Гражданин тьмы - Афанасьев Анатолий Владимирович - Страница 55

• Предыдущая
• 55/85
• Следующая

Поднялись в заказанный из Москвы люкс и около часа просидели над бумагами, принесенными Кузьмой. К сожалению, все подтверждалось. Мишаня Шмульцер не изобрел колеса — махинации, которыми он занимался, прикрывались обыкновенной двойной бухгалтерией, внедренной в россиянский бизнес еще первыми, ныне ставшими легендой "прорабами перестройки", когда только начиналась обвальная перекачка добра за границу и тонна цветного металла шла в одном лоте с мозгами ученых из какой-нибудь секретной лаборатории. "Элементарно, Ватсон!" К примеру, рослые, массивные, с богатырскими статями, светловолосые латышки в Европе и тем более в Штатах пользовались небольшим спросом, да и то в основном в качестве рабочей силы, зато в арабских странах, на Ближнем Востоке, в Японии и еще в некоторых местах спрос на них был поразительный, там они котировались по цене золотых слитков. Мишаня проделывал несложную операцию: аккуратно фиксировал небольшие поставки на Запад, занося их в бухгалтерские отчеты, а крупные партии сырца, включая и малолеток, проходили у него черным налом. Отследить почти невозможно. Точно так же он переориентировал живой товар, идущий через Прибалтику из России транзитом, снимая жирные пенки с того, что уже было оплачено. То же самое производил и с газом, и с древесиной, то есть со всем ассортиментом продукции «Дизайна». От цифр рябило в глазах. Гай Карлович был ошеломлен. Получался не просто в некоторых пределах допустимый (пусть и самовольный) откат, а настоящий грабеж среди бела дня. Ганюшкин отказывался верить собственным глазам. Растерянно спросил:

— Кузьма, ничего не путаешь? Лысый менеджер приосанился:

— Обижаете, господин барон. Люди врут, но не справки.

— Выходит, у него по половине лимона в месяц зависало.

— По минимуму, Гай Карлович.

— Что значит — по минимуму?

— Мальчонка шустрый, поздравляю с приобретением. Допускаю, что нарыл и другие источники. Головастый очень. Ганюшкин устало откинулся в кресле, распорядился:

— Пошел вон, Кузьма. Тяжело на тебя смотреть, рожа твоя паскудная.

Менеджер, униженно кланяясь, покинул апартаменты.

Первым желанием Ганюшкина было немедленно вызвать Мишаню и произвести с ним полный расчет, но дельце все же щекотливое и торопиться не следовало. Он мучительно искал хоть какие-то оправдательные аргументы для проворовавшегося пасынка, но не нашел ни одного. Предательский удар в спину — и больше ничего.

Тренькнул колокольчик у входной двери. Рафик с кем-то переговорил. Потом заглянул в гостиную. Хмурый и настороженный, как всегда. Окаменевшее смуглое лицо. Могучее тело. Превосходный экземпляр дикаря, выполняющего какой-то таинственный, первобытный обет. Его присутствие действовало на Ганюшкина успокаивающе, как мягкий наркотик.

— Хозяин, там человек пришел.

— Что за человек?

— Говорит, директор отеля.

— Чего хочет?

— Дань уважения. Одна минутка, говорит.

— Впусти, — со вздохом разрешил Ганюшкин, вспомнив, что зарегистрировался под именем американского подданного, а значит, выражения верноподданнических чувств не избежать.

Хитроумные прибалты, сделав, ставку на НАТО, из кожи вон лезли, чтобы доказать, как они ненавидят и презирают бывшего старшего брата. Получался танец слона в посудной лавке. Им верили только россияне, которые традиционно верят всему, что им скажут, а больше никто. Им даже не с кем стало торговать. Поганые россияне, правда, по-прежнему закупали продукты — сыр, масло, колбасу, но в сравнении с прежними оборотами это была капля в море. Латыши не унывали, с восторгом ожидая, когда на их территории разместятся наконец американские базы. Причина непостижимого оптимизма терялась, по всей вероятности, в глубине сумеречного средневековья, но так далеко Ганюшкин не заглядывал и попросту считал прибалтов, как и россиян, вырождающейся нацией, неспособной обеспечить само воспроизводство, обреченной стать навозом ддя грядущих окрыленных поколений турецкого либо африканского закваса.

