Бывший 2. Роди мне сына (СИ) - Коваль Лина - Страница 30

— Андрей, — возмущенно бью его по руке.

Вопреки кощунственности этой шутки, я все равно смеюсь. Тем самым расслабляюсь и перестаю думать о случившемся, как о чем-то серьезном.

В конце концов, что может произойти с Адрианом? Вот он лежит, за спиной. Большой, твердый и горячий. Живой. Живее всех живых. Его тяжелый пах дыру в моей ягодице пробил.

— К тому же ты сама сказала, что УЗИ не ошибается и мы ждем девочку.

— А ты говорил, что это какая-то ошибка, — выговариваю с обидой, закусывая губу.

— Нашла кого слушать. Никуда я не уйду, Вера, — вдруг становится он серьезным. — Не уйду, не уеду, не умру. Привыкай к этой мысли. Я буду рядом. Всегда.

Всегда…

Адриан ещё долго шепчет мне на ухо слова поддержки и обещания, которые разливаются внутри благодатным потоком и наполняют сердце спокойствием. А ласковые движения его ладони только усиливают этот эффект образующегося вокруг меня безопасного кокона.

В порыве чувств поворачиваю голову и, кажется, что грек только этого и ждал. Его шепчущие губы тут же захватывают мой рот и крепко целуют. Не давят, не доминируют. Обволакивают и дают такую необходимую сейчас поддержку.

А я… не понимаю…

Не понимаю, что дальше…

И на помощь мне приходит… наша дочь, которая бьёт ровно в ладонь своему отцу.

— Чувствуешь? — шепчу Андрею в губы.

Он улыбается, ловит ещё один толчок и нежно целует мой лоб.

— Это потому что ты вовремя не поела… Мы проспали завтрак, Вера.

Глава 33.

— И что ты сделала? — усмехается Адриан, продолжая легкими касаниями поглаживать мою вытянутую руку.

— Пришлось перепрыгнуть через забор…

— Ненормальная, — цедит он сквозь зубы, но его движения всё такие же плавные.

Значит, не злится.

— Мне просто необходимо было это интервью, — беззаботно пожимаю плечами. — Хотя сейчас понимаю — швы на моей пятой точке — слишком высокая плата за того политика.

— Швы…

— Ну да, ты ведь видел, — ерзая на стуле той самой задницей, напоминаю.

— Я в шоке, Вера. Думал, ты в детстве на горке неудачно прокатилась.

— Нет, в детстве я не была такой шебутной.

— Шебутной?

— Ну да, — закатываю глаза. — Это синоним «непослушности».

— Ясно.

Адриан задумчиво качает головой и подносит мою руку к лицу. Нежно прикладывает к губам и целует.

Он весь день этим занимается — выводит из равновесия с помощью прикосновений, а ещё легких, как перышко, поцелуев и крепких, как Великая Китайская стена, объятий.

Пожалуй, самый запоминающийся момент за сегодня — то, как мы любовались закатом. Вместе. Адриан обнимал меня сзади, бережно прислонив к своей груди, и снова рассказывал про детство, про Грецию, про обычаи своего народа и то, как они на протяжении многих веков им следуют.

Мужские руки, обнимающие меня, и губы, шепчущие слова ласковым тоном — это вообще не то, на что я рассчитывала в этом вынужденном отпуске. Отсюда чувствую себя немного обескуражено.

А вернее, совсем растерянно.

— И когда в тебе выросла эта «непослушность», Вера? — вздыхает Адриан, окидывая взглядом стол на нашей кухне.

Мы слишком устали на прогулке, чтобы ждать очередь в забитом людьми ресторане, поэтому заказали еду и пришли ужинать домой.

Удивительно, но здесь — под неустанным контролем Макриса — я впервые за долгое время почувствовала себя дома. Видимо, так действительно бывает. Ты много трудишься в своем городе, но в какой-то момент, понимаешь, что чужая. А потом прилетаешь в гости, и душу щемит ощущение сопричастности и родственности, что ли.

— Не знаю, Андрей, — задумчиво произношу. — Наверное, когда поняла, что я сама за себя. И надеяться не на кого.

— У тебя был отец.

— Был…

— Потом был я.

— Был…

Прикусываю язык, чтобы не наговорить лишнего.

— Хочешь моё мнение? — спрашивает он предусмотрительно, и я легко и непринужденно смеюсь.

