Три дня до прошлого - Соколова Анюта - Страница 1

Над прошлым, настоящим и будущим имеет власть человек.

А. С. Грин

Самому лучшему на свете котику Тоше.

Мягких тебе облачков, моё рыжее солнышко.

Часть 1. День первый. Август.

Глава 1

Моя магия пробудилась в последний день лета.

Накануне ночью разразилась жуткая гроза. Я сплю очень крепко, но оглушительные раскаты грома напугали Кота. Он запрыгнул ко мне на подушку и истошно заорал над ухом. В ужасе я подскочила и спросонья долго не могла понять, что происходит. Ливень хлестал в окна, капли градом стучали по стеклу. Вспыхнула молния, комната озарилась неестественным белым светом, затем загремело с такой силой, что по всему Мéйригу жалобно завыли собаки. Кот мелко дрожал и прижимался к моему боку, я погладила его по шелковистой шёрстке.

Кота выклянчила на свой день рождения Мари́та. Когда-то я тоже просила котёнка, но мама лишь поджала губы. Кошка в доме – дополнительные хлопоты, клочья шерсти повсюду и ободранные диваны. Однако стоило Марите недельку похныкать, и отчим торжественно преподнёс ей корзинку с очаровательным пушистым комочком. Мама сделала вид, что страшно рада, я же получила втык за кислую физиономию. Марита охладела к котёнку уже к вечеру: оказывается, к умильной мордашке прилагаются лужицы и кучки в неположенных местах, а крошечные коготки оставляют царапины на руках и зацепки на одежде. Кота изгнали на кухню, откуда он незаметно переместился в мою комнату. Мне ухаживать за котёнком только в радость, единственная загвоздка – имя. Называть указанным в родословной – Родри́гес О́ттер Ку́нел – извините, язык сломаешь. Тем, что дала Марита, Ро́ди, – не собираюсь из принципа, не терплю, когда у животных вместо кличек человеческие имена. Поэтому полугодовалый кот для меня просто Кот. Озорной, любопытный и непоседливый, как все подростки.

– Спи, – сказала я ему. – Это всего лишь гроза.

Он со мной не согласился. Кошачьи глаза, похожие на полудрагоценные бусины из оникса, с тревогой уставились в окно. Отчим часто повторял, что кошки – провидцы не хуже служителей Вездесущего. Возможно, Кот уже тогда предвидел будущее. От моих поглаживаний он успокоился и басовито замурлыкал, и под эти мирные звуки я опять провалилась в сон.

Утро началось с того, что Кот добрался до пакета с кормом, который стоял на верхней полке шкафа. Как ему это удалось – загадка, ведь я всегда плотно закрываю дверцы. К досаде Кота, пакет был практически пуст, а за новым нужно было идти в кладовую. На Кота я не сердилась: всё равно давно пора вставать. И так я слишком расслабилась за летние каникулы. Марита поднималась ближе к полудню, и мама делала мне замечания, если я шумела. Шумом считались и посещения общей ванной между нашими комнатами, поэтому я стала пользоваться гостевой на первом этаже. Неудобно, но это ведь только на два месяца. Занятия в школе с девяти, уже завтра Марита опять начнёт ныть, жаловаться и срывать на мне недовольство. Ругаться с ней строжайше запрещено, надо стиснуть зубы и как-то перетерпеть последний год. В конце зимы мне исполнится восемнадцать, весной я получу аттестат, и прости-прощай Мейриг. На будущее у меня свои планы.

– Мяу! – громко напомнил о себе Кот и укоризненно пошуршал разодранным пакетом.

Следовало поторопиться. Я тихонько спустилась, быстро умылась и расчесала длинные бело-пепельные волосы, предмет страшной зависти Мариты. В детстве мама стригла меня так коротко, что на голове топорщился короткий ёжик. Если бы не платья, никто бы и не догадался, что я девочка. В тринадцать я взбунтовалась и заявила, что больше издеваться над собой не дам. Отчим встал на мою сторону, и теперь густая грива спускается ниже лопаток. С ней непросто управляться, но это память об отце. Когда я смотрю на себя в зеркало, то в первую очередь думаю о нём.

