Прости за любовь (СИ) - Джолос Анна - Страница 5

Нечего сказать.

Да и что тут, собственно, скажешь?

— Дай встану.

Раздосадованный и взвинченный до предела, переползаю до края постели. Опускаю ноги на пол. Поправляю шорты. Тянусь за костылями. Поднимаюсь. Ковыляю по направлению к распахнутому окну, за которым громко стрекочут неуёмные цикады.

— Можно озвучу своё предположение? — произносит Вебер спустя несколько минут.

Хмыкаю.

— И какое оправдание для неё на этот раз?

— Я постоянно думаю о том, что должна была остановить тебя. Нельзя было отпускать на дорогу в том состоянии.

— Ты меня не остановила бы. Никто в тот вечер не остановил бы… — заявляю с полной уверенностью.

— Что если Тата винит себя в произошедшем? Винит в том, что ты попал в аварию из-за неё?

— Бред. Поехать за ней было МОИМ решением. Всё остальное — лишь неудачное стечение обстоятельств.

— Ты чуть не погиб… — её голос дрожит.

— Ну не погиб же. Значит, пока ещё зачем-то здесь нужен.

— Конечно нужен. Своим родителям, семье, друзьям.

— Ага, всем, кроме неё, — усмехаюсь. Не получается удержаться от ядовитого комментария. — Хотя разве было когда-то иначе? Как там говорят? Один любит, второй позволяет?

Слышу, как подходит. Боковым зрением вижу, что становится у стены.

— Мне кажется, у неё тоже были к тебе чувства.

— А мне кажется, ты опять её защищаешь, — стискиваю челюсти до хруста.

— Нет, не защищаю.

— Она говорила с тобой обо мне? — в лоб спрашиваю.

— О чём конкретно речь? — хмурится.

— О её чувствах. Хотя бы раз она признавалась тебе в том, что испытывает ко мне нечто больше, чем дружескую привязанность? Честно отвечай! — чеканю жёстко.

— Нет.

— Что и требовалось доказать, — киваю, сглатывая колючий ком, вставший в глотке.

— Делиться своими переживаниями с посторонними — не про Джугели.

— С посторонними? Ты была её подругой.

— Мы были близки ровно настолько, насколько она позволяла.

— Ну да.

— Напомню тебе о том, что там совершенно другой менталитет и воспитание. Сплошные запреты. Отец-тиран. Жених ещё этот.

— Я со всеми был готов бороться. Придумал план. Предлагал ей сбежать, — вскрываю карты, как есть. — Уехать. Пожениться.

— Вам ведь всего восемнадцать… — качает головой.

— И что? Причём тут возраст?

— Ты говоришь про очень серьёзный шаг.

— Когда люди любят друг друга, они готовы его сделать. Разве нет?

— Не всегда. Есть ведь разного рода обстоятельства…

— Это всё отговорки, Илон! — раздражённо цокаю языком. — Давай честно. Будь ты на её месте, как поступила бы?

Меняется в лице.

Выжидающе терзаю её взглядом, требующим ответа.

— Глупый вопрос, Марсель. Я не на её месте, — отрезает сухо и атмосфера между нами как-то накаляется.

— Извини. И правда ерунду ляпнул. Да неважно уже всё это в общем-то, — отворачиваюсь к окну. Тянусь, снимаю спелый абрикос с ветки и протягиваю ей. — В гробу я видал эти задушевные беседы. Пошли досматривать фильм.

На неделе ко мне в больницу заглядывают обиженные пацаны.

Так уж водится, если между нами есть какие-то непонятки, мы их стараемся в скором времени разрулить, чтобы не обострять.

— Офигенская песня, — слышу голос Паши за спиной и, нахмурившись, перестаю играть.

— Новая? Мне зашла. Как-то по-другому звучит, не в нашем стиле, но зачётно.

Кладу гитару на постель.

— Зайти-то можно или хренова царевна опять не в настроении? — интересуется Ромасенко с порога, облокотившись о стену.

— Здорово.

— Здоровее видали, — возвращает он мне мою же реплику.

Усмехаюсь.

Пять баллов.

В моём случае прям рабочий подкол.

— Мы тут подумали и решили простить тебе твоё скотское поведение, — снисходительно продолжает Макс.

— Ага. Пришли навестить тебя, Абрамыч, — подключается Горький. — Филатова пирожков напекла, — ставит передо мной пакет. — Наказала передать. В целости и сохранности. Но по дороге… С этим возникли небольшие проблемы.

