Штангист: назад в СССР (СИ) - Март Артём - Страница 47

— Ну красавец! — Разулыбался мне Сережа, — вот это скачек в весе! С пятидесяти, до пятидесяти семи! Вот ты даешь!

— Ну. — Кивнул Тима, поправляя пластырь на сорванной мозоли, — На последнем подходе. Прям как в кино.

Ребята с нашего спортзала принялись похлопывать меня по спине, поздравлять:

— Разряд твой!

— Красавец, Медведь!

— Как ты ее? Как ты ее, эту тяжелую железяку, а⁈ На первых же соревнованиях!

Только Марат Кайметов, что еще не дождался скорой, и сидел в одиночестве на лавке, едва не в углу, поднял на меня взгляд своих блестящих от сдерживаемых слез глаз. В них явно читалась настоящая ненависть.

— Дядь Петь, вы же обещали!

Рыков, нервно топтавшийся на месте, сплюнул себе под кеды.

В тренировочном зале вовсю готовились к награждению юных спортсменов: убирали спортивный инвентарь, в котором больше не было необходимости, складывали на помосте пьедестал для победителя и призеров.

У судей было немного времени, перед началом награждения, и Рыков с Гришковцом встретились на улице. Времени подходило семь вечера, и сумерки уже давно перетекли в раннюю вечернюю темноту.

На широком, асфальтированном дворе спортшколы олимпийского резерва горели фонари, освещавшие территорию.

Гришковец, не ответив сразу, закурил. Всмотрелся в темно-синее, почти черное небо.

— Что мог, Вадик, я сделал. Секретарь уставился на Медведя во все свои четыре глаза, если считать с очками. Да и придраться в этот раз было не к чему. Мальчишка проделал упражнение без запинки.

— Он травмировал мне Кайметова… Видел таблетки в раздевалке…

— Таблетки… Что тебе эти таблетки? Их вон, все кому не лень принимают.

— Дядь Петь, дети — не все. Тут по головке не погладят…

— Не погладят, — согласился Гришковец, подумав пару мгновений. — Ну, Вадик, тут ты сам на это пошел. Кто ж тебе виноват? А я не стану рисковать карьерой ради одного мальчишки. Слишком опасно было на последнем подходе его… Того… Иващенко пристально следил за Медведем в этот раз. Боюсь, мог даже что-то заподозрить.

Вадим смолчал. Неприятная, мерзкая обида поселилась у него в душе. Обида, которой удержать он все же не смог.

— Вот уж да, — решился он.

— Что?

— Вот уж, правда, судейство — риск большой. Особенно такое, какое вы проводите.

— Это ты о чем? — Нахмурил густые брови Гришковец.

— А если кто узнает? Это ж придется результаты всех соревнований отменять. Вы, ведь, все потоки судите.

— И как же, извини пожалуйста, кто-то узнает?

Вадим, охолонув после ледяных слов тестя, замолчал, отвернувшись.

— Ты, никак, мне решил угрозы высказывать, а? Сопляк?

— Вы бы со мной слова выбирали, — почувствовал Вадим новую вспышку злости в душе. — Я вам не мальчишка.

— А то что будет, а? — Кивнул ему Гришковец.

— Думаете, я вас боюсь? — помолчав пару мгновений, сказал Рыков. — Думаете, что раз вы мой тесть, буду перед вами на цыпочках ходить? Я вам много как помог. Много кого к вам привел. А вы… Никакой благодарности…

— А за что мне тебя благодарить-то⁈ — Возмутился Гришковец, — За то, что ты меня подводишь под должностное преступление, а теперь еще и угрожаешь⁈ Из-за какого-то мальчишки…

— Из-за какого-то мальчишки моя карьера может закончиться!,И предупреждаю — закончится моя, ваша пойдет следом!

— Что?..

— Что слышал!

Гришковец страшно скривил лицо от подкатившей злости. Посмотрел на Рыкова холодным-прехолодным взглядом.

— Ты че это удумал, рожа твоя паскудная?.. Ану, пошел отсюда, что б глаза мои тебя не видели!

— Я-то пойду, — зашагал прочь Рыков, — да только смотрите, что б и вам тоже уходить ни пришлось.

