И тысячу лет спустя. Трэлл (СИ) - Максимова Ксения - Страница 10

— Он действительно был здесь, но не семнадцать лет… — закончила шепотом Мирослава очевидную вещь и отвела глаза, пытаясь переварить услышанное. — Это удивительно. Но откуда он знал, куда плыть?

— В Ладоге уже бывали норманны. Еще до Рёрика. Говорят, там даже бывал сам Рагнар. Впрочем, место популярное, сами знаете. Торговля, серебро, рабы. Датчане сами часто торговали именно там с арабами и евреями. Кто его все-таки пригласил? Или он приехал сам? На это у меня нет ответа. Быть может, однажды узнать его удастся вам самой…

— Просто потрясающе! У меня были об этом догадки, но никогда не хватало источников! Где ты это прочла?

— У меня свои источники, — Марина пожала плечами, сделала серьезное лицо, а затем улыбнулась. — Шучу, конечно. Доводилось очень много читать. Например, Холлмана.

— Холлмана и я читала, — вздохнула Мирослава. — Но на любую подобную теорию найдется свое опровержение. Этого мало.

— Земли здесь плодородные, как я и сказала. А Новгород — еще та золотая жила, место, через которое проходили лучшие и самые богатые купцы и торговцы, — продолжала Марина, осматривая палату. — Самое то для данов, которые временно не могут воевать. Хотя викинг — не викинг, если сможет прожить, не проливая кровь, хотя бы год. Вы и сами догадаетесь, что было после. Кто устоит перед плодородной и богатой дарами землей, люди которой сами-то враждуют между собой? Вы ведь пишете книгу, верно? — она кивнула в сторону открытого ноутбука.

— Да, но…

Мирослава сощурилась и посмотрела на Марину еще внимательнее, чем прежде. Осведомленность студентки о ее личной жизни пугала. Больничная кровать вдруг стала неудобной, и Мира заерзала на месте.

— Не пугайтесь. Просто в новостях было сказано, что жена Александра Новикова — писательница.

— А… как обычно.

— Марна вовсе не сестра варяжского князя. И вы правда хотите убить Райана?

Ком подкатил к горлу. Мирослава почувствовала, как начинает нервничать.

— Это все еще наркоз и мне кажется? — она нервно посмеялась.

Она осторожно закрыла ноутбук, который лежал рядом.

— Скажи, пожалуйста… Ты из издательства?

Мирослава вдруг вспомнила о подруге по имени Анна, о которой говорил редактор.

— Как тебя зовут?

— Марина… Нет, — тихо ответила девушка, будто не замечала того, как Мирослава выходит из себя. — Если вы вернетесь туда, где нашли эту монету, то все поймете.

— Объясни по-человечески! — Мирослава перешла на тон выше, но все еще была вежлива. — Голова идет кругом, я…

— Я знаю, — голос Марины вдруг стал сочувствующим, она сдвинула брови. — Вы не должны винить себя в том, что случилось. Я уверена, однажды, когда придет время, вы станете прекрасной мамой. И сможете все исправить.

— Исправить?.. Или это какой-то розыгрыш моего мужа, чтобы меня проучить?.. Что происходит? — Мирослава рассмеялась, но ей было вовсе не смешно, скорее, неловко и страшно.

Она встала с кровати, пьяной походкой подошла к двери и открыла ее.

— Марина, спасибо за то, что вернула монету. Теперь уходи, пожалуйста. Это, правда, все странно. Спасибо за цветы и дирхам. Прости, я, кажется… Мне стало плохо, и мне нужен отдых.

Она указала рукой в коридор.

— Говорят, когда у женщин случается выкидыш, их дети просто уходят к другим родителям или выбирают другое время, чтобы родиться, — Марина в последний раз взглянула на Мирославу, нежно улыбнулась, будто была ее давней подругой, и послушно вышла в коридор.

Мирослава закрыла дверь и поднесла руки к лицу. Их била мелкая дрожь. Она набрала мужа, но номер был недоступен. В голове крутились слова девушки и ее несвязный, как показалось Мирославе, бред. Она опустилась на колени, прижалась спиной к стене и беззвучно заплакала. Слезы текли сами по себе, а Мирослава только с презрением их утирала. По ту сторону стены плакала и Марина, снимая платок с головы и вытаскивая из носа золотое колечко. И как она могла о нем забыть? Или все же где-то внутри хотела, чтобы Мирослава ее вспомнила?

день исчезновения

Если бы она не чувствовала мучительной боли в легких, если бы ей не казалось, что ее ребра ломают, она бы думала, что всего лишь засыпает от наркоза. Она пыталась дотянуться рукой до Бруни, чтобы отстегнуть поводок от ошейника, но пальцы уже не слушались. Последнее, о чем она подумала — почему вдруг вода остановилась и почему ее злые волны проходят мимо, не утягивая за собой дальше под лед? Последнее, что она видела, перед тем как отключиться, — это яркий золотой свет, вдруг осветивший черную воду. Она смогла разглядеть своего пса, лед над головой и людей, суетно ходивших по нему. И откуда им было взяться?

Но то было не солнце. То был свет неестественный, неприродный, слишком яркий, и у него не было единого источника. Казалось, вся вода подо льдом вдруг начала равномерно светиться и нагреваться, будто в ней поселилась стая светлячков. «Вот и все», — подумала она, и ее глаза закрылись.

Двое мужчин с легкостью вытащили тела из воды, словно это были крупные рыбешки, попавшиеся на удочку. Мира пробыла подо льдом меньше минуты, но эта минута показалась ей вечностью. Мужчины сняли с нее мокрое пальто и сапоги, с любопытством их рассматривая, будто никогда прежде не видели обуви. К проруби подбежал еще десяток крепких мужчин и плотных женщин. Они небрежно и по-варварски отрезали поводок от ошейника, чтобы отпустить пса, так и не разобравшись, как работает застежка. Женщины раздели Мирославу до нижнего белья, с удивлением и осторожностью пощупав его пальцами, завернули в сухое покрывало и положили на сани рядом с собакой.

— Чьто зверь сь? — одна из женщин махнула рукой в сторону пса. — Чи ли вълкъ?

Мирослава открыла глаза. Впереди нехотя шла кобыла и тащила за собой сани. Три женщины, закутанные в шали, с любопытством нависали над ее лицом. Они что-то спрашивали, кричали, бранились между собой, но Мира не понимала слов и не различала звуков. Тело ныло, пальцы не слушались. Она могла лишь смотреть в одну точку, тяжело дышать и видеть, как изо рта идет густой пар и в воздухе становится почти льдом. Когда стало так холодно? И почему этого холода она совсем не чувствует? Бруни лежал рядом не двигаясь. Она не знала, жив он или мертв. Впрочем, она не знала, жива ли она сама. Мирослава снова провалилась в темноту.

Ее уложили в хорошо натопленной земляной избе, накрыли медвежьей шкурой и до красноты натерли тело настойкой из душистых трав и браги. Местные дети с любопытством рассматривали ее лицо, трогали руки, тянули за волосы. Она казалась им какой-то ненастоящей, непохожей на них, слишком красивой и одновременно пугающей. Некоторые из поселения уже выдвинули мысль о том, что они спасли ведьму или русалку-утопленницу. Другие клялись, что спасенная ими девушка — настоящая Лада, богиня любви, красоты и семейного очага, ведь спасли они ее под самое тридцатое марта, в день, когда словене вспоминали Ладу и подносили ей подарки и жертвоприношения. И только третьи просили ждать ее пробуждения, чтобы узнать правду.

Одна из старух внимательно изучала вещи, снятые с Мирославы. Она вертела в руках ее наручные часы на кожаном ремешке, а затем, увидев себя в их отражении, от испуга выронила их на пол и разбила. Другая женщина рассматривала ее необычно огненные волосы. Она обратилась к соседкам на своем языке:

— Волосы, точно солнце, боюсь, как бы не обжечься!

— Неужто это сама богиня Лада, маменька? — заговорил ее младший сын.

— А батька говорит, что это русалка и лучше бы ее обратно в воду вернуть, пока ночь не пришла! — перечила ему его старшая сестра.

Высокий, широкоплечий, бородатый мужчина отворил дверь в избу и вошел внутрь уверенным шагом. На его руках лежала собака. Женщины звали его Глебом.

— Глупые бабы, — он опустил собаку на деревянный пол. — Не приходило ли вам в голову, что это просто женщина, которая утонула?