всё сразу. В конце концов, мы с моими охотниками водяного и вилу ухлопали — неужто с ним не сладим? Был бы Троекуров сошкой поменьше, я бы уже направлялся к нему. Но останавливало то, что понимал: Троекуров — не вершина в этой пищевой цепочке. И обрывать нить, ведущую к кому-то ещё более мерзкому, чем он, мне не хотелось. А оборвётся она в любом случае. Потому что того, кто стоит над ним, просто так из любви к человечеству Троекуров не сдаст. Сдохнет, но не сдаст — в этом я был уверен. Не потому, что пионер-герой, а потому, что подобный вариант развития событий у его кукловода наверняка предусмотрен. Какое-нибудь колдовское самоликвидирование, или что-то в этом духе… Не. Тут надо действовать похитрее. И как только я придумаю, как, сразу начну действовать. Но не раньше.

Сейчас займусь, пожалуй, своими делами. Мне тут кое-кто, между прочим, поместье обещал.

Распрощавшись с Обломовым, я переместился в Поречье.

Швейцар у дверей сестёр Урюпиных поскакал сообщать, что прибыл Владимир Всеволодович Давыдов, даже раньше, чем я успел постучать в дверь. Похвальное рвение, но в данном случае излишнее — сегодня я в кои веки никуда не торопился. Степенно прошёл в контору и присел напротив стола сестричек.

— Поздравляем с приобретением, Владимир Всеволодович, — сказала Александра.

И протянула мне лист гербовой бумаги с красивой печатью.

Из документа следовало, что я стал владельцем деревни Озерки. Равно как примыкающего к деревне озерка, пары лугов, просяного поля, рыбных садков, дома со службами и — внезапно — каурой кобылы по кличке Тварь.

Гхм. Любопытное имечко… Ладно, разберёмся. Вернусь в усадьбу — отправлю Тихоныча на разведку. Посмотрим, что там за тварь такая, а заодно судьбой породистых карпов озаботимся.

— Не перестаю удивляться, как это у вас получается, — развела руками Александра. — Приобрести за империал целое поместье!

— Да сам фигею. Но куда деваться-то? Дают — надо брать, такое моё мнение.

— Благодарим за то, что порекомендовали нас господину Дубовицкому, — добавила Евгения. — Есть основания полагать, что мы и далее будем вести его дела.

Александра улыбнулась:

— Да уж. День вчера выдался исключительно насыщенным.

— Пф! Это я вас ещё не водил смотреть, как вила с водяным махаются. Вот уж где развлекуха в полный рост… Ладно, барышни. Взаимно рад нашему сотрудничеству. Уверен, что расстаёмся мы ненадолго.

Я откланялся и вышел.

А через пять минут плюхнулся, раскинув руки, на кровать у себя в башне. Дома, наконец! Ну-ка, что тут у нас с водопроводом?

С водопроводом оказалось всё штатно и по графику. Канаву прорыли, начали укладывать трубы. На горизонте уже настойчиво обозначился вопрос паровой машины… Окей, завтра прямо с утра и займусь.

Я выцепил Тихоныча и сообщил о том, что у нас появилось ещё одно поместье. И озеро с ценными карпами. И прочее барахло. Глаза у Тихоныча округлились. В них так и замелькали империалы. Я немного сбавил пыл управляющего, сказав, что угодья надо бы сперва осмотреть. Чёрт его знает, может, там вместо прибыли одни убытки светят.

Тихоныч побежал к Даниле, чтобы тот приготовил на завтра коляску. А я, получив от тётки Натальи кофейник и блюдо с домашним печеньем, уселся на балконе и кайфовал до самого вечера. Иногда надо, я считаю. Не всё же носиться, как сумасшедшему.

Ближе к ночи нарисовался Захар, верхом на лошади. Заколотил в ворота.