Земля заката (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич - Страница 69

Здание находилось у самой стены между Внешним и Внутренним городом, со стороны первого. Рядом шумела автомобилями (по паре в минуту!) респектабельная бизнес-улица, но лавочка выходила крыльцом в тихий переулок, и, если бы не вывеска, Александр подумал бы, что ошибся. Обычный кирпичный дом в четыре этажа с несколькими подъездами. Слышны голоса детей во внутреннем дворике, удары по мячу.

Ювелир обитал на втором этаже, у него был отдельный вход. Табличка на двери гласила: Juwelier. Goldschmied. Antiquitätenhändler.

Ювелир Гольдшмид? Нет, скорее, золотых дел мастер. Но какое сложное последнее слово, на нём Младший сломал глаза, не говоря уже о языке.

И тут он понял, что это не фамилия, а, не иначе как профессия – «антиквар».

Александр поднялся по крутой наружной лестнице и толкнул незапертую дверь. Раздался звон колокольчика.

– Гутен таг, – тщательно выговаривая слова, произнес он, входя в тесно заставленное помещение.

Сладковатый аромат освежителя воздуха не перебивал другие запахи, знакомые страннику, которому доводилось бывать в таких заведениях: запахи старины. Пыли, книг с пожелтевшими страницами и вещей, которым больше лет, чем самым дряхлым старцам. Было слышно тиканье часов, да где-то в задней комнате чирикала птичка. Канарейка?

– Гутен-херутен. Проходите, молодой человек!

Улыбаясь, его разглядывал невысокий мужичок в брюках и вязаной жилетке. Две куцые полоски седых всклокоченных волос обрамляли обширную лысину. Выпуклые карие глаза за стёклами очков смотрели доброжелательно, хоть и немного насмешливо.

– Откуда прибыли? Хотя, какие в наше время могут быть прибыли? Сплошные убытки…

Глядя на растерявшегося от такой встречи Сашу, хозяин лавки поспешил добавить:

– Дядю Мишу можете не стесняться, молодой человек. Я земляков сразу вижу. И как вас занесло в эти края? Нечасто такое случается. Да не надо притворяться немчурой. Вы ещё и рта не раскрыли, а я уже опознал… соотечественника. Так откуда вы?

– Из Питера, – сказал Данилов полуправду. – Меня зовут Александр. Можно просто Саша.

Младший не собирался афишировать, что родом из Сибири. Даже человеку, говорящему по-русски. Многие напрягаются, когда узнают, что путник прибыл из очень далёких мест, про которые почти ничего не известно. Сразу думают, что он варвар и людоед.

– Вот оно как. Понятно. А я Михаил Владимирович. Редкое отчество, легко запомнить. А спорим, ви думали, что моё имя Самуил Исаакович? – последние слова дядя Миша произнёс с нарочитым еврейским акцентом и подмигнул Саше.

– Я ведь тоже был бродягой. Агасфером, хе-хе. Поэтому нашего брата узнаю сразу. Это сейчас я пустил корни. С моей Мотей не забалуешь, – он опасливо оглянулся на дверь, ведущую в жилые комнаты.

– Да вы не стойте, проходите. Какое дело у вас? Хотя… дело может немного подождать. Не откажите выпить со мной чаю. Я как раз чайник согрел. Раздевайтесь, Саша, вон вешалка! Рюкзачок можете там же поставить. А бизнес подождёт. С мороза хорошо чаю выпить. И как я могу русского человека не принять?

Поколебавшись, Младший снял куртку и повесил на напольную вешалку, которая смотрелась, как и всё здесь, очень старинной.

– Вообще-то я с Земли Обетованной, – рассказывал Михаил Владимирович, разливая чай по красивым фарфоровым чашкам. – Серьёзно. В Войну её разнесли арабы… прежде чем наши их самих поджарили. Мало кто выжил. В детстве принимаешь мир таким, какой он есть… но теперь-то я знаю, что родился в аду. Мы с родителями бродили по пепелищам и пустыням. Библейские изгнанники… Земля как стекло, острые камни, жара под сорок градусов и сушь. Воде из лужи радовались, многоножку считали за еду. Прошли всю страну от Красного моря до Мёртвого. Наконец, на берегу моря Тивериадского, которое на самом деле озеро, нашли группу выживших. Днём они скрывались в каких-то древних развалинах, а ночью проверяли сети – жили в основном рыбалкой – и занимались хозяйственными делами. Нас приняли в коммуну, и мы провели там пару относительно спокойных, хоть и не очень сытых лет. Но родители мои не задержались на этом свете. Когда они приказали долго жить, я решил податься на их историческую родину. Меня все отговаривали, но разве можно переубедить подростка, если он что-то задумал? Я планировал добраться до побережья и наняться на какое-нибудь судёнышко, скрыв, кто я таков. Дальнейшие события показали, что это была плохая идея. Очень быстро меня захватили арабы. Привезли в полуразрушенный мегаполис с башнями, посреди песков, посадили в яму. Пленных били, морили голодом, использовали на самых тяжёлых работах. Я стал чахнуть, и от меня решили избавиться, продав на невольничьем рынке.