Закончилось награждение только к восьми вечера. Ребята из «Надежды» завоевали несколько призовых мест в разных категориях. Например, Сережа взял второе место в своей, легкой. Первым был другой Сергей — Сергей Николаев из Новокубанской «Зари». Я же завоевал свой третий юношеский. Сейчас для меня эта маленькая победа была важней всего. Доказал я что и сейчас, в этом новом теле, могу все еще преодолеть себя.

Усталый народ покидал спортшколу. Галдящей массов тянулся он от главного входа к воротам.

Наша группа готовилась ехать домой. Усталые, но счастливые ребята влились в общий поток, направились за ворота, к стоянке, на которой ждал автобус.

Я с ними не пошел. Константин Викторович куда-то запропастился, а ведь мы с Иващенко договорились обсудить беду с метаном. К слову, секретаря соревнований я тоже нигде не нашел.

Я вышел на двор, направился подальше от гудящей на разные голоса толпы. Стал оглядываться. Прошелся вдоль высокого и продолговатого корпуса спортшколы ко вторым, закрытым воротам.

— Я думаю, нам давно надо было поговорить, — услышал я приглушенный голос Иващенко. — Спасибо, что первым решился.

Я поторопился пойти на звук разговора, и когда достиг угла здания, замер. Тихонько заглянул за угол. Двое друзей, двое тренеров стояли у черного хода школьного корпуса. Константин Викторович курил. Оба перешли на тихую, едва слышимую речь.

Решив, что не стану сейчас вмешиваться в их душевный разговор. Я просто поглядел на старых друзей пару секунд. А потом подумал, что подожду немножко, прежде чем отправится к ним. Пусть поговорят себе спокойно.

Когда было, я хотел уже отойти, за спиной раздалось:

— А чего это ты тут шпионишь?

— А, это ты, Вова, — Гришковец изобразил удивление и немного растерянно рассмеялся. — А я-то думаю, что за мальчуган тут прячется?

Высокий и крупный судья-рефери посмотрел на меня сверху вниз. Снова на его лице, жутковатом от игры света и тени, появилось тоже самое неприятное выражение: добрая улыбка, но холодные, недоброжелательные глаза.

— Вы что-то хотели? — спросил я в лоб.

— Да так, ничего, — мужчина потер массивную шею. — Поздравить хотел. У тебя получилось очень достойное выступление. Особенно учитывая, что это были твои первые соревнования.

— Спасибо, — я ухмыльнулся. — Действительно, было непросто. Особенно учитывая вашу судейскую работу.

Улыбка тут же слетела с губ Гришковца. Он раздул ноздри, выдав на мгновение свое возмущение.

— А что тебе не так? — деланно добродушно спросил он. — Я старался быть предельно внимательным и справедливым.

— И потому завалили мне два подхода на толчок.

— Чего ты на меня так злишься, Вова? — Удивился Гришковец. — Почему это завалил? Может, ты, конечно, так думаешь, но точно тебе говорю: я оценил все правильно. Ты в этом спорте только начинаешь. Вижу, мальчик ты самоуверенный, амбициозный. Совсем в своих силах не сомневаешься. Рвешься вперед. Да только со стороны-то лучше видно. А я человек опытный. Ты мог своих ошибок просто не заметить. А я все вижу.

— В первом толчковом подходе я не трогал штангой бедер, — сказал я. — Во втором с локтями у меня был порядок. Вы сговорились с Рыковым, так? Он ваш родственник. Подговорил вас меня засудить.

— Чего?.. — Помрачнел Гришковец. — Мальчик, думай, с кем ты говоришь.

— Вы подсуживали, и Иващенко это узнает. Вас снимут с должности за нарушение правил. А может быть, даже за коррупцию привлекут.

— Ах ты мелкий… — Разозлился Гришковец, но сдержал просившееся на язык обзывательство.

Он заозирался по сторонам, чтобы посмотреть, не слушает ли кто-нибудь. Вспомнив о тренерах за углом, он схватил меня за руку. Я попытался вырваться, но судья потянул меня подальше от угла.

Не растерявшись, я пнул его по голени. Гришковец ойкнул, бросил мою руку.

— Засранец… Да кто тебя вообще слушать будет?.. Ты ничего не докажешь, гад мелкий! — Стал ругаться он вполголоса.

— Кто из нас гад и засранец, решит комиссия, когда Иващенко выдвинет по вам и вашему зятю вопрос на собрании Машиностроителя, — невозмутимо сказал я.

— Невоспитанный мальчишка… Кто тебя так учил со старшими разговаривать⁈