Бывший 2. Роди мне сына (СИ) - Коваль Лина - Страница 23

В голову приходит только Вознесенский.

— Поедем? — обеспокоенно спрашивает Адриан, возвращаясь в кабинет.

Внимательно разглядывает меня сверху. Тоже нервно дышит так, что ноздри раздуваются.

— Ты что-то бледная? — он нахмуривается. — Неужели всё видела?

Озадаченно потирает подбородок.

Еле заметно киваю, а он по-гречески ругается сквозь зубы.

— Вера, это просто чья-то глупая шутка. Не стоит расстраиваться, дорогая, — убаюкивающе проговаривает, мягко поднимая меня за руки. — Сейчас поедем домой.

Сначала слушаю, но понимаю, что его речь удаляется всё дальше. Пытаюсь её поймать, выбраться, но не получается.

Мгновенная слабость поражает колени, картинка перед глазами видится мутной, а между ног мгновенно становится сыро. И это до такой степени меня пугает, что я еле слышно вскрикиваю и проваливаюсь в темноту…

Глава 26.

— Знаешь несмотря на моё внутреннее убеждение, что у меня уже никогда не будет детей, я полюбила нашего ребенка в первую же секунду, как узнала, что он там… внутри, — сквозь слезы выговариваю.

Устало веду плечом и рассматриваю люстру под потолком.

Слабо морщусь, кожу на руке покалывает от только что установленного в вену катетера, через который поступает препарат, назначенный Артуром Ашотовичем.

Адриан приподнимается в кресле и задумчиво упирает локти в колени. Смотрит на меня понимающе.

— А как ты узнала? — спрашивает, поглядывая на часы.

Мы приехали в клинику, в которой я наблюдаюсь, не дожидаясь скорой помощи.

Здесь меня сразу переодели в специальную голубую сорочку, завязывающуюся на спине, а затем вызвали с дежурства моего лечащего врача. Он провел наружный осмотр и назначил капельницу, нас отправили в эту уютную палату.

В ближайшее время должен освободиться кабинет УЗИ и будет всё более-менее ясно. А пока я дико переживаю, что с ребенком что-то не так.

Отвожу взгляд в сторону окна, за которым становится всё пасмурнее и вспоминаю:

— Сделала тест, конечно. Была задержка, и я как-то сразу поняла… Обрадовалась.

Свободной рукой вытираю горячие слезы.

Я ведь и правда старалась быть осторожнее. Не нагружала себя, не ходила на каблуках, не поднимала тяжести. Ну почему всё так?..

— Вера, надо как-то взять себя в руки и перестать рыдать, — качает головой Адриан. — Слезами телу не поможешь или как там у вас говорят?

— Делу, — поправляю, даже не рассмеявшись.

— Ты делаешь только хуже вам обоим…

— Кровотечение на таком сроке, Адриан. Куда уж хуже?

Он тяжело вздыхает, поднимается с места. Закинув руки в карманы брюк, спокойным шагом проходит по палате туда-обратно.

— Не мельтеши, пожалуйста, — нервничаю.

Макрис замирает на месте. Потирает щетину на подбородке и приближается к кровати, на которую меня определили. Аккуратно сдвинув простыню, усаживается рядом.

— Не возражаешь? — смотрит мне в глаза.

— Не-ет, — выдыхаю. — Спасибо, что поддерживаешь. Ты ведь не обязан…

Замолкаю, потому что он сужает задумчивый взгляд. Прикрываю глаза, когда моего влажного лба касается тяжелая, холодная ладонь. Ласка мимолетная. Адриан всего лишь убирает прядь волос за ухо, но я отчего-то млею.

Медленно захватываю носом воздух в легкие и потихоньку выдыхаю. Так, снова и снова пытаюсь выровнять пульс. Надо успокоиться, как-то настроить себя…

Вот только как это сделать, когда страх то и дело сковывает душу?..

Чувствую легкое шевеление рядом. Мужская ладонь накрывает мой живот, прикрытый сорочкой и тонкой простынёю. Вздрагиваю от неожиданности и каменею.

Это как-то… слишком, что ли.

— Нашему ребенку суждено родиться на свет, Вера, — слышу ровный, уверенный голос над собой. Закусываю губу от приятного тепла, растекающегося по венам вместе с лекарством. — Поэтому перестань лить слезы и слушайся, пожалуйста, врачей. Не вредничай. Мне придется оставить тебя здесь сегодня.