У нового хозяина, сирийца, условия оказались получше. И содержали нас уже не в яме, а просто в сарае. Поэтому, немного окрепнув, я смог устроить побег. Утёк, как колобок. В порту удалось завербоваться на турецкое торговое судно гребцом. И вот я в море! Казалось бы, жизнь налаживается… Но через неделю наше судно захватили пираты. Это был пиратский интернационал: капитан чёрный, боцман белый, команда разноцветная. Нас набили в трюм, как рыбу в бочку. Снова голод, жажда. А ещё болтанка, морская болезнь, и какая-то зараза, от которой каждый день умирало несколько человек. И вот снова невольничий рынок, и снова я там отнюдь не в роли покупателя… Вы ещё не устали от моих хождений по мукам, Саша?

Младший мотнул головой, что можно было истолковать, как готовность слушать дальше. Хотя за время своих странствий он наслушался таких историй досыта. Раньше ему было интересно, потом приелось. Он и сам мог всякого порассказать, но старался этого не делать лишний раз.

Что ж, придётся дать дяде Мише выговориться…. Надо же отрабатывать халявный чай и печенье. И почему ему так часто попадаются словоохотливые торговцы и отельеры? Так и подмывало спросить: «Нет ли у вас в Уфе дальнего родственника?». Александр незаметно включил диктофон.

А старик продолжал рассказ.

– Мне снова удалось бежать. И после очередной порции мытарств я наконец-то оказался в Одессе. Голый и босый. Из имущества – только штаны на верёвочке. Зато планы – наполеоновские. Я радовался, что попал в Европу. Но оказалось, что в Одессе экстрима тоже хватает. Тем местам в Войну сильно досталось, вокруг продолжали воевать и после затмения. Воевали страшно, воевали все – русские, украинцы, НАТО… Короче, не прижился там, пошёл дальше на север. Хотелось чего-то поспокойнее.

Ходил по Европе долго. Жести насмотрелся на три жизни. Горек чужой хлеб, говорил Данте, и круты ступени чужих лестниц… Понял, что хоть на Ближнем Востоке звездец, но и в Старом Свете не сахар. В общем, хорошо там, где нас нет. Под конец добрался сюда, да здесь и остался. Тут благодать. Да, когда-то из таких, как я… и иногда из таких как вы, молодой человек, тут шили перчатки… но это было совсем в другом мире. А теперь ценят. Встретил наших. Познакомился с Моисеем Борисовичем, устроился к нему подмастерьем. Понравилась ему моя хватка, потом он и вовсе полюбил меня, как сына. Учил секретам своего бизнеса, помощником сделал и отдал мне в жёны свою дочь. Перед смертью сказал, что умирает спокойно, потому что и лавка, и Мотя в хороших руках. И вот я больше не Агасфер, вот моя скромная обитель. – он обвёл руками всё вокруг. – Слышали вы, Саша, теорию о жизненном балансе? Это если в первую половину жизни человек как сыр в масле катается, то во второй он вроде как должен по счетам заплатить. И наоборот? если сначала всё у него идёт плохо, трудно и беспросветно, то, как за середину перевалит, ему будто компенсируют его прежние страдания. Не слышали? А я вот сначала посмеялся, когда в одесской ночлежке сосед по нарам рассказал мне эту теорию. Но теперь думаю, что есть в этом что-то, особенно применительно к моей жизни.

Младший пожал плечами, мол – нет, не слышал. Мало ли их, теорий разных. Но чем-то его эта тема зацепила. Решил, что потом обдумает, а пока надо как-то отсюда выбираться. Книжки продать и уходить. Как-то надо дядю Мишу ближе к делу подтолкнуть.