Что это, как не компромисс от Адриана Макриса? Он наконец-то не лепит свою шовинистическую правду-матку мне в лицо, а спрашивает, хочу ли я её услышать.

— Чувствую, что оно мне не понравится, но давай уж, — отвечаю, поглаживая животик.

Не знаю, каких именно размеров будет наша дочь, но есть ощущение, что я с каждым часом прибавляю по сто грамм. Это ощущение обостряется тем, что мы оказались в курортном городе и повсюду нас с Андреем окружают хорошенькие женщины. С красивыми, ухоженными лицами, стройными фигурами. Манкие, тонкие. Я и сама была такой. Именно подобной этим девушкам я и была, когда Адриан, как он говорит, в меня влюбился.

Страшно признаться, но я впервые в жизни настолько комплексую. И лишние сантиметры на талии, и появившиеся растяжки на бедрах, и отекающие к вечеру ноги — всё это не придаёт мне уверенности.

— Вы, русские дамы, вообще не умеете брать, — с тяжелым вздохом произносит он.

— А что же мы умееем?

— Давать. Давать вы умеете, как никто.

— И многие русские женщины тебе «давали»? — сама не ожидая, с неприкрытой обидой выговариваю.

Андрей смеется.

— Не опошляй, девочка моя. Ты ведь поняла.

Греюсь в лучах его нежности. Давно забытой, между прочим.

— Я не о сексе, — продолжает. — А вообще, о вашем жизненном укладе и роли женщины в семье. Часто ведь она ключевая.

— Что в этом плохого?

— То, что из этого ролевой модели в семьях вырастают бойцы, а не женщины. А бойцы созданы для того, чтобы воевать. Как правило, с мужчинами.

Деликатно молчу, стараясь не вступать в полемику, но Адриан не унимается.

— Почему за полгода совместной жизни ты не рассказала мне, в какой ситуации ты находишься? Про маму? Про отца?

— Нет. Ответа на твой вопрос у меня нет, — зевая выговариваю. — И я хочу спать.

Вернее, ответ есть, но я тебе его не скажу.

— Ты просто хотела быть самостоятельной. Независимой.

— Возможно, Андрей. И у меня получалось.

— Любой успешный бизнесмен со мной согласится — глупо отказываться от имеющихся ресурсов в угоду того, чтобы пощекотать своё внутреннее величие. Я мог тебе помочь, но ты хотела «сама».

Наш «тупиковый» разговор прерывает звук его мобильного телефона и пока Адриан короткими ответами реагирует на речь собеседника, я рассматриваю свою ладонь в его огромной руке.

Спать с ним всю прошлую ночь оказалось несусветной глупостью только лишь потому, что я больше не хочу отправляться в постель одна. Никогда.

Когда Адриан заканчивает разговор, я не сразу вижу изменения на его лице, но вздрагиваю от резкого голоса:

— Скажи мне, пожалуйста, ты кому-нибудь рассказывала, где мы? Кроме Соболевых.

Сужаю взгляд, потому что он снова чужим становится. Разъяренным, с бешеными глазами и сжатыми кулаками.

— Я? — судорожно пытаюсь хоть что-то вспомнить.

Эмоциональная разница в поведении Адриана такая поразительная, что я неожиданно впадаю в ступор.

— Только редактору, — внутри всё холодеет. — Ире. Они ведь встречаются со Степа…

Обрываю свою речь на полуслове, потому что Адриан с резким стуком ставит на стол стакан с водой и смачно матерится по-гречески.

— Что случилось? — дрожу.

Он меня пугает. Ненамеренно, но всё же.

— Я просил тебя. Никому. Вера… — качает он головой пораженно.

— Я…

Черт.

Действительно, просил. Но я была так счастлива.

— Я не подумала, Андрей, — виновато тру переносицу. — Прости.

— Не подумала? — срывается он с места и начинает ходить из угла в угол.

— Забылась, — киваю. — Сказала это на автомате. Я что, должна все помнить? И поверить не могу, что Ирина…

Взгляд его глаз такой обвиняющий, что замолкаю.

— Тебе не надо было думать. Я говорю — ты выполняешь. Какие тут могут быть варианты? — он разводит руками.

— Знаешь, что? — тоже вскакиваю. Голова кружится, так стремительно я это делаю. — Вот только не нужно разговаривать со мной в таком тоне. Не забывай в каком я положении. Я не помню, что ела сегодня на завтрак. И Ире тоже рассказала всё на эмоциях. Слишком радовалась.