Чтобы не разбудить Мариту, я старалась двигаться как можно тише. Сначала надо отнести корм коту, затем сообразить что-нибудь на завтрак себе. Готовлю я неплохо, давно могла бы помогать маме, только она не позволяет: на кухне должна быть одна хозяйка. Марита и вовсе корчит рожи – мол, у меня вся еда «не такая». Раньше я из-за этого расстраивалась, потом перестала. Когда мама с Маритой отправляются в Ро́ймур на целый день, отчим с огромным удовольствием уплетает и нахваливает мою стряпню, а он большой гурман.

Голоса за дверью меня удивили. Как правило, отчим в это время уже уходил на службу, а мама вставала незадолго до Мариты. Но в столовой разговаривали именно они.

– …Сними ей комнату или даже квартиру, и пусть переселяется! Сколько ещё я должна терпеть? – с надрывом произнесла мама.

– Ты перегибаешь, Áди, – мягко увещевал отчим. – Хоть Э́ля и взрослая девочка, ей рано жить отдельно.

– Я не хочу её видеть, – мамин голос сорвался в всхлип. – Неужели ты этого не понимаешь, Грег? Она копия Ардо́! Его клятые нечеловеческие глаза, эти белые волосы! Каждый день – ненавистное напоминание!

– Пожалуйста, Ади, успокойся, – попросил отчим. – Эля заканчивает школу, тебе нужно просто подождать…

Дальше я не смогла слушать, понеслась к себе. Хлопнула дверью, не заботясь о том, что громкий звук разнесётся по всему дому. Упала на кровать, вцепилась зубами в подушку.

Своего отца я не помню. Совсем. Когда он умер, мне не было трёх лет. В нашем доме не сохранилось даже визоснимков – теперь я понимаю, почему. Впервые я увидела лицо отца на портрете к некрологу в базе государственного архива. Элáр Вестиáр Ардо, сто тридцать четыре года – расцвет жизни для магов, которые живут вдвое дольше людей. Начальник отдела расследований преступлений против личности Службы контроля Винéи, убит при невыясненных обстоятельствах, длинный перечень наград и заслуг. Я действительно очень на него похожа: радужки моих глаз необычного ярко-изумрудного цвета. До сегодняшнего утра я считала, что мама никогда не говорит об отце, потому что до сих пор горюет. И пусть она любит меня не так, как Мариту, но всё же любит.

Оказывается, я ошибалась.

– Мяу! – требовательно заявил Кот и выразительно покосился на пустые миски. Воды тоже осталось на донышке. – Мяу?

– С тобой не поплачешь, проглотина, – усмехнулась я сквозь слёзы.

Пришлось вставать и снова идти в кладовую за кормом, заодно я прихватила бутылку с водой. О завтраке уже не думала. Боль уступила место злости. Я почти совершеннолетняя. Поговорю с руководителем нашего класса или даже с директором школы. Быть может, мне разрешат учиться заочно, тогда я смогу подрабатывать и снимать комнату… Неожиданно я уткнулась во что-то мягкое.

– Смотри, куда прёшь, дылда! – взвизгнула Марита.

В другой раз я безучастно извинилась бы – как поступала обычно. Проще попросить прощения, чем выслушивать истеричные вопли избалованного подростка. Сейчас я сощурила глаза.

– Повежливее, коротышка.

Мама требовала относиться к Марите как к сестре. Я честно пыталась. Внушала себе, что она младшая, нуждается в защите. Но уже к шести годам Марита прекрасно понимала, кто из нас «доченька», «солнышко» и «ласточка», а к кому относятся сухие «замолчи, уступи, иди в свою комнату». Мама в лучшем случае говорила мне «ты». Марита перебрала все оскорбительные клички, которые по мере её взросления становились более едкими. И только отчим звал меня по имени, сократив его из звучного Аринэ́лия до ласкового Э́ля.

– Как ты меня назвала?! – взвилась Марита. – Мама! Э́лия обзывается!

– Кричи громче, – усмехнулась я. – Она в столовой, там не слышно.

Руки у меня были заняты пакетом с кошачьим кормом и бутылкой с водой, поэтому подвинуть довольно-таки пышную Мариту я не могла. Шагнула вперёд. Наверное, выражение моего лица было далеко от обычной деланой невозмутимости, потому что Марита испугалась всерьёз и заголосила на весь дом: