Подонок. Его наказание - Матвеева Инна - Страница 9

Да что там – просто не могу.

Его руки всё ещё сжимают меня… Хотя даже если бы перестали, я бы всё равно не прекратила бы чувствовать.

Он так близко… Я вся пропитана его жаром, потребностью дикой. От этого меня колотит, но и от этого, как ни странно, вывожу. Не пребываю на грани потери сознания, как утром – наоборот, слишком чувствую, слишком остро. Всё во мне отзывается именно на состояние Дана. А оно уж точно не спокойное…

Не стоило слишком буквально воспринимать идею Макса потанцевать перед Даном. Я когда-то занималась танцами, и брат решил, что будет круто, если я этим Филатова заинтересую. Ну а я… Толпа народа вокруг раскрепостила, позволила думать, что я в безопасности. Меня понесло…

И вот теперь несёт его. Дан вроде как ничего такого не делает, но его вот именно заносит, причём даже сейчас. Не уловить невозможно просто.

– А раз я по-твоему такой еблан, которого стоит бояться, то что мне терять? – говоря это всё тише с каждым словом, Дан обдаёт меня горячим дыханием, потому что и клонится ниже, ко мне…

А потом и вовсе впивается губами в губы. Резким рывком, моментально погружая моё сознание в туман, а меня саму – в сплошное безумие эмоций. Они не мои… Они не могут быть моими – видимо, от него слишком сильно исходят. Штормят буквально, затапливая и меня.

Эта потребность, эта жажда, этот голод дикий… Буквально требующий немедленного утоления!

Дан буквально вжимает меня в себя, одновременно лихорадочно блуждая ладонями мне по телу, сжимая, гладя, тиская. Потом зарывается пальцами одной руки мне в волосы, больно оттягивая, требовательно очерчивая языком контур моей нижней губы. Призыв… Нет – требование.

И я какого-то чёрта поддаюсь, скорее машинально, потому что больше ни на что сейчас не способна. Только и могу, что раскрыть губы, впуская горячий язык и издавая прерывистый выдох в губы Дана. Он в ответ тоже какой-то звук издаёт, сжимая меня крепче, пошло бёдрами подаваясь, вынуждая прочувствовать стояк, соприкасающийся с моей промежностью так, будто на нас одежды вообще нет. Слишком нетерпеливый, яростный даже – как тут не считаться!

Язык в это время атакует мне рот, успевая и везде, догоняя мой и задавая такой ритм, что голова моментально кружится. Кровь бурлит. Не понимаю, что происходит – ни черта уже не понимаю…

Его губы двигаются ещё быстрее, жарче, нетерпеливее, засасывая, покусывая, сминая. Ладони так и продолжают плавить мне тело, не оставаясь долго на одном месте, будто хотят успеть везде. В волосы тоже то зарываются, то отпускают. Дрожу и никак не могу разобраться, что делать с собственными руками. Губами… Языком… Всё словно Дану принадлежит, не мне, я уже не управляю ничем.

И это не меняется даже в те доли секунды, когда наши губы расстаются – мне бы и больше времени не хватило, чтобы прийти в себя. А Дан не позволяет это сделать, спускаясь губами ниже, вдыхая мой запах, засасывая кожу. Она чертовски чувствительная сейчас на том самом месте на шее. Оттуда мурашки по всему телу гоняют.

Издаю то ли всхлип, то ли протестный стон. Надеюсь, что протестный…

– Две минуты прошли! —слышу злой голос Макса и чувствую удар по двери.

Отрезвляющий мгновенно. Судорожно тянусь к ручке двери, чтобы отпереть её, но Дан кладёт руку на мою. Простреливая даже таким гораздо более невинным, чем недавно, прикосновением. Потому что оно мгновенно в те моменты швыряет.

– Пусть свалит,– чеканит Дан. – Мы не закончили.

Он не просто говорит: зажимает меня между собой и дверью, толкаясь стояком на этот раз мне в попу. Чуть прикусывает мочку уха, а рукой на этот раз ныряет прямо под мою рубашку.

Мы на грани катастрофы. Это всё… Это всё точно не ведёт ни к чему нормальному: брат за дверью никак не угомонится, я сама в панике, а Дан…

Дан как раз явно в своей стихии: не теряет уверенности, отбирая остатки её у меня. Его вообще ничто не способно остановить: делает ещё несколько развязных движений бёдрами мне в попу, чтобы я снова и снова чувствовала его член. Чёрт возьми… Между нами словно совсем нет одежды.

По ощущениям так как будто везде, а по факту её нет уже там, где его рука пробирается мне на спину, нащупывая застёжки лифчика. Рубашка на мне как минимум смята, а кажется, что и пуговиц нескольких лишилась. Едва держится.