Владелец отеля Отго Лацис оказался грузным мужчиной средних лет, с ненатурально приветливым выражением опухшего лица. Явился не один: длинноногая девица в коротеньком форменном платьице, производившая впечатление голой, внесла за ним поднос с пузатой бутылкой «Наполеона». Впрочем, едва она поставила поднос на стол и маняще улыбнулась Ганюшкину, хозяин тут же ее отослал. Заговорил он, естественно, по-английски, ужасно коверкая слова. Представился. Объяснил, что, по доброй здешней традиции, он лично знакомится с почетными гостями, дабы в дальнейшем не возникло недоразумений.

— Какие недоразумения имеете в виду? — тоже на английском холодно поинтересовался Ганюшкин.

— Господин Камерун, — латыш присел на краешек стула и, испрося взглядом согласия, разлил по хрустальным рюмкам коньяк, блеснувший коварной желтой искрой, — недоразумений быть не может, но наша святая обязанность обеспечить почетным гостям максимальный уровень комфорта. К сожалению, еще случаются накладки. Представители соседних племен всеми правдами и не правдами иногда проникают в отель. Никак не удается их окончательно отвадить. Как говорят, гони черта в дверь, он лезет в окно.

— Россияне, что ли? — уточнил Ганюшкин.

— Именно так. Вот прошу, — положил на стол визитку с золотым тиснением, — Если будут досаждать, звоните в любое время. Не церемоньтесь. Мы уж знаем, как найти на них управу.

— Чем же они досаждают, герр Отго? Латыш скривился в какой-то сверхъестественно презрительной гримасе:

— Клянчат. Лезут на глаза. Да мало ли… Лапотники.

— А вдруг я тоже один из них? — пошутил Ганюшкин. Принимая шутку, хозяин расплылся в радушной ухмьлке.

— Вот и видно, господин Камерун, вы не бывали в России. Когда увидите их вблизи, больше никогда ни с кем не спутаете.

— Что же в них такого особенного?

— Трудно объяснить. Хотя бы запах. Как от навозной кучи. Они ведь не моются. Экономят на мыле.

— Ах вот как? — удивился Гай Карлович, но от протянутой рюмки отказался. — Извините, герр Отто, на ночь не пью.

Латыш не подал виду, что огорчен, выпил один, провозгласив короткий дежурный тост во славу великой Америки, и быстро удалился, не преминув напоследок упомянуть о мерах предосторожности на случай неожиданной встречи с россиянином. Главное, зажать нос, не дышать и сразу звонить по этому телефону. Если же будет слишком назойливо клянчить денег якобы в долг, дать кулаком в морду. Другого языка они не понимают.

— Яволь, — уверил Ганюшкин. — У нас большой опыт сосуществования с негритосами.

Все же визит полоумного владельца отеля развлек его, увел от мрачных мыслей, и он решил спуститься в ресторан поужинать. Метрдотель видел его впервые, но словно узнал: кинулся навстречу, с поклонами проводил за столик в противоположном от эстрады углу, рядом с вечнозеленым фикусом. Ганюшкина это не удивило. Он давно привык к тому, что где бы ни оказывался, ведомый каким-то таинственным инстинктом, всегда безошибочно выбирал самое лучшее и дорогое — и получал желаемое. Вероятно, это главный отличительный признак людей, рожденных повелевать.

Метрдотель, пожилой благообразный татарин в смокинге, доверительно шепнул:

— Есть изумительные дамы… если пожелаете…

— Возможно, чуть позже, — обнадежил Гай Карлович. Хозяин отеля, разумеется, приврал для красного словца: в ресторане тут и там слышался грубоватый россиянский говор с мелодичным матерком. Неподалеку от Ганюшкина красномордый, возбужденный русачок, явный бандюга и словно только что вернувшийся с ответственной стрелки, угощал богатым ужином осанистую блондинку, его речь состояла в основном из таких фраз: "Не ссы, в натуре, блин, Надюха, прорвемся!"

Приврал герр Отто, приврал. Выдавал желаемое за действительное. Вообще публика, как определил Ганюшкин, мало чем отличалась от той, какая бывает в подобных заведениях в Москве: много кавказцев, моложавые европейцы, шумные, чувствующие себя повсюду хозяевами американосы и совсем мало аборигенов, латышей. Огромное количество профессионалок разных мастей, стайками возникающих то за стойкой бара, где расположился Рафик, то в проходах. Здешние ночные бабочки вели себя скромно, никому не навязывались, лишь с трепетом ожидали какого-нибудь знака от клиентов, чтобы послушно, поодиночке или целым ворохом опуститься на протянутую ладонь.

• Предыдущая
• 55/85
• Следующая