Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса - Делягин Михаил Геннадьевич - Страница 24

«Во всех коалициях, в которых они участвовали, британцы и англосаксы вообще стремились не только к победе над противником, но и к максимальному ослаблению союзника» [70].

Классическим проявлением этой культуры применительно к нашей стране следует признать заявление премьер-министра Британской империи Ллойд-Джорджа, сделанное в парламенте при получении известия о свержении Николая II и падении монархии в России, о том, что эти события, безусловно, разрушительные для союзника Великобритании, являются достижением одной из её главных целей в Первой мировой войне.

А «любимой мишенью для стрельбы в тире президента Т. Рузвельта, с которого в политике США начинается поворот к новым отношениям с Великобританией [то есть к стратегическому союзу с ней на основе доминирования американской мощи и критически высокого влияния в экономике и политике США банкиров, представлявших интересы Сити и управлявших его «внучатыми» капиталами – М.Д.], был портрет русского императора Николая II» [95].

Разумеется, в силу культурной общности описанную продуктивную технологию переняли и непосредственные наследники Англии по англосаксонскому миру – американцы (обычным людям этот воспринятый ими подход известен прежде всего по ставшей крылатой в нашей стране формуле О’Генри «Буцефал не выдержит двоих», а историкам – по «доктрине контролируемого технологического отставания» Трумэна, направленной на недопущение успешного развития отнюдь не только Советского Союза, но и американских союзников в «холодной» войне против него).

Не менее существенным с практической точки зрения элементом английской политической культуры (и в этом отношении американцы так и не дотянулись до них, оставшись бледными поверхностными подражателями) является тонкое понимание значения культуры, психологии и воли общества как фактора его конкурентоспособности.

«Англичане научились от венецианцев тому, что самая большая сила в мире – это сила идей, и, если вы в состоянии контролировать культуру наций, вы можете контролировать их образ мышления, и тогда политики и армии будут покорно выполнять вашу волю» [337].

На практике это выливается в последовательное стремление английской политической элиты к уничтожению культурной и политической элиты иных обществ – всех без исключения (чтобы они точно не смогли оказать сопротивления, если в агрессии против них когда-либо возникнет необходимость). Уничтожение это отнюдь не обязательно носит грубый физический характер, – в зависимости от целесообразности или удобства оно может заключаться в растлении, разложении соответствующих людей или коллективов или же в их дискредитации и деморализации.

Однако задача лишения всех остальных значимых (или потенциально значимых) для Англии обществ носителей морали и культуры, а также всех, кто способен помочь соответствующим обществам осознать свои интересы, организовать и воодушевить их, никогда не покидает повестку дня английской политической элиты и является практической квинтэссенцией тех самых «вечных интересов Англии», простым наличием которых так гордятся (разумеется, обычно не сознавая их сути) обычные англичане.

Ярким примером понимания значимости культурной матрицы тех или иных народов представляются ставшие классическими фразы Черчилля о том, что во Второй мировой войне Англия воюет «не с Гитлером, а с немецким духом, духом Шиллера, чтобы этот дух не возродился»; «эта война ведется не против национал-социализма, но против силы германского народа, которая должна быть сокрушена раз и навсегда, независимо от того, в чьих руках она находится: в руках Гитлера или в руках священника-иезуита». И эта цель была достигнута в полном объеме: «немцы и итальянцы превратились в два опустошенных, лишенных собственной идентичности племени» [75].

А ведь прожженный циник и практик Черчилль был бесконечно далек от экзистенциальных рассуждений о «жизненном пространстве» и «судьбах наций» и в письме лорду Роберту Будпи не менее прямо и четко указывал на непосредственную причину войны (как минимум, для Англии): «Непростительным преступлением Германии перед Второй мировой войной была её попытка освободить свою экономическую мощь от мировой торговой системы и создать свой собственный механизм обмена, который лишил бы мировые финансы прибыли».

Таким образом, речь изначально шла всего лишь о прибылях международных финансовых спекулянтов, то есть Сити и связанных с ним американских банкирских домов, – однако носитель английской политической культуры считает совершенно нормальным и естественным для обеспечения этой прибыли лишить целый народ его культуры, тем самым фактически вычеркнув его из истории.

И нынешняя судьба Германии, культурно и идеологически оскопленной, отказавшейся от своей субъектности, окончательно впавшей в политическое ничтожество и становящейся, по выражению Столыпина, не более чем навозом для произрастания евро-Халифата (или одного из евро-Халифатов уже обозримого будущего), является живым и предельно наглядным свидетельством эффективности английской культурной политики. (Характерно, что способность хоть как-то осознавать свои интересы сохранилась в Германии лишь на территории бывшей ГДР, так как Советский Союз, в отличие от англосаксов, не стремился к уничтожению культурных матриц и к психологической кастрации других народов.)

Изобретение Англией политической войны (сам термин впервые был использован в 1909 году) как тотальной войны, ведущейся с напряжением всех сил и с предельной изобретательностью всеми способами, кроме собственно военных, – представляет собой простое оформление «вечного интереса» в превентивном, заблаговременном подрыве и уничтожении всех, кто является или только может стать конкурентом. И это не в малейшей степени не открытие 1909 года – это всего лишь формализация многовековой английской политической традиции под броским запоминающимся ярлыком.

Колоссальная энергия и ожесточение, с которой Англия ведет борьбу со своими конкурентами, в том числе всего лишь потенциальными, в историческом плане обусловлена постоянной уязвимостью её положения, в первую очередь скудостью собственных ресурсов, толкающую её на яростную неукротимую агрессию против остальных, более обеспеченных стран и народов.

Захват необходимых для комфортного выживания ресурсов как образ жизни (и, в частности, мысли) делает единственно доступной Англии формой существования постоянную тотальную войну против всего остального мира, причём ведущуюся «на опережение», на купирование не уже проявившихся сегодня, но лишь могущих проявиться завтра угроз (в том числе на превентивное уничтожение или дискредитацию людей, которые ещё не стали вождями своих народов, не укрепили их волю, не обогатили культуру, – однако, по мнению английских специалистов, в принципе способны на это).

Надо отметить, что богатый опыт и высокая культура, понимание человеческой природы, свойственные английской социальной инженерии и английскому практическому управлению (в том числе благодаря его теснейшей связи с банкирами Сити и спецслужбами), делают эту перманентную войну весьма тонкой и изощренной.

В частности, в ходе Второй мировой войны английские спецслужбы практиковали уничтожение наиболее умных, честных и эффективных немецких чиновников направлением в их адрес подложных писем от их знакомых за рубежом, в которых те выражали полное согласие с якобы высказанными им антигитлеровскими взглядами этих чиновников и даже поддержку их планов по подпольной борьбе. Естественно, письма перехватывались гестапо, – и Германия лишалась наиболее компетентных управленцев, что способствовало деградации её государственной машины (схожий метод разрушения противостоящей системы управления путем целенаправленного истребления наиболее дееспособных и честных чиновников с потрясающим успехом применял против государства Сельджукидов в конце XI – начале XII века создатель исмаилитского государства ас-Сабах, Старец Белой горы).

Одним из важнейших компонентов стратегической и в целом управленческой культуры Англии (наряду с использованием коррупции как инструмента взлома зарубежных рынков и подавления иностранных конкурентов, вплоть до организации государственных переворотов) является распространение среди своих конкурентов (в качестве которых носители англосаксонской культуры инстинктивно воспринимают весь мир без какого бы то ни было исключения) заведомо ложных представлений, причём в первую очередь заведомо ложных представлений о современном состоянии Англии и о причинах собственно английских успехов.