— Угу, — соглашаюсь.

— Всё будет хорошо…

Словно аксиому произносит. Как всегда самоуверенный, невозмутимый грек!..

Приоткрыв веки, осматриваю сосредоточенное лицо Адриана: высокий лоб, искрящиеся глаза, чуть приоткрытые губы.

Отворачиваюсь к стене.

— Откуда ты знаешь? Что все будет хорошо? — выговариваю с обидой и по-детски шмыгаю носом.

Каждая сильная женщина мечтает хотя бы на секунду оказаться маленькой девочкой, поверить в чудо.

Довериться своему мужчине…

Макрис мне эту возможность сейчас предоставляет, даже не являясь этим самым… моим мужчиной. Он долго гладит меня по голове, а потом начинает тихо вещать:

— Знаешь, был такой царь Акрисий…

— Боже, — улыбаясь. — Ты решил рассказывать мне греческие сказки?

— Это миф, — усмехается Адриан, продолжая поглаживать выступающий животик. — Акрисию было суждено умереть от рук собственного внука, поэтому ему пришлось заточить свою дочь Данаю в подземную темницу, стены и потолок которой были целиком вылиты из меди. Конечно, он всё это сделал затем, чтобы туда никогда не проник ни один мужчина. Но Даная была так прекрасна, что влюбился в неё сам Зевс…

— Слышала, он был ещё тот ловелас, — шепчу.

— Не без этого, — кивает Макрис. — Так вот… пришлось Зевсу превратиться в золотой дождь и проникнуть к Данае сквозь щель в потолке.

— Золотой дождь? — с отвращением морщусь. — Мало того что ваш хвалёный Зевс был слаб на передок, он ещё и извращенцем был?

Адриан раскатисто смеется.

— Как и все боги в то время, Вера.

Протягиваю ладонь к животу, и по привычке размещаю ей чуть выше пупка, но кое-кто расценивает жест по-своему, поэтому накрывает мою руку своей.

— И что было дальше? — будто бы не обращаю внимание на прикосновение.

— Родился у Данаи сын. Персеем назвали. Видишь, если суждено — даже темницы не помогут.

Адриан сжимает и чуть поглаживает пальцы. В моей голове сквозной ветер колышется.

— Я, кажется, вспомнила, — невозмутимо произношу. — Не этот ли Персей потом всё-таки прикончил деда на каких-то играх? Он пустил железный диск и попал в толпу, именно в царя?..

— Всё верно, — кивает и хрипло соглашается Адриан. — Видишь, ты всё знаешь, Вера.

Моё только успокоившееся дыхание снова становится трудным, но теперь уже по другой причине.

— Что ты делаешь? — спрашиваю, наблюдая, как он надо мной склоняется.

Судорожно брожу глазами по широким плечам и вырезу на черной рубашке.

— Пытаюсь тебя отвлечь, Вера.

Он что, целовать меня собрался?..

Когда между моими губами и ртом Адриана создается расстояние в десять сантиметров, в палату неожиданно заглядывает медсестра.

— Извините, — смущается. — Вас попросили доставить в кабинет УЗИ.

— Конечно, — чуть улыбаюсь.

Исследование проходит довольно быстро. Врач водит по животу датчиком, проверяет развитие ребенка и в итоге делает вывод, что кровотечение и тянущие боли обусловлены низкой плацентацией — явлением довольно частым на данном сроке.

Вернувшись в палату вместе со мной, тоже самое Артур Ашотович пересказывает Адриану. Макрис внимательно слушает, задает уточняющие вопросы, касающиеся моего пребывания здесь и после того, как врач отправляется на вечерний обход, отдаляется к окну.

— Как я рада, что все хорошо, — умиротворенно произношу, разглядывая его спину и затылок.

— Подлечишься и тогда будет точно, как я сказал.

— Спасибо, — ещё раз благодарю.

Замечаю, как Адриан напрягается.

— Как ты думаешь, чей это «привет», Вера? — его тон становится серьёзным.

— Не знаю, — глядя в потолок, пытаюсь вспомнить последнюю неделю.

Так много событий.

Гендер пати, потом день рождения Хлои, встреча с греческой диаспорой в качестве спутницу Адриана, теперь вот больница.

На ближайшие две недели я прикована к кровати. Последнее, о чем могу сейчас размышлять — о работе и о той загадочной коробке со страшным содержимым.

— Подумай, Вера, — оборачивается Адриан. — Хорошо подумай. Пожалуйста.