— Половину мы вычли в счёт твоего косяка, — деловито сообщает Ромасенко. — Скажи спасибо, что ваще донесли.

— Спасибо, — раскрываю пакет.

— Не благодарите. Жрите молча.

— Чё как дела вообще? — Паша забирает с тумбы апельсин.

Видеть уже не могу этот источник витамина С. До тошноты.

— Да какие дела… Осточертело торчать в четырёх стенах, — признаюсь, вгрызаясь зубами в мягкое тесто.

— Лафа же. Сиди себе в комп рубись, видосы смотри, дрыхни, желудок набивай. Вон у тебя тут всё, что хочешь, — лезет в матушкины кастрюли. — О, котлетосы. Меня ждали, по ходу, — закидывает одну в рот практически целиком.

— Есть хорошие новости, бро. Мы видели щас твоего батю, — Горький переворачивает стул спинкой вперёд и садится. — Он с Айболитом перетирает возможность твоей выписки.

Аж жевать перестаю.

— Пытается договориться о том, чтобы тебя разрешили забрать домой.

— Наконец-то!

Я уж было думал, что этот день никогда не наступит.

— Только это… Ты типа не в курсе. Да и вообще, пока особо не радуйся. Вдруг не срастётся.

— Срастётся. Ян Игорич порешает, — уверенно заявляет Ромас, отправляя очередную котлету в желудок.

— Дэн заходил вчера?

— Да.

Друг-самбист уезжает сегодня на сборы в Дагестан. Там же будут проходить соревнования.

— Будем болеть за нашего Рембо.

— А с универом что?

— Сочинский государственный университет. Факультет физкультуры и спорта.

Круто чё.

— Филя тоже туда поступила, прикинь?

— Куда? На физкультуру? — скептически выгибаю бровь.

Наша грудастая староста и спорт — так себе тандем. Для неё физкультура была самым сложным предметом в школе.

— Да не, ты чё, — хохотнув, качает головой Паша. — Она у нас будущий педагог.

— Во дура, — Макс, вздыхая, изображает мэм рука-лицо.

— Это Филатова. Чё вы от неё ожидали?

— Она же ЕГЭ сдала на девяносто и выше. Я думал, в Москву поступать поедет, — пожимаю плечом.

— Да ты чё, какая Москва? Бабка-фюрер её в Сочи еле отпустила.

— Боится, что Аполинарию испортит студенческая жизнь.

— Как бы наш Рембо её в этом самом универе не испортил, — скалится Ромасенко. — У них там явно чё-то произошло в ночь на выпускной.

— Да нет. Это же Филатова.

— Засосал он её по-любому, отвечаю! Тискались в море, провожал до дома.

— У тебя просто богатая фантазия. Он её столкнул с пирса в воду.

— А, кстати, прикол, там же в СГУ Мозгалин будет учиться. Они с матушкой переезжают.

— Вот это охренеть компания задротов у Свободного вырисовывается.

— Там ещё футболист наш Петров, по-моему.

— Матешу пересдал?

— Ага. Все пересдали во втором потоке.

— Чё по остальным? Кто куда?

— Петросян в Новороссийск едет вроде. Отмочил тоже. Его предки на судью выучить решили.

— Прям вижу эти заседания.

— Камеди клаб, мать твою.

Ржём.

— Ковалёва в Москву к тётке улетела. Планы там наполеоновские. Кастинги. Конкурсы красоты. Моделингом хочет заниматься…

— Моделингом, — фыркает Макс. — Знаем мы, куда она подастся со своими навыками.

— Сказала и в телеке её увидим, и в кино…

— Ага, восемнадцать плюс.

— Котов с Вепренцевой куда двинули?

— Загадка. Наши птенчики доки забрали и свинтили в неизвестном направлении.

Вот пожалуйста, пример. Не побоялись же. Вместе уехали наперекор родителям. Респект.

— Чиж и Зайцева в местную шарагу пойдут.

— Женьку хотели в Питер отправить, но она упёрлась рогом. Такую истерику предкам дома закатила… С угрозами расправы над собой.

— Это из-за физрука, что ли?

— Ну да. Всё не теряет надежды.

— А ты куда подал документы в итоге?

— По лайту. Туда же. В наш местный лапшак.

Удивлённо на него таращусь.

— Да не смотри ты так. Я деда не могу бросить.

Киваю.

— По поводу Вебер в курсе?

— Ты про что?