О нет… Нет же!

Впиваюсь ногтями ему в руку – игнорирует, продолжает тискать меня и заполнять собой. Да-да, именно так – хотя он ещё не лишил меня девственности. И если я сейчас ничего не предприму, то это будет именно «ещё».

Ещё и ещё… Дан демонстративно вдыхает мой запах, снова засасывая кожу где-то у шеи и уже справившись с застёжкой. Макс у двери совсем с ума уже сходит – но это я улавливаю скорее остатками сознания.

– Я… Я просто танцевала, – решаюсь заговорить, когда очередной очень сильный удар Макса по двери едва не вышибает её. Боюсь представить, что будет, если он это всё увидит… – Угомонись, – увы, мой голос не звучит жёстко-доходчиво, дрожащий слишком.

– Просто? – ухмыляется Дан, резко развернув меня к себе и зажав между собой и ближайшей к двери стенкой. – Нет уж… – взглядом скользит мне на губы, которые наверняка чересчур припухшие и обкусанные от его недавних диких действий. – Мы в ответе за тех, кого возбудили, – глубокомысленно выдаёт свою интерпретацию цитаты Экзюпери, снова клонясь ко мне.

– Ты в состоянии справиться сам, – выдавливаю, резко отвернувшись. Его это, впрочем, не особо смущает: его губы и у меня на щеке развратничать умудряются. Мурашки посылают по ней, кончиком языка пробуют, дразнят. – Ты уже большой мальчик,– как ни странно, ещё умудряюсь что-то говорить.

– О да, большой, – порочно соглашается Дан, резко расположив ладони у меня на попе и притягивая к себе, вжимая в свой стояк. – Хочешь ощутить, насколько? Мокрая уже, да?

Боже мой… Я не могу это слышать и ощущать в реальности! И какого чёрта Дан вообще думает, что я тоже возбуждена? Я недостаточно сопротивляюсь?

Зато теперь, когда он неожиданно опускается передо мной на колени, тут же принимаясь расстёгивать мне ширинку, резко впиваюсь ногтями ему в плечи, брыкаюсь и едва ли не ору:

– Нет!

Реакция следует незамедлительно. Вот только от Макса:

– Я слышал это «нет»! Вызываю ментов, если ты живо не откроешь долбанную дверь!

Дан кривится, но всё ещё не действует как-либо явно. Не открывает Максу, но и выпрямляется, не раздевая меня больше. Мои руки всё ещё у Филатова на плечах, и сознаю это, только когда мы снова лицом к лицу. Ну почти, не считая разницы в росте… Прошибает его тёмным нечитаемым взглядом, не сразу даже решаюсь убрать пальцы – до сих пор ногтями впивалась.

Наверняка оставила на нём немало следов… Но ведь и он на мне тоже.

Дан загнанно дышит, резко располагая ладони по обе стороны от меня. А за дверью всё более шумно становится. Кажется, ребята всё-таки подтянулись к Максу – неудивительно, что как минимум у Миши бы возникли вопросы, почему мой брат пытается сломать дверь одной из его комнат.

– Она сопротивляется… – доносится до меня обрывками фразы злой голос Макса. – Он насилует…

Замираю. Это ведь не так! Или…

Звучит слишком ужасно, всё внутри протестует такому определению, но разве по факту не так оно и есть? Я сопротивлялась. Сопротивлялась же?

А Дан не останавливался. Он и сейчас не то чтобы прекращает, по-прежнему зажимая меня. Осторожно смотрю на него – выгибает брови, видимо, тоже слыша, о чём там говорят за дверью.

Тогда почему не открывает? Не успокаивает там всех?

Такое ощущение, что и себя никак не может. Но ведь должен уже понять, что ничего у нас не будет!

– Пусти, – говорю тихо, а сердце испуганной птицей трепещет в груди. – Слышишь же, все на взводе.

Не успеваю получить ответ: дверь всё-таки распахивается – видимо, у Миши есть какая-то система, позволяющая отпереть любую комнату, даже если та заперта изнутри. Но толком осознавать это сейчас не могу – слишком стремительно развиваются события. Дана сразу несколько человек хватают, отцепляя от меня. Натыкаюсь на переполненный ужасом взгляд Макса и только потом понимаю, в каком я виде. Растрёпанная, со следами засосов даже на щеке, с губами, по которым сразу всё видно… С порванными пуговицами на потрёпанной рубашке, с расстёгнутым и болтающимся на мне лифчиком… И ширинка, кажется, тоже расстёгнута хотя бы наполовину.