Мертвый лев: Посмертная биография Дарвина и его идей - Винарский Максим - Страница 22

На склоне лет Ламарк все больше интересовался теоретическими вопросами биологии и других наук (он занимался и геологией, и метеорологией, и бог знает чем еще), причем чувствовал себя в этой области весьма вольготно. Он не боялся выдвигать смелые гипотезы и делать широкие обобщения, среди которых были и очень здравые, революционные для той поры идеи. Задолго до Дарвина Ламарк заговорил о том, что корни человечества уходят в животное царство, «к обезьянам». Он же доказывал, что общепринятая тогда «хронология молодой Земли», основанная на ветхозаветной космологии, неверна и что возраст нашей планеты намного больше, чем несколько тысяч лет, отводимых ей толкователями Библии. При этом Ламарк не отрицал, что природа и материя созданы Богом, но считал, что после своего сотворения они развивались совершенно автономно, подчиняясь заложенным в них принципам. Чудес в наши времена не бывает, есть только законы природы.

Опубликованное в 1809 г. объемистое сочинение «Философия зоологии»{115} стало самым знаменитым произведением Ламарка, в котором он во всех подробностях изложил созданное им эволюционное учение. Многие натуралисты и мыслители и до него высказывали убеждение, что в живой природе идет непрерывная эволюция видов (вспомним Эразма Дарвина), но только Ламарк сумел возвысить эту идею до уровня полноценной научной теории. Впрочем, если он возлагал на свой труд какие-то честолюбивые надежды, то вскоре ему пришлось с ними расстаться. Современники вовсе не спешили приветствовать новое светило теоретической биологии{116}. На Ламарка посыпались насмешки и обвинения в беспочвенном фантазерстве. И поделом: здравые идеи тонули в море недоказуемых утверждений и сомнительных предположений, которых так много в «Философии зоологии» и других его поздних сочинениях. Увы, в окружении ученого не нашлось никого, кто принял бы эстафету и стал дальше развивать новую идею, как это сделал Галилей с гелиоцентрической системой мира Коперника.

Именно Ламарка в годы «затмения» стали противопоставлять Дарвину в качестве незаслуженно забытого гения, а его теорию преподносить как реальную альтернативу вышедшему из моды дарвинизму. Дилемма Darwin vs Lamarck со страниц ученых трудов проникла на страницы научно-популярных книг, а оттуда даже в изящную словесность. Отметим, в частности, великого русского поэта Осипа Мандельштама, создавшего в первой половине 1930-х гг. романтический миф о Ламарке. Поэт увидел в нем рыцарственного героя, донкихота позапрошлого века, со шпагою в руке бросающегося в битву за «честь природы». Битву безнадежную, которую ему суждено проиграть. А Дарвин в глазах Мандельштама – живое воплощение коммерческой пошлости, не ученый, а бухгалтер, скучная конторская крыса:

Мандельштам противопоставляет рыцарю Ламарку

У кого-то я уже встречал нечто подобное… У кого? Вы удивитесь, наверное, у одного из классиков марксизма. Энгельс в «Диалектике природы» писал, что теория Дарвина – невольная сатира на общество, в котором ученый вырос и жил, где царят самая беспощадная экономическая конкуренция и самая отчаянная борьба за существование{118}. По мнению Энгельса, банкирская, бухгалтерская Англия могла увидеть саму себя в зеркале «Происхождения видов». Так в своем неприятии «скучного и прозаического» Дарвина Осип Мандельштам неожиданно протягивает руку Фридриху Энгельсу{119}.

Для биологов же ламаркизм был интересен как источник нескольких симпатичных гипотез, которые можно использовать как альтернативу дарвинизму. Но у Ламарка отсутствовала центральная, стержневая идея теории, как это было у Дарвина с естественным отбором. Поэтому французский ученый предложил не один механизм эволюции, а сразу несколько. Первым и, пожалуй, главным из них была гипотетическая внутренняя сила (Ламарк именовал ее то градацией, то внутренним чувством, то даже… оргазмом), якобы имеющаяся у всех организмов. Именно она «заставляет» их изменяться, усложняться, то есть эволюционировать, говоря современным языком (термина «эволюция» Ламарк не знал). Самым высшим животным, таким как птицы и млекопитающие, Ламарк даже приписывал активное, волевое усилие к совершенствованию.

Эта внутренняя сила создает новые потребности, которые животное стремится удовлетворить, усиленно используя какой-то орган или часть тела, – в результате они развиваются особенно интенсивно. Если же орган или часть тела не используются, они постепенно утрачиваются, как это произошло с глазами слепых пещерных рыб и амфибий. Такова суть знаменитого принципа «упражнения и неупражнения» органов, второй движущей силы эволюции по Ламарку.

Красиво и, на первый взгляд, правдоподобно, но вот когда дело доходило до предъявления доказательств, у Ламарка на руках оказывались только мысленные эксперименты, иногда несколько комические. Вы помните, возможно, сказку Редьярда Киплинга о том, как у слонов появился длинный хобот. Давным-давно, когда хоботы у слонов были гораздо короче, один слоненок подошел к реке напиться воды. Злой крокодил ухватил его за хобот и потянул к себе. Слоненок упирался как мог и в результате обзавелся замечательным украшением всего слоновьего племени (рис. 3.2). Ламарк тоже мог бы писать сказки в духе Киплинга. Самая известная из придуманных им эволюционных историй – происхождение жирафа. Короткошеие предки современных жирафов жили в саванне и питались листьями деревьев. Каждый стремился достать до самых высоких веток, куда не доберутся сородичи, тянулся изо всех сил, и вот, после того как многие поколения упражнялись таким образом, шея у них вытянулась, а передние ноги удлинились, и в результате возник изысканный гумилевский жираф. Интересно, знаком ли был Киплинг с теорией Ламарка хотя бы в научно-популярном пересказе?..

Рис. 3.2. Иллюстрация к сказке Редьярда Киплинга из прижизненного издания его сборника «Просто сказки»

Но лично мне больше нравится то, как Ламарк объяснял происхождение рогов у млекопитающих:

Впечатляющая картина, не правда ли? А «флюиды» на языке Ламарка – это внутренние жидкости, циркуляция которых в организме заставляет отдельные органы и части тела развиваться или целесообразно реагировать на внешние воздействия. Возможность «упражнения органов» напрямую связана с действием этих «флюидов» – Ламарк подразделял их на нервные, питательные и т. п. Вероятно, можно считать, что это особый механизм эволюции, предложенный Ламарком, но чаще его все-таки рассматривают как частный случай упражнения или неупражнения органов.

Но как объяснить эволюцию растений, у которых ни воли, ни каких-то особых возможностей «упражнять» свои органы не существует? С ними проще. Ламарк считал, что на внешний облик растений прямое воздействие оказывает их среда обитания. Она обращается с ними как скульптор, лепящий из куска податливой глины то, что ему хочется. Под влиянием конкретного температурного режима, освещения, влажности, концентрации питательных веществ в почве и прочих факторов растения видоизменяются. А самое главное, такие изменения передаются по наследству, проявляются в следующем поколении. Это – третий эволюционный механизм, так называемая концепция наследования приобретенных признаков, которую часто считают изобретением Ламарка. Она нам еще не раз встретится, поэтому для краткости я буду использовать аббревиатуру НПП. Пожалуйста, запомните ее. Ламарк считал, что наследуются и признаки, приобретенные в результате упражнения органов, вот почему во многих поколениях жирафов натренированность их ног и шей не исчезала бесследно, а воплощалась в потомстве.