От революционного восторга к… (СИ) - Путилов Роман Феликсович - Страница 14

— Я есть поданный его величества Георг Пятый, вы не иметь прав обращаться подданный союзной стран…

— Господин Джонсон, или как вас там, извольте изъясняться нормально, а не коверкать русский язык. — я остановился возле иностранца и повернулся к наблюдающему за задержанными милиционеру: — Федоров, почему германский шпион стоит так вольно, я чему вас учил?

Двумя сильными ударами ног по щиколоткам «союзника», я заставил его встать почти на полу-шпагат, а морду лица уткнул в бумажные обои в веселый цветочек, после чего двинулся дальше.

Господин Новожилов, прикрыв собой полуодетую молодую даму. Стоял на пороге одной из комнат, бледный и строгий, как праведник.

— Владимир Михайлович. — я пожал ему руку: — Россия вам благодарна. Можете со своей спутницей быть свободны, вас сопроводят куда вы скажете. На сегодня вы свободны.

Дверь в одну из самых дальних комнат несла следы взлома, толстая доска дверного полотна была расплющена сильным ударом, очевидно здоровенной кувалдой, стоявшей у дверного косяка. В комнате, подняв руки под прицелом стволов автоматов, уткнувшись лицами в стены, стояли два, изгвазданных, как поросята, господина, чья одежда, руки и лица были покрыты черно-красными, жирными пятнами.

На столе, среди пятен краски лежала многострадальная папка с «совершенно секретными» документами, и небольшой аппарат, с надписью возле небольшого объектива «Ensignette, patent 28464, 1907», который не мог быть ничем иным, как миниатюрной камерой.

— Добрый вечер, господа. — я осмотрелся: — Сколько кадров осталось в камере?

Мои визави невежливо молчали. Я повторил свой вопрос, но, так как задержанные продолжали упорствовать в своем нежелании сотрудничать, один из конвоиров, отработанным движением, ударил окованным прикладом автомата ближайшего шпиона в спину.

— Мой не понимать…

— Вам повторить, герр Карлссон, или как вас там ваша мутер звала?

— Я не понимать…уй! Семь кадров осталось! — после очередного увещевания, произношение русского разговорного у господина «шведа» резко улучшилось, заодно и усилилось желание сотрудничать с местными властями.

— Командир, мы, когда дверь выломали… — пожаловался второй боец, ткнув пальцем в «датчанина»: — Вон тот, в рубашке, пытался окно открыть, а потом, когда понял, что окно распахнуть не успеет, попробовал часы раздавить ногой…

— Часы раздавить? — удивился я: — И где часы?

— Под стол улетели, когда мы этих винтили.

Под столом лежали массивные карманные часы с надписью «ЕХРО» и очередным номером патента на крышке. Больше всего меня удивил закрепленный над механизмом заводки приборчик, который был настоящим видоискателем. Да и механизм заводки, при внимательном осмотре оказался небольшим объективом. Оказывается, наука промышленного шпионажа в это время уже достигло определенных высот. Там же, под столом, лежал еще один предмет, который я узнал сразу — длинная черная гофра, с линзами на концах, что могла сдвигаться- раздвигаться на металлических направляющих, ничем, кроме приспособления для макросъемки, быть не могло.

Собрав все интересные предмет на столе, изобразив своеобразный натюрморт на фоне растерзанной папки с надписью «Совершенно секретно», я выстроил возле стола обоих испачканных шпионов, и, под руководством господина Карлссона, сделал несколько снимков получившейся экспозиции, дернув один из двух рычагов на фотокамере с надписью «Ensignette».

После приведённого обыска, в ходе которого было найдено еще несколько документов секретного характера, всех задержанных, включая дам, несмотря на их оглушительные протесты, погрузили в подоспевший грузовик, увезли в расположение отдела милиции, предварительно связав руки за спиной, прихватив указательные пальцы в двух местах короткими кусочками шпагата. Посетителей шпионского кубла побросали вповалку на доски кузова, и разместив по углам автоматчиков, увезли со двора, а я, пригласив в качестве понятых дворников из соседних домов, приступил к более тщательному обыску. Между двух «спальных» комнат, был обнаружен небольшой чуланчик, вход в который был замаскирован под шкаф. Кровати в помещениях освещались жестко закрепленными электрическими светильниками с зеркальными отражателями, а в узком проеме между шкафом и высоким комодом, пряталось отверстие в кладовую. Судя по всему, небольшой деревянный чемодан с ручкой, медным объективом наверху и кривой рукоятью сбоку, жестко закрепленным на специальном станке, являлся ничем иным как киносъемочным аппаратом, и кто-то баловался здесь съемкой легкого порно. Так как я не являлся специалистом в современном фото, то ничего трогать в этой киностудии я не стал. А в платяном шкафу хозяйской спальни я, нисколько не испытывая чувства стыда, обнаружил металлическую емкость, на закрутках, что-то типа армейского термоса, в которой были плотно уложены металлические бобины, скорее всего, с материалами съемок местной документальной киностудии.

Ну и денег нашли в спальне, много, в том числе и в валюте. Очевидно, что хозяйка дома ничего и никого не боялась и не ждала печального конца.

Первым делом, что я сделал, вернувшись в великокняжеский особняк — отправил несколько сотрудников на поиски специалиста по фотокинотехнике, чтобы аккуратно изъять кинокамеру и установить, если ли там пленка, пригодна ли она к проявке и разобраться с запасами кинопленке.

Через три часа.

Я только что позавтракал в кругу семьи и на службу вернулся в прекрасном расположении духа. Поэтому, герру Карлссону я даже искренне улыбался.

— Как ваши дела герр…

— Моя фамилия Карлссон, и я требую, чтобы о моем задержании сообщили шведскому посланнику.

— Фу, какой вы тяжелый, господин германский шпион.

— Я повторяю…

— Так, слушай сюда внимательно, я повторять два раза не буду… -видимо сказалась бессонная ночь, так как хорошее настроение мгновенно улетучилось, и я перешел на язык угроз: — Еще раз рот свой поганый откроешь без разрешения, я встану, а ты ляжешь! Я достаточно ясно объясняю?

— Вы не иметь право…

Мне пришлось встать из-за стола, после чего мой визави замолчал, лишь изредка бросая на меня злобные взгляды.

— Хорошо. Идем дальше. Не надо посматривать на окошко, выпрыгнуть вы все равно не успеете, правда Треф? — я потрепал уродливую башку добермана, лежащего у моего кресла и внимательно смотрящего на «шведа».

— Время сейчас военное, а вы шпион, застигнутый при попытки копирования совершенно-секретных сведений, а по законам военного времени…

— В папке не было никаких секретных данных! — с какой-то обидой, выкрикнул иностранный гражданин.

— С точки зрения уголовного права это не имеет никакого значения. Папка имела все надписи, свидетельствующие о том, что там совершенно секретные сведения, была опечатана в присутствии, заслуживающих всяческого почтения, свидетелей. Вы ее вскрыли, пытаясь ознакомится с этими сведениями, о чем имеется десяток благонадежных свидетелей. Губернский секретарь Новожилов Владимир Михайлович дал в отношении вас подробные и недвусмысленные показания…

— Новожилов подлец!

— Ошибаетесь — я похлопал рукой по толстой папке следственных материалов, собранных моими молодыми дознавателями из числа бывших гимназистов: — Владимир Михайлович герой и большой молодец, способствующий вашему разоблачению. Или вы серьезно думаете, что те документы, что он таскал в квартиру мадам Вороновой — настоящие? Ну вы батенька, смешной, ей Богу!

Мой собеседник немного побледнел и съежился на своем стуле, а я продолжил душеспасительную беседу:

— Так как я являюсь начальником милиции, контрразведывательные игры не являются зоной моей ответственности, то у меня есть два пути Первый — передать вас в военную контрразведку. Но, к сожалению, на это я пойти не могу, так как доказательств, что вы серьезный германский разведчик у меня нет. Пытать я вас не собираюсь, не хочу, брезгливо мне это. Поэтому, у меня только один выход… — я встал и шагнул к окну: — Подойдите сюда…

Немецкий или австрийский агент встал, и опасливо глядя на, глухо зарычавшего, Трефа, замер в паре щагов от окна.