Штангист: назад в СССР (СИ) - Март Артём - Страница 37

— Ты, Тима, уже полчаса на нем катаешься, — обиженно заметил худенький и русоволосый Саша. — И возвращать не спешишь… Все отнекиваешься!

— Так я ж… — Замялся парень, названный Тимой. — На чуть-чуть.

— Саша, он тебе велосипед не отдает? — нахмурился я.

— Да я просто покататься взял! — Торопливо повторил свои слова Тима. — Скажи, Ковыль?

— Ну, — медленно кивнул парень на мопеде, не сводя взгляда с пса.

— Покатался? — Кивнул я на Тиму.

— П-покатался…

— Ну теперь верни.

Парень медленно слез с велика, передал руль робко подошедшему Саше.

— Ну… Нам пора, — глядя не на меня, а на пса, — сказал парень с мопеда, названный Ковылем.

— Да, кажется, вам пора, — сказал я.

Джульбарс же присел возле меня и вывалил большой розовый язык. Принялся торопливо дышать. Он быстро потерял интерес к ребятам, приняв их, кажется, за простую шпану, недостойную внимания такого ветерана.

Ковыль принялся нелепо перебирать ногами, заворачивая свой мопед. Потом оттолкнулся, стал вращать педали, силясь завести двигатель.

— Ты тише! — Крикнул я ему вслед. — Джульбарс у меня пес боевой. Пограничник в отставке. Он очень нервно реагирует, когда слышит гул мотора!

Парень обернулся и тут же освободил педали. Чуть не завалившись набок, все же удержал свой мопед. Озираясь на пса, повел Ригу, идя пешком. Второй, Тима, поторопился убраться за ним следом.

Я проводил взглядом старшеклассников, пока они не скрылись за углом.

— Да что вы, как в землю вросли? Собаку испугались? — с улыбкой сказал я Глебу с Сашей. — Дужульбарс на пенсии. Не кусается он.

— Но ты же сказал, что он боевой, — удивился Саша.

— Если б Вова не сказал, не видеть тебе своего велосипеда, — звонко заметила Ксюша.

— А ведь и правда… Правда, не видать, — прозрел вдруг Глеб. — Вова, ты их надурил, что ли⁈

— Кто хочет Джульбарса погладить? — Сказал я с улыбкой и присел рядом с псом. Запустил пальцы в его густую, маслянистую гриву.

— Что-то вы долго, — хмуро заметил Гриша Белов, пряча сигарету в кулачке.

Тима с Ковылем завели мопед за гаражи, где уже ждал их Гриша.

— Принес? — Спросил строго Ковыль.

— Принес, — ответил Гриша хмуро.

Гриша достал и передал ребятам пять рублей.

— Молодец, — тут же заулыбался принявший деньги Ковыль. — В следующий раз принесешь деньги послезавтра. Понял?

— Угу… — Промычал Гриша.

— Ну и хорошо. Ты, Гриша, про нашу договоренность не забывай. И свое слово исполняй как надо.

— Исполняю, — буркнул Белов.

— Слышь? — Вклинился Тима. — А Глеб этот, мелкий такой, с твоего ж класса?

— Ну, с моего, — кивнул Гриша. — Зараза, каких поискать, этот Глеб.

— А ты знаешь дружка одного его? Пухлого такого?

— Вова Медведь? — Нахмурил белесые брови Гриша.

— Да черт его знает, как звать. Так знаешь?

— Пухлый, с русыми волосами?

— Ну, — Кивнул Ковыль.

— Ну знаю. А что? — Заинтересовался Гриша.

— Больно много этот пухлый на себя берет, — зло сказал Ковыль. — Надо бы нам с ним как-нибудь переговорить. Где его отыскать можно? Да так, что б при нем егошней собаки не было.

— Какой собаки? — Удивился Гриша.

Когда мы отвели Джульбарса домой, к Ксюше, я распрощался с ребятами до вечера и пошел к своему двору. Хотелось мне заняться тем, на чем я остановился, до того как меня покричала девочка. Я хотел прочесть записку, которую, выходит, сам написал своему отцу.

Бабушка к тому времени уже вернулась и хлопотала в саду, собирая вишню на компот. Я же пошел в свою комнату. Нахмурился, когда увидел свой ученический стол.

До того на нем лежали старые журналы и газеты, что я почитывал на досуге. Теперь же стол пустовал. Нигде не было и оставленного мною письма.

Я еще раз проверил полку. Даже заглянул в ящики стола, думая, что может засунул письмо туда.

— Да нет же, — сказал я сам себе. — Я помню, что оставил его на столе.

Торопливо выскочив в сад, я позвал:

— Ба! А ты у меня на столе не прибиралась? Не брала с него ничего?

— Оу! Чего⁈ — Крикнула она с того конца сада.

— Говорю, у меня на столе ничего не брала⁈

— А! Сейчас!

Бабушка, поставив железное ведро под вишню, зашагала ко мне.

— На столе говоришь? — Спросила она приблизившись. — Да, брала. Я все старые журналы да бумажки там подобрала, да отдала девчонкам, что макулатуру приходили собирать.

— А что, там было что-то для тебя нужное? — Расстроилась бабушка.

— Было, — вздохнул я с грустноватой улыбкой. — Было кое-что нужное.

Бабушка тоже погрустнела.

— Ну прости, Вова, — сказала она. — Я ж не знала. Меня девчушки позвали, подружки Ксюшкины. Говорят, мол, собираем макулатуру. Ну а я что? Я без задней мысли пособрала старые газеты да журналы. Ну и отдала им все. Знала я, что ты все их поперечитал, и что они тебе ненужные. Я даже и подумать не могла, что среди той бумаги тебе что-то пригодиться может.

— Может, ба. Письмо там было.

— Письмо? — Бабушка удивилась.

— Да. Папино письмо. Которое я ему написал. Нашлось среди его вещей, что хранил у себя дядя Костя.

Бабушка потемнела лицом. Видно было, что она очень расстроена своим поступком.

— Ну я ж не знала…

— Не знала, — согласился я. — И ты не виновата.

— Теперь, наверное, его уже никак и не вернешь, — вздохнула она горько.

— Может, и вернешь, — я задумался. — Давно это было? Давно ты девчатам бумагу отдала?

— Да нет. С полчаса как.

— Ну значит, — я улыбнулся. — Они еще где-то здесь могут ходить. Может, догоню их.

Я направился было во двор, но бабушка меня остановила:

— Вова! Давай я с тобой!

— Зачем это? — Обернулся я.

Бабушка грустно опустила взгляд. Быстро-быстро заморгала. Видимо, глаза ее защипали слезы. Видно было, что очень уж расстроилась она, когда узнала, что выкинула крупицу памяти о моем отце.

— Ну как же… Это ж я виновата, что письмо твое на макулатуру отдала. Давай помогу девчат поискать.

— Ты не виновата, — повторил я. — Ты лучше отдохни. Три часа дня уже. Самое пекло начинается. А как я вернусь, помогу тебе вишню пособирать. Договорились?

Бабушка поджала свои, окруженные паутинками морщин, бледно-розовые губы.

— Ты на меня точно не злишься?

— Точно не злюсь, — улыбнулся я.

— Ну… Ну тогда давай. Я тебя буду на койке ждать, в саду. Надеюсь, еще не поздно письмо возвратить.

— Непоздно, — я хмыкнул и пошел на выход.

Девчат я нашел только через квартал от моего дома. Ксюша со своей подружкой, той самой пухлощекой девочкой по имени Рита, стояли у красного «Москвича» четверки в кузове универсал. Девочки о чем-то весело разговаривали с водителем.

Когда Москвич тронулся и поехал, девочки, погрузившие в машину макулатуру, весело пошли направо, на другую улицу.

— Девчонки! — Крикнул я. — Стойте!

— Вова? — Остановилась первой Ксюша. — А что ты тут делаешь?

Рита глянула на меня и почему-то смутилась. Спрятала взгляд.

— Привет, Володя, — бросила она тихонько.

— Здравствуй, Рита, — подоспел я к ним, — А где ваша макулатура?

— Так, Ритиному папе только что отдали, — пожала плечами Ксюша. — Он на работу едет, и как раз завезет в школу, что мы пособирали. А мы сейчас на второй заход пойдем. А потом в школу.

— Плохо, — я задумался.

— А почему плохо? — Робко спросила Рита.

— В вашей макулатуре могло быть кое-что важное для меня. Скажите, кто к моей бабушке заходил? Ты, Рит?

Пухлощекая девочка, когда мой вопрос коснулся лично ее, аж покраснела. М-да… Кажется, я ей приглянулся. Да только мне сейчас было совсем не до детских романов. У меня на носу соревнования.

— Ну… Ну да. Я.

— Плохо, — задумался я. — Значит, уехало мое письмо.

— Какое письмо? — спросили почти хором, заинтересовавшиеся девчонки.